Елена Рейн - Мой Охотник

Мальчик улыбнулся, но тут же потупил взор, отрицательно качая головой. Поднялся и подошел к маме, но не притронулся, только с надеждой смотрел на нее.

– Ей тоже нужно помочь. Без помощи врачей твоей маме будет очень плохо, и тогда она не сможет встать. Ты… хочешь, чтобы твоя мамочка была здорова, чтобы обнимала тебя, целовала, и вы с ней могли гулять?

В глазах мальчика появилась маленькая надежда, но он вновь отвернулся, не желая слушать или верить.

– Маленький, я очень хочу, чтобы ты и мама были здоровы. И тогда мы вместе пойдем в парк. Знаешь, сколько там качелей? Много-много. Некоторые похожи на огромных мышек или слоников, только они не настоящие, а пластмассовые, и в них тоже можно садиться и крутиться. А еще есть огромное колесо обозрения, где можно увидеть весь город… всех-всех и они такие маленькие, а ты выше всех и все видишь.

Наблюдая, как он слушает, застыв на месте, затаив дыхание, продолжила:

– Я думаю, твоя мама каталась на таком, и ей нравилось. Всем детишкам нравится! Это здорово! А еще есть лодочки, которые плывут по воде…

Не знаю, сколько я говорила, но остановилась только тогда, когда поняла, что нужно отдохнуть, чтобы прочистить горло. Замолкла, и он тут же повернулся к матери, тяжело вздохнув, провел по щеке. Женщина мгновенно задрожала, обхватив руками голову, спряталась, не желая никого видеть. Когда малыш вновь попытался дотронуться, она издала странный звук, похожий на вой, и вновь закрылась простынею, стараясь отрешиться от всего, и, возможно, успокоить ту боль, что явилась следствием после тех препаратов, что ей давали. Не знала точно, поэтому предполагала.

Поднявшись, сделала шаг к ней, как тут же мальчик встал на пути, не давая пройти. Он развел руки в разные стороны и со злостью посмотрел на меня, а потом на дверь. Села на корточки и, заострив внимание на грязной рубашке, когда на кровати лежала чистая хлопчатобумажная белоснежная футболка и шорты, предложила:

– Нужно переодеться. Ты же не хочешь быть грязным? Если так, то ты заболеешь, и тогда некому будет защищать маму. Ты же у нее один защитник.

Мальчик просто смотрел, переводя взгляд с вещей и на меня, не зная, как ему быть.

– Эта чистая одежда. Надень, пожалуйста. А вещи, что на тебе, нужно выкинуть. Больше они не понадобятся. Ты и мама больше никогда не вернетесь в тот плохой дом.

В глазах мальчугана появился маленький огонек надежды, и он принялся снимать с себя вещи. Старалась не торопить, и, взяв новые, помогла ему переодеться, довольно выдав:

– Молодец! А кушать будешь?

Он напрягся, а потом кивнул, на что я улыбнулась и спросила:

– А маме поможем? Чтобы она улыбалась и тоже пошла кушать? Думаю, ей очень хочется…

Малыш поник, а я взяла его за руки, чувствуя, как сильно дрожит, и попросила:

– Вот увидишь, ей помогут, и она будет прежней – ласковой и доброй. А сейчас ей очень плохо и нужна помощь врачей и твоя… Ты поможешь ей?

Он закусил губу, а потом посмотрел на Ирину, и, откинув мои руки, направился к ней. Просто стоял, вытянув руку, боясь дотронуться, наблюдая, как она дрожит. Потом вернулся ко мне и, открыв рот, несколько раз пытаясь проговорить звуки, все же выдал:

– По… ги.

Искренне порадовалась. Малыш пытался говорить, хоть ему и сложно. Своей радости не показала, чтобы не отпугнуть. Кивнула и пошла к двери. Открыла и, отмечая сестру и врача, разговаривающих около палаты, кивнула, а сама вернулась к малышу, чтобы он не переживал.

Как только к Ирине прикоснулся врач, она вскрикнула, и малыш кинулся к ней.

– Мы хотим помочь, – заверила женщина в синей форме, успокаивая Ирину.

– Я не хочу. Ничего не хочу! Оставьте меня! – закричала Котлова, а потом с болью в глазах прошептала: – Мне плохо.

– Это и понятно после такой дозировки препаратов в течение долгого времени. Мы хотим поставить несколько систем, чтобы было не так больно, – вежливо продолжал врач, тут же обращаясь с просьбой: – Позволь тебе помочь?

Ирина ошалевшим взглядом посмотрела на всех, задержавшись на сыне, а потом заплакала, уткнувшись в подушку. Мальчик моментально оказался рядом с ней и обнял, отчего она спрятала лицо в его футболке.

– Ирина, давайте вы будете лежать с сыном, а мы поставим систему. Обещаю, будет лучше, – вновь попыталась убедить женщина.

Ирина не отвечала, просто лежала, а когда увидела, что задралось ее платье, панически потянулась за одеялом, чтобы закрыться. Выставив руку, повернулась к сыну. Он обнял ее, и они тихо лежали. Пока ставили систему, подключая, мальчик был напряжен. Когда все, кроме меня, ушли, он выдохнул и, сильнее обняв родную женщину, уставился в потолок.

Подошла и прошептала:

– Я тебе что-нибудь вкусное принесу, а ты отдыхай.

Он замер, и замечая в его глазах панику, успокоила:

– Не бойся, я быстро. А ты будь с мамой. Ты же смелый защитник, правда?

Он кивнул, а я еще немного задержалась, и вышла из палаты. В коридоре у диванчиков стоял Сергей. Как только оказалась в фойе, он тут же посмотрел на меня, прожигая взглядом, и побрел ко мне. Резко прижал к себе и выдохнул:

– Ты как?

– Я нормально. Мальчик позволил помочь маме и согласился поесть.

Он посмотрел на меня заботливым взглядом и поцеловал, так нежно, сладко, отчего почувствовала себя самой счастливой. Посмотрела на него и прошептала:

– Как ты?

– Нормально. Врач сказал, что жить буду, – с усмешкой проговорил он, а потом провел по щеке и признался: – Чуть с ума не сошел, когда ты исчезла.

– Я звонила, – прошептала в ответ.

Он обнял так сильно, горячо, нежно, а потом добавил:

– Рита, ты для меня все. Я не живу без тебя.

Любуясь им, решила, что прошлое не изменишь, нужно забыть и жить дальше. Я люблю его, а он меня, так зачем травить душу? Что было, то прошло, и смело могу сказать, что только с этим мужчиной буду счастлива и обрету свое женское счастье. Поднялась на цыпочках и поцеловала, нежно шепча:

– И я… люблю тебя

Мощные руки прижали к огромному телу, сжимая хрупкую талию. Мужчина не контролировал себя, давая понять, как ему важно слышать эти слова. Тяжело дышала, прикрывая глаза от счастья, наслаждаясь его запахом, силой и любовью. Нуждалась в нем. Только в нем.

Подняла лицо и встретилась с темно-синими глазами. Мужчина взял пальцами за подбородок, а потом поцеловал. Жадно, страстно, невыносимо. Как только оторвались, виновато посмотрела по сторонам, а Сергей усмехнулся.

– Мне нужно взять еду и пирог ребенку. Он ждет меня, – прошептала, зная, что Охотник меня поймет.

– Конечно, только ты береги себя, и на диване чистая одежда для тебя, – выдал он, проводя пальцами по щеке, а в следующую секунду уже стал серьезным: – Милая, мы со Штормом должны отъехать. Тут охрана. Мы скоро.

Испугалась, понимая, что они к Котловым, и хрипло выдала:

– Не нужно. А если…

– Родная, все будет хорошо. Это моя работа, и я должен, после всего, что они там сотворили. Не волнуйся, мы не одни.

– Ты обещаешь, что все будет хорошо?

– Да, обещаю. Не волнуйся, – заверил Сергей и обнял, тут же добавляя: – Береги себя, потом заберу тебя.

Волков пошел, а я крикнула:

– Сережа! – он остановился, и я подошла ближе, чтобы поделиться своими переживаниями: – Там Настенька волнуется… Она, наверное, думает, что мы…. что мы…

– Завтра съездим, а пока… я закажу им торт. Хорошо?

– Йогуртовый, – смущенно подсказала ему.

– Да, и самый большой, – согласился мужчина, тут же взяв трубку сотового телефона, отвечая на звонок. Я же пошла к ресепшену и попросила столик и два стульчика, чтобы с малышом играть, и если есть, то книжки. Вежливая медсестра сказала, что проблем не будет, насчет еды предупредила, что принесут через полчаса, а также пирог.

Довольная, направилась в дамскую комнату, не забыв пакет. Переодевшись и сполоснув лицо, пошла по коридору. Только собралась войти внутрь палаты, как услышала голос брата:

– Рита.

Повернулась и с улыбкой спросила:

– Привет, Андрей. Прости, что даже не подошла. Я с малышом…

Грызлов кивнул и предложил:

– Можно с тобой несколько секунд поговорить? Нужно.

Кивнула, но заглянула в палату. Увидев, что мама и мальчик спят, вернулась к Андрею и предложила:

– Да. Присядем?

Он покачал головой и показал рукой в сторону выхода на лестницу. Я согласилась, считая странным его пожелание, и пошла за ним.

– Как Лера и мои племянники? – спросила, как только за мной закрылась стеклянная дверь.

– Хорошо. Но не мне… Уже весь извелся вдали от них.

– Понимаю, – загадочно сказала, радуясь, что все хорошо.

– Ты, правда, хочешь удочерить девочку? – серьезно спросил Шторм

Резко изменилась в лице, считая, что он против, чего не желала слышать, поэтому сказала:

– Да! И мне все равно, кто что думает.

– Нет, я не лезу. Если хочешь, значит, малышка нуждается именно в такой маме, как ты, – категорично произнес Андрей, внимательно наблюдая за мной.

Улыбнулась и, обняв его, прошептала:

– Спасибо. Ты замечательный.

Ухмылка исчезла, и он проговорил:

– Думаю, скоро ты так не будешь думать…

– Ты о чем? – уточнила, пытаясь понять по серым глазам мужчины, в каком он состоянии. Но Шторм редко когда показывал эмоции, только когда зол.

– Ты вышла замуж…

– Да, за Сергея. Мы любим друг друга. И неважно, что раньше… мы расстались.

Мужчина смотрел внимательно на меня, а потом резко выдохнул:

– Это я виноват, в том, что вы расстались.

Непонимающе посмотрела на него, а потом пробубнила:

– Ты ошибаешься. Просто Сергей… он… он… предал меня, но я… простила, – выдала, чувствуя, как сердце сжалось от такого тяжелого признания.

– Он не предавал. Мы разговаривали, и я пригрозил ему, что убью, если он сам не уйдет.

– Не понимаю, о чем ты говоришь… Ведь он…

– О том, что проститутку эту… я к нему отправил и, естественно, у него ничего с ней не было. Достоверно знаю. Платил ей я. И охраннику дал четкие указания, и то, что Волков не приезжал, не мог тебе дозвониться – тоже моя работа. Но я хотел как лучше…

Как будто сошла с ума, соединяя все, осознавая и ужасаясь. Вот так поступил со мной… мой брат. Тот, в ком была уверена, зная, что он никогда не обидит.

«Почему?! Почему?»

– Лучше?! Лучше? Да ты знаешь, что я тогда пережила, когда увидела Сергея с ней? Как ты мог?! – задохнулась от обиды, не имея сил говорить. Как же ужасно, жестоко. Бесчувственный чурбан. Как он мог? Со мной… Неужели так можно?! Что я ему сделала, чтобы он так…

Отошла на шаг и с возмущением прошептала:

– Тогда понятны его слова… Когда он подошел и спросил, дорог ли ты мне…

Шторм кивнул и громко выдал:

– Это я подбил его, сказав, что ты не уйдешь с ним, что не пойдешь против меня, а по-другому он бы не отпустил. Не отпустил. В тот момент я видел в нем угрозу для маленькой девочки. Я потом понял, как тебе было плохо, что у вас все не так, но я считал, что ты должна пожить для себя, повзрослеть…

– Ты… – слезы стояли в глазах. Было так плохо, что хотелось закричать. – Как жестоко… Жестоко! Ты… бесчувственный… эгоистичный… человек. Как ты мог?

Последние слова я громко выкрикнула, все дальше отходя от него. Андрей стоял на месте. Он с сожалением смотрел на меня, а потом сказал:

– Поверь, я бы никогда не сделал это просто так… в угоду своим желаниям и эгоизму. Я заботился о тебе, как мог, не желая, чтобы ты попала в беду, клетку.

– Но с Котловым… ты не был так жесток, – грубо сказала я.

– Про ребенка не знал, как и про сестру, – с сожалением признался он. – Но всю информацию, что получил на отца, когда год назад ты привела этого щенка к нам, подробно изучил, что заставило задуматься. Я нанял человека, и он приглядывал за тобой. Понимаешь, в этот раз я не хотел вмешиваться, дожидаясь твоего звонка или намека. Я считал, что решать за тебя нельзя. А потом написал Алексею Тарасову, и он вызвал Охотника.

– То есть он только с твоей подачи… – с ужасом предположила худшее, но Андрей перебил.

– Нет! Я знаю, как ему было дерьмово. Даже не представляю, если бы у меня отняли Леру. Он отправился в горячую точку… а потом приехал… Это я виноват.

Сглотнула слюну в пересохшем горле, чувствуя, что меня ломает. Как же больно от всего… Так, что не хватает воздуха.

– Рит, я понимаю, что ты меня сейчас ненавидишь, но ты мне очень дорога. Моя маленькая нежная сестренка доверяла мне, а я… совершил ошибку. Знаю. Понял тогда. Прости.

В глазах стояли слезы. Внутри все органы сжимались от обиды. Столько лет… четыре года вспоминала тот момент и ненавидела Охотника, а все случившееся оказалось спектаклем. Жестоким спектаклем.

Хрипло выдохнула, а потом кивнула и прошептала: