Лицо тетушки Айви стало таким растерянным, что сердце Одри сжалось. Нет, все-таки Айви была права, когда говорила о том, что ее сестра – совершенно несносная женщина. Глупая, бессердечная корова. Да-да, корова! И Одри, не задумываясь, сказала бы это вслух, если бы только они не стояли перед входом в храм божий.

Одри поджала губы и сухо ответила:

– Это я украсила рожок, тетушка Пэнси. Нам кажется, что так лучше. Да и все в Розуэлле считают, что это красиво.

– Врут, – отрезала Пэнси. – Я всегда знала, что в Розуэлле живут одни лгунишки. Да и чего еще ждать от такой дыры?

“Интересно, чем это занюханная Арлетта лучше Розуэлла, который тетушка Пэнси так высокомерно именует дырой?” – подумала Одри.

Вслух же она ничего не сказала, лишь посмотрела на тетушку Пэнси. Она умела смотреть на людей вот так – надменно и презрительно, и это настолько хорошо удавалось Одри, что под таким взглядом тушевался и чувствовал себя букашкой даже Фермин Смолл, несмотря на то, что был на голову выше Одри и на него вообще трудно было кому-либо смотреть свысока.

Успех был полным. Одри торжествующе заметила, что тетушка Пэнси чувствовала себя под этим взглядом неуютно и через пару секунд поспешила отвести глаза в сторону.

Айви тем временем отошла от нанесенной ей обиды, и к ней вернулся дар речи.

– Тебя одна только могила исправит, Пэнси, – сказала она. – Конечно, пирожки ты умеешь печь отлично, но в остальном осталась такой же дурой, как в детстве.

Одри отметила про себя, что голос тетушки Айви звучит напряженно и в нем чувствуется едва сдерживаемая ярость. Да, в таком состоянии Одри давненько уже не видела добрую, мягкосердечную тетушку Айви.

– Дурой? Как в детстве? – скрипучим голосом переспросила Пэнси. – Это мне нравится! Кто бы уж говорил, только не ты, Плакса! Знаешь, почему ты глухая, Айви? Да потому, что, как только ты родилась, ты принялась вопить и вопила так, что у тебя лопнули барабанные перепонки. Слава богу, что они не лопнули у всех остальных!

– Это все от нервов, – возразила Айви. – Просто у меня, в отличие от некоторых, тонкая нервная система. Ну что же, Пэнси Хьюлетт, пусть я глухая, но зато мой родной брат не сбежал от меня в другой город. Это он от тебя сбежал!

Одри не поняла, ахнула при этом тетушка Пэнси или нет, потому что громко ахнула сама.

– Как ты смеешь? – возмутилась Пэнси.

– Как я смею? Да вот смею, и все тут. К тому же все мои слова – святая правда, и ты прекрасно знаешь об этом, Пэнси Хьюлетт! Ведь даже папа – наш бедный папа! – не мог выносить тебя дольше чем пять минут. Как только ты в дверь – он сразу же пытался сбежать из дома!

– Не было такого!

– Было!

Одри совершенно растерялась и не знала, что ей делать. На всякий случай она решила встать так, чтобы оказаться между сестрами. Одри помнила, что именно так поступал ее собственный отец, когда хотел предотвратить возможную драку.

Тут, по счастью, появился мистер Топпинг, привлеченный необычным шумом. Одри перевела дыхание и мысленно поблагодарила господа за помощь. Мистер Топпинг тем временем спустился на землю и сказал, продолжая сиять улыбкой:

– Какое счастье вновь видеть вас, мисс Пэнси! Вы не были у нас в Розуэлле уже несколько лет! Можно сказать, целую вечность!

– И слава богу, – мрачно буркнула Айви. – И еще бы целый век ее не видеть!

Пэнси что-то пробормотала себе под нос. Атмосфера разрядилась, и Одри вздохнула с облегчением. Даже улыбнулась мистеру Топпингу.

– Как вы поживаете, мисс Пэнси? – продолжал мистер Топпинг. Тон его был таким же дружеским, как и его улыбка.

– Меня недавно пытались ограбить, – мрачно сказала Пэнси таким тоном, словно обвиняла в случившемся мистера Топпинга.

– Да, это ужасно, мисс Пэнси. – Мистер Топпинг ловко ввинтился между сестрами и обнял тетушку Пэнси за плечи. – Но почему вы не пройдете внутрь храма, мисс Пэнси? Идемте. Моя дорогая Эвстазия угостит вас сидром собственного изготовления.

– Это тем самым кислым соком, который она именует сидром? – поморщилась Пэнси.

– Тетушка Пэнси! – ахнула Одри, пораженная ее бестактностью.

Мистер Топпинг стойко перенес этот удар и посмотрел на Одри взглядом, в котором явно читалось библейское “Не судите, да не судимы будете”.

Айви тоже расслышала замечание Пэнси по поводу сидра миссис Топпинг и воскликнула, не заботясь об изысканности выражений:

– Пэнси, да ты совсем спятила! Мне стыдно за то, что я ношу ту же фамилию, что и ты, старая корова!

Пэнси сердито фыркнула, но по ее виду можно было догадаться, что она и сама смущена в глубине души. Не настолько уж глупа была Пэнси, чтобы не понимать, насколько она бестактна.

Мистер Топпинг повел Пэнси наверх, к дверям церкви, и Айви вместе с Одри проводили их долгим взглядом.

– Поверь, Одри, – сердито заметила Айви, – не будь Пэнси моей сестрой, я бы в жизни с ней ни единым словом не перемолвилась.

– И я не стала бы упрекать вас за это, тетушка Айви. Тоже можете мне поверить.

Потом они повернулись и пошли назад, к коляске, где еще ждали своей очереди последние коржики с печеньем.

19

На правах дирижера духового оркестра города Америка-Сити, штат Джорджия, Чарли торжественно объявил своим музыкантам: их выступление начнется сразу после полудня.

Уже задолго до начала концерта нетерпеливая публика начала стекаться к импровизированной сцене, сколоченной по распоряжению мэра города Розуэлла специально для сегодняшнего дня.

Среди зрителей была и Одри. Ей хотелось занять вместе с тетушкой Айви места поближе к сцене и обязательно в центре – ведь она обещала Чарли сидеть прямо перед ним, а он обещал, что будет играть сегодня только для нее одной.

Ни Айви, ни Одри не пригласили тетушку Пэнси на ленч, который должен был последовать после концерта, да и сейчас они не высматривали ее в толпе. Сказать по правде, им совершенно не было до нее дела.

И все же Одри, по всей видимости, вспомнила о Пэнси, потому что в какой-то момент у нее непроизвольно вырвалось:

– И сама где-нибудь усядется.

Айви расслышала ее слова и прекрасно поняла, кого Одри имеет в виду.

– Совершенно верно, Одри. Да и нам самим без нее спокойнее будет. А то усядется сейчас рядом и начнет расписывать, как у нее живот болит после салата с помидорами.

В эту минуту Одри увидела стоящих поодаль Солнечного с сыном Клодом. Индейцы держались особняком и выглядели чужими на этом празднике. Одри привстала на цыпочки, энергично замахала руками и закричала:

– Солнечный! Мы здесь!

Потом она обернулась к Айви и сказала:

– После концерта они могут поесть вместе с нами, верно, тетушка? А если Пэнси наша компания придется не по нраву, пусть жует свой ленч в одиночестве.

Тетушка Пэнси видела Солнечного лишь однажды и назвала их дружбу с Одри глупостью и абсурдом, так что она вряд ли захотела бы сесть за один стол с индейцами.

– Отличная мысль, Одри, – кивнула Айви и тоже призывно замахала Солнечному Глазу.

Одри с горечью обнаружила, что тетушка Пэнси не одинока в своем презрительном отношении к индейцам. Когда Солнечный вместе с Клодом двинулись навстречу Одри, толпа расступалась перед ними, образуя коридор, и индейцы проходили по нему, как сквозь строй, и путь их сопровождался неприязненным молчанием, давившим сильнее любого шума. Чтобы разрядить обстановку и сократить эту пытку, Одри пошла навстречу Солнечному, на ходу раскрыв руки для дружеского объятия.

В эту минуту Солнечного заметил и мистер Топпинг и тоже двинулся к нему сквозь толпу, за что Одри была ему бесконечно благодарна. Она даже дала себе клятву отплатить за этот поступок священника дополнительной монетой, опущенной на блюдо для приношений.

– Чарли Уайлд хороший учитель, – объявил Солнечный, как только все они устроились на лучших местах в первом ряду.

– Рада это слышать, – откликнулась Одри и, обращаясь к сыну Солнечного, продолжила: – Ну а ты, Клод? Тоже будешь учиться играть на корнете?

Мальчик утвердительно кивнул и важно ответил:

– Буду. Но только если меня будет учить сам Чарли Уайлд.

– Я уверена, что он с радостью возьмет такого ученика. t Тут Солнечный Глаз усмехнулся и заметил:

– Корнет для Клода я уже раздобыл. Будем теперь ходить на уроки вместе.

– И где же тебе удалось раздобыть еще один корнет, Солнечный Глаз?

– Мало ли на Земле солдат? – вопросом на вопрос ответил индеец и лукаво улыбнулся.

– Покер?

– Покер.

– Даю голову на отсечение, ты скоро и Клода научишь играть в покер и сделаешь его таким же шулером, как и сам.

– Если это пойдет ему на пользу, то почему бы и нет? Одри притворно нахмурилась, но потом не выдержала и хихикнула.

Тут на сцену взобрался мэр города Розуэлла, мистер Кливленд Унтермайер, и вскинул руки, призывая к тишине:

– Леди и джентльмены, добро пожаловать на весенний праздник, устроенный методистской епископальной церковью города Розуэлла! После ленча будет проведена благотворительная распродажа, вся выручка от которой пойдет на помощь наиболее нуждающимся гражданам Розуэлла и Арлетты.

Раздались вежливые аплодисменты.

– А сейчас, – продолжал мистер Унтермайер, – я попрошу подняться на эту сцену преподобного Теда Топпинга.

Вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать Нью-Мехико краем, населенным богобоязненными и ревностными христианами, но тем не менее все головы как одна склонились при первых же словах молитвы, в которой преподобный Топпинг призывал помощь божью и благословение на всех грешных обитателей Арлетты и Розуэлла.

Молитва преподобного Топпинга, по всей видимости, сумела дойти и до индейских языческих душ, поскольку Солнечный Глаз прищурился и заметил:

– Мистер Топпинг хорошо говорил. Жаль, что он не играет в покер. У него получилось бы.

– Да, он хорошо говорил, – согласилась Одри, поднимая глаза на непроницаемое лицо Солнечного, словно изваянное из старинной бронзы.

После небольшой паузы на сцене вновь появился мистер Унтермайер – на этот раз только для того, чтобы торжественно объявить:

– А теперь, леди и джентльмены, для вас будет играть духовой оркестр города Америка-Сити!

Ни в самом Розуэлле, ни в Арлетте, куда регулярно доходили письма от розуэллских друзей и родственников, давно уже не осталось человека, который не был бы наслышан об этом легендарном оркестре, но далеко не все могли познакомиться с его игрой и по достоинству оценить ее. Слова мистера Унтермайера вызвали в толпе буквально шквал аплодисментов.

Такой прием немало поразил Чарли. Он с волнением окинул взглядом волнующееся море лиц, увидел сотни горящих глаз, глядящих на сцену, и к горлу его вдруг подкатил комок. Да, именно ради таких минут и нужно жить на свете! Что может быть дороже для артиста, чем аплодисменты зрителей и присутствие любимой девушки в зале? Ничего.

Тут в поле зрения Чарли оказался самый ненавистный для него зритель – Фермин Смолл. Он скромно стоял в сторонке, под деревом, и разговаривал о чем-то со своей собеседницей – тощей и злобной на вид. Время от времени Фермин поднимал голову и бросал кровожадные взгляды в сторону сцены.

Все это совсем не понравилось Чарли.

Но, может быть, он просто стал слишком мнительным и готов видеть опасность даже там, где ее и в помине нет? – Чарли тряхнул головой, отбрасывая в сторону все посторонние мысли, мысленно перекрестился и начал отсчитывать такт:

– Раз! Два! Раз-два-три-четыре!

И грянул “Америка-Сити квикстеп” – пьеса, которую написал сам Чарли. Давным-давно написал, еще до войны.

Зрители, казалось, сошли с ума. Последние такты квикстепа буквально утонули в визге, криках и аплодисментах. Воодушевленные таким приемом, музыканты заиграли “Огненную польку”. После нее, едва переведя дыхание, они перешли к композиции Стефана Фостера.

Все это были вещи старые, игранные сотни раз, но концерт есть концерт, и нервы порой подводят даже самых бывалых артистов. Сегодня они подвели Пичи Джилберта. Он просчитался, выбился из ритма в первых тактах “Джонни”, но сумел справиться с собой, нагнал ушедший вперед оркестр и достойно занял свое место в общем строю. Чарли обвел друзей взглядом. Он чувствовал себя их лидером и знал, что никогда не бросит и не предаст их. Никогда.

Так же, как и они его самого.

Музыканты и сами попали в волшебные сети музыки, которую они играли. Это было заметно по тому, как раскраснелись их лица, заблестели глаза. Они сыграли увертюру из “Вильгельма Телля”, и “Потерянную мечту”, и “Лауру”, и “Лорену”, и “Давным-давно”.

И вот настала минута, которой так долго ждал Чарли. Он вышел вперед, на авансцену, и медленно поднес к губам свой корнет. Нашел глазами Одри, не сводившую с него восторженных глаз. Улыбнулся, набрал побольше воздуха в грудь и заиграл первые такты “Лесного квикстепа”.