— Вовсе нет, — с мягкой улыбкой возразил Джордан. — Вероятно, это ваш любимый предмет.

— Дилайла утверждает, что я безумная мамаша.

— Вы так сильно любите сына, что меня удивляет, почему у вас только один ребенок, — заметил Джордан, но тут же понял свою ошибку. Ее внезапная бледность указала ему, что он задел очень больную тему.

Опустив глаза, Мара сказала:

— Если бы это зависело только от меня, я бы имела много детей, но, видите ли, муж умер раньше, чем небо благословило нас вторым ребенком.

— Простите меня, леди Пирсон, я не хотел вас обидеть. Еще раз прошу меня простить и сочувствую вашей потере.

Быстро придя в себя, Мара натянуто улыбнулась:

— Не стоит извиняться. Вы просто не знали.

Беда была в том, что он знал.

Дилайла прочистила горло.

— Коул, дорогой мой, твой скакун готов к весенним скачкам? — спросила она, стараясь сгладить возникшую за столом неловкость. — Кстати, как его имя?

— Готов. Его зовут Стрим. — Наперсник Дилайлы дружески улыбнулся гостям. — Леди и джентльмены, призываю вас всех весной в Аскоте ставить только на мою лошадь.

Разговор перешел на безопасную тему скачек и лошадей, а Джордан молча корил себя за промах. Разве не ясно, что здоровая женщина рожает по ребенку в год или по крайней мере раз в два года? Мара должна бы иметь четверых или даже пятерых детей. Вероятно, у лорда и леди Пирсон были сложности с потомством, а Джордан привлек к этому факту внимание всей честной компании.

Чтобы спрятать гнев на самого себя, он опустил голову, потом бросил на Мару виноватый, полный сочувствия взгляд. Теперь понятно, почему она так носится со своим единственным чадом.

В ответ Мара посмотрела холодно и непреклонно.

Джордан, сердясь на себя, не мог поверить, что именно он, такой опытный и осторожный, бездумно мог выпалить столь грубое замечание. Как это на него непохоже! Агенты с многолетним стажем дипломатической службы обычно не болтают все, что придет в голову.

Так почему же он это сказал? Неужели он превратился в холодного, бесчувственного негодяя, которому чужды все человеческие эмоции и который не способен понять, насколько важна такая тема для женщины?

Или как раз наоборот? Сказал, потому что хотел уязвить Мару, отомстить хотя бы отчасти за то, что она от него отступилась?

А если бы они тогда поженились, как и должно было случиться, сколько детей у них сейчас было бы? Призрачные сыновья и дочери, чей шанс родиться на свет пришел и ушел без следа… Но, если говорить правду, виновата в этом не Мара, а он сам. И виноват орден. Назад ничего не вернешь.

У Джордана вдруг пропал аппетит.

Вечер продолжался. Подали следующее блюдо. Джордан больше ни к чему не притронулся. Вино лилось рекой, и вскоре его некорректный вопрос, похоже, забыли. Забыли все, но только не Мара.

Вдруг до ушей Джордана донесся обрывок разговора с того конца стола, где сидела Дилайла.

— Леди Пирсон говорила мне, что скоро регент объявит о счастливом событии. — И Дилайла многозначительно улыбнулась гостям.

— О каком же?

— Не знаю. Эта упрямица не желает сказать мне.

— Значит, надо ее заставить признаться. Леди Пирсон, что нового у вашего друга из Карлтон-Хаус?

— Да-да, расскажите нам все-все!

Мара ответила невинным взглядом.

— Понятия не имею, о чем вы, дорогая.

— Дилайла сказала, что, по вашим сведениям, принц-регент скоро объявит о чем-то приятном.

— Дилайла всегда сочиняет — все это знают, — парировала она и деланно рассмеялась.

Вслед за ней рассмеялись и гости. Дилайла недовольно подняла бровь, а Джордан бросил на Мару удивленный взгляд.

— Ты же знаешь, что действительно говорила, — упрекнула подругу хозяйка дома.

Мара пожала плечами:

— Не могу припомнить такого разговора, дорогая.

— Ну расскажите же, расскажите! — требовали со всех сторон.

— Нет-нет, не могу! — засмеялась Мара. — Уверена, вы все узнаете, когда его королевское высочество вернется из Брайтона.

— Когда это будет? В «Таймс» писали, что он поправляется там после очередного приступа подагры, — сообщил один из гостей.

— Может быть, вам стоит поехать туда и поухаживать за больным, леди Пирсон.

— Глупости. Там его дочь. Она за ним присмотрит, — возразила Мара.

— Принцесса Шарлотта тоже в Брайтоне?

— Да, она там. В «Таймс» сообщалось, что и она, бедняжка, тоже себя неважно чувствует, — мелодично пропела увешанная драгоценностями дама. — Тяжелая простуда.

Это, по сведениям Джордана, была официальная версия. Но благодаря ежедневным обзорам информации в ордене он прекрасно знал, что и у регента, и у его непредсказуемой юной дочери были совсем иные причины удалиться в брайтонский дворец для лечения своих излюбленных хворей. На самом деле представители королевской фамилии отправились в Брайтон по делу — там они вели серьезные переговоры относительно брака принцессы Шарлотты и принца Леопольда Саксен-Кобургского.

Одно сватовство, когда дело почти дошло до помолвки, уже сорвалось, и сейчас регент не желал нового публичного фиаско. Однако, по полученным сведениям, на сей раз свадьба точно состоится.

Те, кто видел влюбленную пару вместе, говорили, что серьезный, рассудительный немецкий принц — это именно та партия, какая требуется взбалмошной необузданной принцессе. У регента нет сына, следовательно, наступит день, когда его единственная дочь унаследует корону. Мягкое, постоянное и умиротворяющее влияние Леопольда в будущем удержит королеву от необдуманных действий.

Если подумать, то у него с Марой дело могло обстоять похожим образом. Впрочем, не стоит об этом. Значительно более важный вопрос в том, откуда Маре известно, чем занимаются королевские особы в Брайтоне.

О помолвке еще не объявляли. Только члены кабинета да кое-кто из постоянных обитателей замка были в курсе предстоящих перемен в королевской семье.

Джордан сомневался, что Мара близка с принцессой Шарлоттой, особенно если учесть разницу в возрасте. Девушке всего двадцать, а ее весьма корпулентному отцу за пятьдесят.

Да, здесь какая-то тайна. Джордан решил, что, как только обед закончится, он попробует узнать больше. Наконец последний артишок был съеден, гости управились с фруктовыми тарталетками и пирожными, леди поднялись из-за стола и грациозной цепочкой удалились в гостиную. Джентльмены провожали их стоя.

Оставшись без дамского общества, мужчины перешли на значительно менее изысканный язык и отдали должное сигарам и портвейну.

Весь вечер пили довольно много, а потому Джордан очень быстро понял, что ему не придется прибегать к каким-либо специальным приемам. Он и так узнает все, что нужно.

Вливший в себя не менее трех бутылок субъект сам взялся за интересующую его тему.

— Думаете, леди Пирсон будет против, если я затащу ее в темный уголок и кое-что ей покажу? — с вожделением в голосе произнес он.

— Может, она будет и не против, а вот его королевское высочество наверняка возразит, — хохотнув, отозвался другой.

— Наш толстенький принц ни за что не пропустит красотку, — фыркнул третий.

— Черт возьми, а она весьма аппетитна. Лично я не стану оплакивать ее мужа.

Было ясно, что никто из этих джентльменов понятия не имеет об их общем прошлом.

— А что говорят в свете, ребята? — начал Джордан, небрежно стряхивая пепел со своей сигары. — Я слишком долго отсутствовал. Просветите меня. Так, значит, эта леди занята?

— Говорят, будто она личная Венера нашего регента, Фальконридж, — сообщил ему сильно подвыпивший джентльмен и подмигнул с удрученным видом.

Несмотря на всю свою подготовку, Джордан испытал шок.

— Вы шутите!

— Нет-нет. Это правда. Коул, разве миссис Стонтон не говорила тебе, что вчера леди Пирсон купила у Кристи картину для своего августейшего «друга»? Истратила на него больше тысячи фунтов.

— Тысячу фунтов! — воскликнул кто-то в дальнем углу столовой.

Все присутствующие были поражены, и только один Джордан пришел в ужас.

— А я думал, его высочество хранит верность леди Мельбурн, — заметил какой-то денди, с безразличным видом протирая монокль.

— Полагаю, его хватит на всех. Ну, если все взвесить…

Мужчины расхохотались. Все знали о том, что регент постоянно толстеет. Джордан с трудом скрывал свое изумление и гнев. Мара — любовница регента? Может ли подобная мерзость быть правдой?

Она спит с человеком, служить которому Джордан обязан по долгу чести? Он чувствовал себя так, как будто ему с размаху дали по голове прикладом.

Новость заставила его задуматься. Он сам видел, как она вчера купила картину. По крайней мере это установленный факт. За обедом он понял, что Маре известна истинная причина пребывания королевских особ в Брайтоне. Откуда она могла узнать об этом, если не была близка с регентом? И очень близка, если слухи верны.

Мужчины, один за другим, потянулись из столовой, чтобы присоединиться к леди в верхней гостиной. В зеркале трюмо Джордан встретил собственный угрюмый взгляд. Пожалуй, он несколько бледен. Рассеянно загасив сигару, он решил не спешить за джентльменами, а задержаться и собраться с мыслями.

Он просто не мог в это поверить… а с другой стороны, почему бы и нет? Особенно если вспомнить, какой кокеткой она была в юности. О Боже! Мара сама должна сказать ему, что это не так. Джордану надо ее быстрее увидеть! Он будет наблюдать за ней в гостиной так пристально, как будто она враг, о котором он должен выяснить все. Он раскроет правду!

Приняв решение, Джордан вышел в вестибюль и у лестницы заметил одноногого майора, который, опираясь на костыль, с мрачным видом смотрел на длинный пролет мраморной лестницы.

Джордан унял свое нетерпение и подошел к ветерану. Разумеется, он не позволил себе предложить непосредственную помощь британскому офицеру, но мог составить тому компанию в его долгом подъеме к вершине. Майор криво усмехнулся:

— Вам не стоит ждать меня, Фальконридж.

Джордан кивнул и сделал жест в сторону лестницы:

— Двинемся?

— Куда же деваться, — вздохнул майор, собрался с духом, выдвинул вперед костыль и сделал первый шаг вверх.

Джордан все время занимал его разговорами о политике, отвлекая от боли, которую тот явно чувствовал, несмотря на каменное выражение лица.

Когда Джордан в обществе стоика-ветерана добрался наконец до гостиной, то понял, что дорого заплатил за это опоздание.

Мару уже окружила толпа подвыпивших воздыхателей, каждый из которых ждал своей очереди сделать ей комплимент.

Джордан бросил на нее единственный взгляд, а больше ему было ничего и не нужно. Конечно, он не получил доказательств ее романа с регентом. Однако если вспомнить, какой кокеткой она была в семнадцать лет и какие толпы поклонников ее окружали, как окружают, кстати, и теперь, то можно сделать единственный вывод — вечер истрачен впустую.

Она никогда не изменится. Никогда не станет такой женщиной, которая ему нужна. Возможно, Мара просто не может быть другой, особенно если вспомнить, в каких условиях она воспитывалась. И он ведь всегда знал, что прежде всего она борется за выживание.

Как и он.

Такие, как они, несут в себе некую стальную сердцевину, порой жесткую и беспощадную, которая при необходимости пускает в действие эгоизм. Двенадцать лет назад он поступил эгоистично, оказался не в силах вынести накал первой любви и разлуку с ней, когда пришлось оставить ее ради службы своей стране. Так было легче, чем покинуть Мару, смутно надеясь вернуться к ней. Джордан потерял ее, но сохранил рассудок и остался в рядах своих братьев-воинов.

Джордан считал, что Мара ждала его сколько могла. В конце концов, ее положение стало невыносимо, и она, спасаясь от него, приняла предложение лорда Пирсона. Кроме того, Джордан полагал, что теперь, став вдовой и получив свободу, она больше никогда не поставит себя в зависимое положение и будет действовать только в собственных интересах. Исключение составит лишь ее сын. А где более выгодное место для светской львицы, чем на коленях у будущего короля? Джордан ощутил, что его душит гнев. Вот уж поистине союз, заключенный на небесах! Регент — известный ценитель и коллекционер прекрасного.

Джордан едва скрывал отвращение. Мара бросила на него единственный настороженный взгляд и не подумала высвободиться из толпы воздыхателей. Наказывает его, понял Джордан. Бессердечная кокетка все играет в свои игры!

Джорадан посмотрел на часы и мысленно отвел ей еще две минуты, чтобы оставить своих поклонников и подойти к нему. Сам он не сделает ни шагу ей навстречу. Черт возьми, у мужчины должна быть гордость!