Я становлюсь краснее чертовой клубники. Разумеется, это я. Такого снимка, кажется, я и сама ни разу не видела. Мутная линия деревьев на заднем плане мигом дает ориентир. Мне исполнилось восемь, когда родители посадили рядами эти деревца с западной стороны участка. Бизнес тогда шел в гору, отсюда и гордые улыбки на лицах отца и матери. Я не стыжусь своих родителей, но их занятие неизменно забавляет тех, кто вырос в городе. Большинство беловоротничковых ослов, вроде Джошуа, находят это таким причудливым и милым. Они представляют членов моего семейства этаким простым людом, деревенщинами, живущими на склоне поросшего виноградом холма. Такие, как Джошуа, убеждены, что клубника производится в магазинах, упакованной в пластиковые коробочки.

На этой фотографии я распласталась у ног родителей, как новорожденный жеребенок. На мне старый, заношенный, короткий комбинезон, а темные курчавые волосы разметались, как каракули по листу. Лямка сшитого из лоскутков рюкзачка для походов в библиотеку обхватывает тело. Нет сомнений, он набит изданиями из серии «Нянины посиделки» и старомодными книжками с историями про лошадей. Одну руку я запустила в куст клубники, а другая полна ягод. Я пышу здоровьем от солнца и, вероятно, переизбытка витамина С. Возможно, потому я и выросла такой маленькой. Это приостановило рост.

– Знаешь, она очень похожа на тебя. Может, мне стоит отправить ссылку на общую почту «Б и Г» и попросить всех угадать, кто эта маленькая девочка? – Джошуа заметно содрогается от внутреннего смеха.

– Я убью тебя!

На этом снимке я выгляжу настоящей дикаркой. Глаза у меня светлее неба, я щурюсь от солнца и широко улыбаюсь. Та же улыбка появляется у меня на лице всю жизнь. Начинаю ощущать спазм в горле и жжение в носовых пазухах.

Смотрю на своих родителей. Оба они такие молодые. Спина у отца на этом снимке прямая, но каждый раз, как я приезжаю домой, она все больше сгибается. Бросаю быстрый взгляд на Джошуа. Он, кажется, больше не давится смехом. Глаза начинает пощипывать от слез, я не успеваю остановить их и подумать о том, где нахожусь и кто сидит напротив меня.

Джошуа медленно поворачивает экран компьютера на место, неспешно закрывает браузер. Типичный мужчина – чувствует неловкость при виде женских слез. Я отворачиваюсь, смотрю в потолок, стараясь заставить соленые капли утечь обратно, туда, откуда они выкатились.

– Но разговор был обо мне. Что мне сделать, чтобы быть больше похожим на тебя? – Со стороны могло показаться, что он говорит почти по-доброму.

– Ты можешь попытаться не быть такой ослиной задницей, – шепотом произношу я и в потолочном отражении вижу, как лоб Джошуа начинает морщиться.

О боже! Он озабочен.

В сцену одновременно вмешиваются наши компьютеры: звенит напоминание об общем собрании через пятнадцать минут. Я приглаживаю брови, поправляю помаду, используя стену в качестве зеркала. С трудом скручиваю волосы в низкий узел, для чего стягиваю резинку с запястья. Сминаю в комочек бумажную салфетку и прижимаю ее к уголку каждого глаза.

Невыраженная тоска по дому продолжает клокотать в груди. Одиночка. Открывая глаза, вижу, что Джошуа стоит и наверняка видит мое отражение. В руке у него карандаш.

– Что?! – рявкаю я на него.

Он выиграл. Заставил меня плакать. Я встаю и беру в руку папку. Он тоже, и мы беспрепятственно переходим к игре «Зеркало». Оба дважды тихо стучим в дверь своего босса.

«Войдите», – одновременно приглашают нас.

Хелен, сдвинув брови, смотрит в экран компьютера. Она больше привыкла печатать на машинке. Раньше, пока мы не переехали сюда, она пользовалась ею, и я любила слушать ритмичные удары клавиш, доносившиеся из ее кабинета. Теперь машинка стоит в одном из шкафов. Хелен боится насмешек Толстого Коротышки Дика.

– Привет. У нас общее собрание через пятнадцать минут, помнишь? Внизу, в главном зале совещаний.

Она тяжело вздыхает и поднимает на меня глаза. Они большие, темные, выразительные, ресницы – рядком, отдельно одна от другой под аккуратными бровями. Не могу приметить на ее лице ни следа макияжа, кроме розовой помады.

Хелен переехала сюда из Франции с родителями, когда ей было пятнадцать, и хотя теперь ей уже немного за пятьдесят, в ее речи сохраняются нотки урчания.

Своей элегантности Хелен не замечает, что делает ее еще более изящной.

Она носит короткую, аккуратную стрижку. Коротко обрезанные ногти всегда покрашены кремово-розовым лаком. Всю одежду она покупает в Париже, прежде чем ехать навещать престарелых родителей в Сент-Этьен. Гладкий шерстяной свитер, надетый на ней сейчас, наверное, стоит дороже, чем три полные продуктовые тележки.

Если вы еще не поняли, она мой идол. Именно из-за нее я перестала густо красить глаза. Я хочу быть ею, когда стану старше.

Любимое слово Хелен – «дорогая».

– Дорогая Люси, – говорит она сейчас, протягивая руку, и я вкладываю в нее папку, – с тобой все в порядке?

– Аллергия. Глаза чешутся.

– Хмм, это нехорошо.

Хелен пробегает глазами повестку дня. К более крупным собраниям мы готовимся серьезнее, но с общими все более-менее ясно, потому что на них большей частью говорят руководители отделов. Директора присутствуют в основном, чтобы продемонстрировать причастность.

– Алану исполнилось пятьдесят?

– Я заказала торт. Мы вынесем его в конце.

– Это хорошо для поддержания духа, – с отсутствующим видом замечает Хелен. Она открывает рот, колеблется. Я слежу за тем, как она пытается подобрать слова. – Бексли и я – мы сделаем объявление на этом собрании. Для тебя оно очень важно. Мы поговорим об этом сразу после.

Живот скручивает. Меня увольняют, это точно.

– Нет, новости хорошие, дорогая.

Общее собрание идет по плану. На таких мероприятиях я не сижу рядом с Хелен, предпочитаю смешаться с другими сотрудниками. Такой у меня способ напомнить им, что я часть команды, однако сдержанность в отношении меня все равно ощущается. Неужели они и впрямь воображают, будто я доношу Хелен, когда у них дело дрянь?

Джошуа восседает сбоку от Толстяка Дика во главе стола. Обоих недолюбливают, и кажется, что они находятся в каком-то невидимом пузыре.

Алан розовеет и явно радуется, когда я приношу торт. Он закостенелый бексливец из недр финансового отдела, это утверждает меня в мысли, что я не зря старалась ради него. Я протянула через изгородь, разделяющую два лагеря, милое предложение о мире, покрытое тонкой корочкой льдистой глазури. Вот как поступаем мы, гаминовцы. В Бексливилле, наверное, дни рождения отмечают, презентуя новые батарейки для калькулятора.

Комната наполнена опоздавшими, которые прислонились к стенам или приткнулись на низких подоконниках. Гул голосов стоит оглушающий в сравнении с мертвенной тишиной десятого этажа.

Джошуа не притронулся к торту, а ему до него – рукой подать. Он не любит перекусы на ходу, он вообще не едок. Я наполняю наш пещеристый кабинет ритмическим хрустом морковки и яблок. Пакетики попкорна и маленькие стаканчики йогурта исчезают в моей бездонной утробе. Каждый день я уничтожаю стайки тартинок со шведского стола, Джошуа же по контрасту со мной поглощает мятные драже. Господи боже мой, он же в два раза крупнее меня! Он не человек.

Присмотревшись к торту, издаю громкий стон. Из всех возможных украшений, которые могли бы использовать в кондитерской… Вы сами догадываетесь.

В совершенстве владеющий искусством читать мысли, Джошуа тянется вперед и берет с торта клубничину. Соскребает с нее глазурь и смотрит на маленький катышек цвета слоновой кости у себя на большом пальце. Что он сделает? Слизнет его? Вытрет палец носовым платком с монограммой? Должно быть, он почувствовал мое заинтересованное внимание, потому что метнул на меня взгляд. Мое лицо вспыхивает, и я отвожу глаза.

Быстро спрашиваю Марджери, как продвигается у ее сына обучение игре на трубе (медленно), а Дена об операции на колене (скоро). Им льстит, что я помню, и они отвечают с улыбками. Полагаю, это правда, что я всегда замечаю, выслушиваю и собираю всякие мелочи. Но не с какой-то скверной целью. А в основном потому, что я одинокий лузер.

Перекидываюсь парой фраз с Кейт по поводу ее внучки (растет) и с Элен – о ремонте на кухне (ночной кошмар). А между тем в голове крутится и крутится: «Можешь сгрызть свое сердце, Джошуа Темплман. Я мила. Я всем нравлюсь. Я часть этой команды. А ты совсем один».

С другой стороны стола, чтобы привлечь мое внимание, мне делает знак Дэнни Флетчер из отдела дизайна обложек.

– Я посмотрел документальный фильм, который ты советовала.

Ворошу память, но ничего не всплывает.

– У-у, хм? Какой?

– Это было пару общих собраний назад. Мы говорили о фильме, который ты посмотрела, – про да Винчи по каналу «История». Я скачал его.

Я много с кем болтаю, исполняя свою роль. И никогда не подозревала, что кто-то к этим разговорам прислушивается. На полях блокнота Дэнни – затейливый рисунок, я пытаюсь краем глаза рассмотреть его.

– Тебе понравилось?

– О да. Он был во многом исключительный человек, правда?

– Не стану спорить. Я-то совсем никчемная – ничего не изобрела.

Дэнни хохочет, открыто и громко. Перевожу взгляд с блокнота на лицо хозяина. Наверное, впервые я посмотрела на него по-настоящему. Отключив кнопку автопилота, я ощущаю под ребрами легкий спазм удивления. Ох! Да он симпатичный.

– Ну бог с ним, ты знаешь, что я скоро ухожу отсюда?

– Нет. Почему? – Маленький пузырек флирта лопается у меня в животе. Игра окончена.

– Мы с одним приятелем разрабатываем новую платформу для самопубликаций. Здесь мне осталось проработать пару недель. Это мое последнее общее собрание.

– Что ж, это утрата. Не для меня. Для «Б и Г». – Пояснение неубедительное, как у влюбленной девочки.

Надо же, не заметить рядом с собой такого милого парня. Он сидел напротив меня. А теперь он уходит. Остается только вздыхать. Самое время приглядеться к Дэнни Флетчеру по-настоящему. Привлекательный, сухощавый, в хорошей форме, с мягкими светлыми кудрями, постриженными очень коротко. Он невысок, это мне подходит. Он из команды Бексли, но не типичный представитель. Манжеты рубашки, хотя она и хрустит, как открытка на день рождения, закатаны. Галстук покрыт тонким рисунком из маленьких ножниц и планшетов с зажимами.

– Симпатичный галстук.

Дэнни смотрит вниз и улыбается:

– Я очень много вырезаю и вставляю.

Смотрю в сторону команды дизайнеров, в основном бексливцев: все они одеты, как распорядители похорон. Мне понятно решение Дэнни уйти из «Б и Г» – это самая унылая команда дизайнеров на планете.

Потом я смотрю на левую руку Дэнни. На пальцах ничего, и он тихонько постукивает ими по столу.

– Ну, если когда-нибудь захочешь поучаствовать в изобретении чего-нибудь новенького, я к твоим услугам. – Он озорно улыбается.

– Ты фрилансишь как изобретатель и к тому же заново изобретаешь самопубликации?

– Именно. – Дэнни явно по душе моя остроумная игра в слова.

Никогда никто не флиртовал со мной на работе. Украдкой гляжу на Джошуа. Он разговаривает с мистером Бексли.

– Будет трудно изобрести что-нибудь такое, до чего еще недодумались японцы.

Дэнни на мгновение задумывается.

– Вроде этих маленьких щеток, которые детям надевают на руки и ноги, когда они ползают?

– Да. А ты видел эти подушки в форме мужского плеча для одиноких женщин?

Подбородок Дэнни угловатый и серебрится от щетины, а губы из тех, что кажутся жесткими, пока человек не заулыбается, что он сейчас и делает, глядя мне прямо в глаза.

– Тебе, конечно, они не нужны, верно? – Он понижает тон, теперь его едва слышно сквозь гомон голосов. Глаза Дэнни искрятся, подзадоривают меня.

– Может быть. – Я делаю горестное лицо.

– Уверен, ты способна найти живого волонтера.

Я пытаюсь вернуть разговор в прежнее русло. К сожалению, выходит так, будто я делаю ему предложение.

– Наверное, будет занятно изобрести что-нибудь вместе.

Хелен собирает свои бумаги и постукивает ими по столу, чтобы собрать в аккуратную стопку. Я неохотно разворачиваюсь на стуле. Джошуа взирает на меня, гневно сдвинув брови. Использую мозговые импульсы, чтобы отразить его удар и направить в обратную сторону. Он его получает и, подобравшись, садится прямо.

– Еще одна вещь, прежде чем мы разойдемся, – говорит мистер Бексли.

Хелен старается не хмурить брови. Она терпеть не может, когда Коротышка Дик ведет себя так, будто он один председательствует на собрании.

– У нас есть объявление по поводу реструктуризации в команде заместителей, – без перерыва подхватывает его речь Хелен, и губы мистера Бексли раздраженно поджимаются, после чего он перебивает Хелен:

– Вводится третья должность заместителя – главный операционный директор. – (Мы с Джошуа одновременно подскакиваем на стульях, как ударенные током.) – Эта должность будет ниже моей и Хелен. Мы хотим формализовать обязанности человека, который отслеживает все процессы, дав возможность заместителям сфокусироваться на стратегических задачах. – Он бросает тонкогубую усмешку в сторону Джошуа, который натянуто кивает ему в ответ. Хелен ловит мой взгляд и многозначительно приподнимает брови. Кто-то пихает меня локтем. – Объявление будет опубликовано завтра, подробности – на портале поиска работы и в Интернете. – Бексли произносит последние слова таким тоном, будто Интернет – это какое-то новомодное изобретение.