Мелани Маршанд - Мой муж — Господин

— Он сделал тест, — просто сказал она. — Когда ему было девять. Его отец предоставил ему выбор, что, по моему мнению, является чуть ли не уголовным делом.

Сердце громко скучало в груди.

— Он был...?

Она покачала головой.

— Он не сказал мне, — ответила она с горькой улыбкой на лице. — Фигово, не так ли?

Я тяжело сглотнула.

— Правда? Это кажется не...

— Честно, — закончила она за меня. — Да, это так. Учитывая то, что это сильно бы повлияло на мою жизнь. Я узнала о Хантингтоне только благодаря очень хорошему расследованию. Я не сказала ему сразу же. Но, когда я наконец-то спросила его, он признался, что у них это семейное и то, что он знал. Знал, заболеет он или нет. Но это все, что он сказал мне. Он злился, и я больше не возвращалась к этому вопросу. Думаю, тогда я и поняла, что все кончено. Из-за того, что он скрывал нечто такое от меня. Я пыталась исправить все, но не могла забыть. Для меня это было все равно, что ложь. Ты не спрашиваешь в начале отношений "о, кстати, у тебя нет нейродегенеративного расстройства, о котором ты молчишь"?

Я слегка вздохнула.

— Может, он не болен.

— Может, — сказала она. — Но зачем скрывать тогда? Только не говори, что не думала об этом.

Думала. Конечно думала. И я ненавидела это; ненавидела то, что у нас с Дарьей было столько общего. Мне хотелось выговорить ей за вторжение в его личную жизнь, за попытки вмешаться во что-то настолько личное. Но я была на грани того же. Как я вообще могла продолжать отношения, не зная?

— Я заметила вас двоих вместе, — сказала она. — Думаю, Бен ожидал, что я подожму хвост и убегу из города, когда все развалится, но от меня не так просто избавиться. Мы все еще встречаемся на улице, и он видит меня, но притворяется, что не замечает. Он любит тебя, Дженна. И могу сказать, ты тоже любишь его. Хочу, чтобы ты только знала — этого недостаточно, — она зажмурилась. — Некоторые вещи нельзя исправить.

— Это угроза? — спросила я.

— Нет, — сказала она, — это констатация факта, — она медленно вздохнула. — Сожаление, если так нравится больше. Мы оба сделали много вещей назло друг другу, но, надеюсь, после наших отношений он стал лучшим мужчиной. Он думает, что у всех моих поступков есть какой-то скрытый смысл, потому что ему это подходит. Но если я буду видеть его счастливым, буду лучше спать по ночам, — она слабо улыбнулась. — Знаю, я похожа на какого-то преследователя. Если не знаешь всей истории, именно так и кажется. Но мы были одержимы друг другом в том возрасте, когда это что-то значило. Последствия этого тяжелы. Я была той, кто ушел, но он бросил меня. Задолго до того, как мы разошлись, от нас уже ничего не осталось. Но мы цеплялись за единственную знакомую нам вещь.

Я уставилась на нее, пытаясь понять. Она была не совсем здорова, но также и не безумна.

— Теперь я оставлю тебя, — произнесла она. — Просто знай, что бы он ни сказал, я желаю тебе только лучшего.

Что все это значило? Она пыталась сбить меня с толку, или я действительно так хорошо обманула ее?

Конечно, может из-за того, что я чувствовала к нему, это было очевидно. Возможно, это отражалось на моем лице каждую минуту каждого дня.

Если бы кто-то спросил меня неделю назад, верю ли я в единственную истинную любовь, я бы ответила «конечно нет».

Это такое глупое понятие. Если ли что-то абсурдней, чем идея того, что среди миллионов людей где-то в мире есть только один человек, с которым ты можешь быть действительно счастлива?

Но казалось, что я нашла его — самым странным способом из всех возможных. Единственная проблема — я не знала, как мне удержать его.

* * *

Я мерила шагами квартиру, пытаясь осознать всю реальность этого. Голос Дарьи отдавался эхом в моей голове, от ее нежеланных вопросов и советов болела голова, как и от невозможности принять все это.

Телефон завибрировал от сообщения от Бена.

Есть что-то синее?

Я быстро ему ответила.

Я не суеверна.

Спустя мгновение зазвонил входной звонок. Он стоял там воплоти с лукавой улыбкой и, как только я отошла, пропуская его внутрь, он вытащил из-за спины коробку.

— Я забегу наперед и предположу, что это синее нижнее белье, — сказала я, беря у него коробку.

— Джентльмен не открывает секретов, — сказал он, важничая. У него было игривое настроение и он, возможно, ожидал быстрого антистрессового секса, но я была не в настроении — факт, который он быстро заметил, когда я прошла мимо него, чтобы бесцельно полазить в холодильнике.

— Что случилось, солнышко? — он медленно последовал за мной, позволяя мне сохранять дистанцию.

— Не называй меня так все время, — пробормотала я.

Он оперся о стойку.

— Прости, — сказал он. — Постараюсь оставить его для особых случаев.

Я вздохнула, желая извиниться, но не зная как начать. Моя встреча с Дарьей была до чертиков странной. Для начала мне нужно было переварить ее, прежде чем я вывалю все на него.

— Ничего, — настояла я.

— Знаешь, — сказал он с намеком на улыбку на лице, — есть одна вещь, которая называется снимающая-стресс-порка. Я мог бы...

— Нет, — сказала я категорично. — Спасибо. Я ценю это, честно. Но нет.

— Ну же, Дженна, — он наклонился в мою сторону, не сдаваясь. — Просто скажи, что случилось. Ты такая с тех пор, как мы уехали с озер, и я думал, что ты просто не хотела уезжать. Но тебя что-то гложет.

Я тяжело сглотнула, внезапно чувствуя себя слишком чувствительной и ранимой, чтобы скрывать это дальше.

— Я видела твои бумаги, — сказала я. — Хантингтон. Твоя мама, да?

Его губы превратились в тонкую линию.

— Поэтому я не говорю об этом, — сказал он. — И, думаю, это вполне очевидно.

— Прости, — сказала я, хорошо осознавая, что это не прозвучало так, словно мне действительно жаль. — Но мне кажется, что ты должен был сказать мне об этом. Даже если мы не были бы... — я сильно замотала головой. — Я знаю, что это не мое дело. Знаю. Честно. Но ты хотел знать, что меня беспокоит, и вот оно. Я ненавижу просто мысль о том, что ты можешь заболеть. Ненавижу неведение. Ненавижу то, что ты сам не знаешь.

— Я сделал тест, — сказал он. — Если результат имел бы хоть какое-то влияние на тебя, я бы сказал. Но, в любом случае, это не так. Так что забудь.

Я никогда не слышала такую жесткость в его голосе. Вина мгновенно поселилась в моем животе. Я не имела права на любопытство, не имела права на агрессивные вопросы о его болезни. Или ее отсутствии. Он был прав — результат не имел для меня значения. Не из-за чего было расстраиваться.

Потому что это было не по-настоящему. Мне просто нужно было приложить усилия и вспомнить это.

— Прости, — сказала я мягко, не уверенная, слышал ли он меня вообще. Он был потерян в собственном мире, в некотором роде поглощен глубокой злостью и недовольством, которые я вызвала своим глупым любопытством. — Ты прав. Это не влияет на меня. Я просто волновалась о тебе, но мне стоило держать рот на замке. Просто...

Он все еще не выдавал признаков того, что слышит меня.

— .. просто я действительно забочусь о тебе, — сказала я, наконец, мгновенно жалея о сказанном, только слова успели слететь с губ.

Бен рассмеялся и смех его был больше похож на лай.

— И так ты показываешь это? — запустив руки в волосы, он наконец поднял на меня взгляд. — Ладно. Я понимаю, что это расстраивает и шокирует. С этим тяжело смириться, да? У тебя не укладывается это в голове. А ты просто представь, как я себя чувствовал, наблюдая за смертью своей матери. Представь, как я себя чувствовал, думая, не окажусь ли на ее месте. Представь, как горько и шокирующе это было. Представь, как сложно было справиться. Есть причина, по которой я не говорю об этом, и эта причина не мои чувства или попытки казаться загадочным, или мрачным, или что еще там можно представить. А потому, что я не хочу. Не хочу думать об этом. Я справился, и на этом точка.

Слезы текли по щекам, и я не могла остановить их.

— Прости, — прошептала я снова. — Я не хотела расстроить тебя, просто...

Я просто люблю тебя. Вот и все.

Чертова глупышка. Что со мной было не так? Почему я просто не сказал этого?

Потому что это правда. Даже если он не видит этого.

— Я знаю, — сказал он, наконец. Его голос стал немного тише. — Знаю. Знаю, что ты не хотела. Просто все думают, что это их дело. Ненавижу это. Терпеть не могу. Поэтому я и держал исследование в тайне. Знал, что станет очевидным наличие какого-то личного интереса, если я обнародую его. Но от лечения не получаешь денег. Особенно, когда речь идет о таких редких болезнях. Это словно капля в море, но я делаю это, потому что могу. Могу помочь людям, которым больше никто не поможет. Это уже что-то. Но это не для меня.

Несмотря ни на что, мое сердце подпрыгнуло в груди.

— Нет?

Он вздохнул.

— Я не болен, Дженна. У меня нет этого гена. Я знал это с десяти лет. Отец знал. Но никому больше я не говорил, потому что их это не касается. Я не умираю. По крайней мере, не быстрее остальных.

Облегчение захлестнуло меня. Я пыталась не показывать этого, не зная, как он отреагирует.

— Нам не нужно больше говорить об этом, — сказала я, борясь с дрожью в голосе.

— Конечно, не нужно, — сказал он с саркастической улыбкой. — Ты получила желаемую информацию, так? Теперь можешь спать спокойно. Потому что тебе никогда не придется пройти через то, что прошел я. Теперь можешь жить дальше и забыть, что люди умирают чудовищной смертью раньше времени, — он снова запустил руку в волосы, но на этот раз с какой-то злостью. — Прости. Просто это то, с чем я жил всю свою жизнь. Сложно сохранять спокойствие в этом вопросе.

— Тебе не нужно извиняться, — настояла я, несмотря на то, что дрожала от холода его слов. Я понимала, или думала, что понимала, насколько это вообще возможно. Но на самом деле я просто не могла знать, что творится у него в голове. Я не могла знать, каково это, наблюдать за смертью своей матери в десять лет.

— Знаю, что не должен, — сказал он. — Но ты не успокоишься, пока я не извинюсь, поэтому прости. Не знаю, о чем я прошу прощения. Прости, что не поделился с тобой каждой болезненной частью своей жизни. Прости, что не хотел говорить об этом. Прости.

— Дарья нашла меня, — выпалила я.

Он остановился и уставился на меня. Кровь отлила от его лица.

— Господи, — сказал он. — Дженна, я... — он тяжело выдохнул. — Мне так жаль. Честно. Не думал, что она... — его глаза бегали по комнате. — Что она сказала тебе?

— Ничего особенного, — солгала я. — Ничего, о чем бы тебе следовало беспокоиться. Она просто хотела пожелать нам удачи.

Он знал, что я лгала, но не знал, что сказать, чтобы я раскрыла ему правду.

— Прости, — произнес он снова. — Если хочешь поговорить об этом, если хочешь что-то спросить, я...

— Нет, все хорошо, — сказала я. — Ты прав. Наверное, тебе стоит уйти.

Закрывая за ним дверь, я дала себе возможность вздохнуть, прежде чем расплакаться.

День свадьбы прошел словно в тумане.

Не счастливый туман, который должен быть, когда ты настолько рада, что не можешь найти места в голове для воспоминаний. Скорее туман, от которого создается впечатление, что у тебя грипп или воспаление мозга, или будто тебя закручивают в одном из тех симуляторов для астронавтов, и ты больше не понимаешь, где верх, а где низ.

Я наконец-то увидела в театре родителей, за несколько часов до того, как меня утянули для безумных трансформаций в невесту. Не понимала, почему на это требовалось столько времени, но, видно, было важно, чтобы я выглядела живым, способным дышать свадебным украшением.

— Привет, милая, — мама крепко обняла меня, улыбаясь слегка тревожно. — Мы так за тебя рады.

— Он счастливчик, — сказал отец с напускной радостью.

— Еще какой, — согласился Бен, включая свой шарм.

Я видела своих родителей, сидящих в первом ряду — отец сжимал руку мамы. Он были смущены, встревожены, но счастливы.

Счастливы за меня.

Мы некоторое время поболтали, и я узнала обо всем, чем они занимались. Сначала их глаза были полны невыраженных вопросов, но со временем, я видела, что они начали расслабляться. Они заметили что-то между мной и Беном, возможно то же, что увидела Дарья. Они больше не сомневались так сильно. Их волнение стало гаснуть.