Юлия Резник - Мой папа — супергерой

У нее были бездонные голубые глаза, губки-бантики и персики-щечки. Её шикарные льняные волосы завивались в безупречные локоны, совершенство которых чуть портил заметно съехавший набок бант и что-то черное, наподобие сажи, запачкавшее нос-пуговку. Если бы Оксана видела эту малышку впервые, то непременно решила бы, что к ней в кабинет вдруг спустился ангел. Но в том-то и дело, что она знала её слишком хорошо для того, чтобы так ошибаться. В раю нет серы и дыма. Так ведь? А в первом «А», ученица которого сейчас и сидела перед Оксаной, этого добра было столько, что пришлось эвакуировать целую гимназию и вызывать МЧС.

Второй раз за семестр, кстати.

Маленький белокурый антихрист…

Оксана прижала музыкальные пальцы к гудящей с самого утра голове. Сняла нервным жестом очки и бросила на кроху еще один взгляд исподлобья. Она знала, что с ней будут проблемы, с того самого момента, как Лилечка Веселая переступила порог кабинета, следуя по пятам за расфуфыренной в пух и прах девицей. Не спрашивайте, почему она так решила…

— Вы директор? — осведомилась та, игнорируя влетевшего следом секретаря Оксаны.

— Оксана Владиславовна, я ей говорила, что прием по электронной записи, но…

Оксана склонила голову на бок и строго уставилась на нежданную посетительницу.

— Я — Лилу, — оповестила та всех присутствующих и томным жестом заложила за ухо пергидрольный локон. Белокурый антихрист натуральным оттенком волос пошел, вероятно, в папу.

В задумчивости Оксана постучала ручкой по столу. Лилу… Очевидно данный факт должен был что-то им объяснить. Но нет… Этого не случилось. Оксана переглянулась с Зоей Константиновной, ее бессменным вот уже пять лет секретарем, и снова вернулась взглядом к посетительнице.

— Лилу… Знаете, «Доброе утро» на канале… — девица озвучила название одного из музыкальных каналов, которое уже через пять минут выветрилось у Оксаны из головы. Полезное умение — не зацикливаться на информации, которая ей в жизни не пригодится. В одно ухо влетело — в другое вылетело. Очень удобно.

Красотка занервничала. Застучала тощей ногой, как норовистая кобылица. Поджала неестественно пухлые губы.

А! — Дошло вдруг до Оксаны. Ну, конечно же! Ей, очевидно, стоило проникнуться успехами доморощенной знаменитости и продемонстрировать той свой пиетет. Что она, может быть, и сделала бы, если бы девица пришла в их гимназию по записи, в установленный срок. Все же должность обязывала. Оксана Владиславовна отличалась прямо таки удивительным даром ладить с людьми, что во многом и поспособствовало её назначению на должность директора одной из самых престижных в стране гимназий.

Осознав, что ей не собираются заглядывать в рот, милашка Лилу подтолкнула дочку поближе к столу Оксаны и затараторила:

— Мы в курсе, что набор заявлений на зачисление в первый класс уже окончен.

— Так и есть, на все вакантные места дети зачислены приказом от двадцатого апреля, с которым вы можете ознакомиться в разделе «приказы» на официальном сайте нашего учебного заведения.

— Да-да, но нам очень надо! Лилечку прямо выгоняют из детского сада, и я нахожусь в полном отчаянии. — Барышня картинно взмахнула руками и густо подведенными, неестественно длинными ресницами. Вышло довольно синхронно…

Это было что-то новенькое. Оксана впервые слышала, чтобы из детского сада кого-нибудь выгоняли. Тогда-то она не знала, что из-за Лилечки Веселой МЧС в детский сад «Колокольчик» вызывали пять раз за один только минувший учебный год. И лишь после первого аналогичного происшествия в школе Оксана догадалась озаботиться вопросом получения информации. Дабы заранее знать, к чему еще им готовиться. И правильно сделала, кстати сказать! Криминальная биография демоненка, факты которой Оксана выведала у заведующей детским садом, не сулила им ничего хорошего. Седая, как лунь, заведующая клялась, что до поступления Лилечки Веселой в ясли она была жгучей брюнеткой.

— Понимаете, какая ситуация… Лилечке совершенно нечего делать в подготовительной группе. Она и пишет у нас, и читает! С пеленок два иностранных, динамическая гимнастика, бассейн и занятия по системе Монтессори. Понимаете?

Вообще-то нет. Оксана не понимала, зачем над ребенком так издеваться, но озвучивать такие кощунственные для трепетной Лилу мысли вслух не стала.

— У нас очень талантливая, способная девочка. Вы просто обязаны ее взять!

Ну, надо же! Лилу опять не угадала! Её гимназия — её правила. Их даже через вышестоящие инстанции не смогут прижать, ведь все уже давным-давно задокументировано. Мест нет. Извините, пожалуйста.

В общем, отшить их Оксана могла без разговоров. Она уже практически сделала это, но в последний момент зачем-то бросила еще один взгляд на малышку, в бездонных голубых глазах которой закипали горькие слезы. Это что, она так в школу хотела? — пронеслась недоверчивая мысль. Чтобы выиграть время и как-то обдумать сложившуюся ситуацию, Оксана протянула руку и пошевелила пальцами, намекая, что неплохо бы ей ознакомиться с личным делом малышки. Лилу, дробно переступая на высоких каблуках, переместилась поближе к столу директора. Оксана взяла из ее рук картонную папку на завязках, пробежалась взглядом по данным анкеты, запнулась на дате рождения и, резко ту захлопнув, отвернулась к окну. Подумаешь, нелепое совпадение. Но от понимания этого легче не стало…

— Напишите заявление в приемной. Зоя Константиновна выдаст вам образец. Мы вам позвоним, как только будет готов приказ о зачислении, — механическим голосом отчеканила Оксана, не отводя взгляда от окна.

Зоя Константиновна беззвучно открывала и закрывала рот, явно шокированная таким решением. Аккурат вчера они отказали сделать поблажку и принять внука заместителя министра образования. А тут… всего лишь какая-то ведущая не самого известного музыкального канала…

Лилу же рассыпалась в благодарностях. Она была настолько счастлива, что это должно было насторожить Оксану еще тогда. Но этого не случилось. В тот момент она думала совсем о другом.

Так Лиля Веселая и стала их гимназисткой. Их головной болью и вечным кошмаром. То, что их гимназия доработала до апреля месяца — было скорее чудом, чем закономерностью. Все же у них была хорошая ведомственная охрана, и дьявольские проделки Лилечки в большинстве своем было кому пресекать. Но с другой стороны, Веселая — сама по себе была сущим проклятием. Даже когда она ничего такого не затевала — вокруг нее все равно происходил какой-то Армагеддон. В туалете срывало краны, падали намертво закрепленные предметы, однажды под сцену провалился весь школьный хор, в котором Лилечка тогда в первый и последний раз солировала. И даже елку не минула прискорбная участь. Нет… она не упала. Она загорелась. Тогда они пожарных не вызывали. Пожар удалось довольно быстро потушить усилиями физрука и завхоза.

Отвлекаясь от собственных невеселых воспоминаний, Оксана снова потянулась к очкам. В них были обычные чуть затемненные стекла. Несколько лет назад Оксана сделала операцию по коррекции зрения и теперь могла обходиться без очков вовсе, но… она не хотела. За стеклами было так удобно прятаться… ото всех.

Оксана вздохнула. И синхронно с ней вздохнула и первоклассница.

— Я так понимаю, говорить вы, Лилия Матвеевна, не намерены? — уточнила женщина.

Лиля Веселая понурила плечи и прочертила грязными пальчиками узор на до блеска отполированном деревянном столе.

— Хорошо. Значит, я буду вынуждена поставить вопрос о вашем исключении из гимназии. Мы предупреждали и вас, и ваших родителей…

— Маму… — пискнула девочка.

— И вашу маму, — согласилась директриса, сводя красивые брови на переносице, — что если ситуация с вашим поведением не изменится в лучшую сторону, нам ничего не останется, кроме как пойти на самые крайние меры.

— Исключение… — вздохнула Лилечка, закусывая театрально подрагивающие губы.

Оксана прикусила щеку изнутри. Ее губы тоже дрожали, но совсем по другой причине. Её забавляла Лиля Веселая. Она трогала что-то внутри. То, что давно заледенело и не подавало признаков жизни. Актриса…

— Вот именно. Исключение. Сейчас мы пытаемся связаться с вашей матерью, но пока безуспешно…

Белокурый антихрист вздохнул еще тяжелей. Дернул за оторвавшуюся манжету. Оксане было страшно представить, в какую сумму влетал родителям первоклашки ее гардероб — у той бесконечно что-то рвалось, пачкалось и терялось. Лиля Веселая приходила в гимназию, как модель с обложки журнала, а уходила, как жертва кораблекрушения.

— Вы не сможете с ней связаться, — печально развела ладонями девочками, — она в Милане.

Глаза Оксаны расширились. Она взялась за трубку телефона, чтобы связаться с секретарем, но у Лилечки заурчал животик. Женщина сверилась с часами на запястье. Ну, конечно. Уже обед! А ведь из-за сорванных уроков дети сегодня даже не завтракали.

Оксана встала из-за стола, прошла через кабинет и склонилась над небольшим холодильником, скрытым за панелью добротной деревянной мебели. С собой у нее был один только творог. А где-то еще хранились печеньки.

— Ешь! — сказала она, ставя перед девочкой баночку и пододвигая коробку Бельвиты.

Лилечка еще раз театрально вздохнула. Огромная хрустальная капля сорвалась с ресниц и упала на фарфоровую нежную щечку. Сердце Оксаны сжалось, несмотря на то, что она прекрасно знала — это игра. Веселая просто пытается в очередной раз ее разжалобить. Скажете, семилетний ребенок не может быть настолько коварным? Ха! Это ведь не вашу гимназию поджигали… дважды за один только прошлый семестр!

Дверь кабинета открылась. Внутрь смерчем ворвалась Паулина Сергеевна. Её лучшая учительница младших классов. Высокая тощая, как палка, старая дева неопределенного возраста.

— Это… это возмутительно, Оксана Владиславовна! Так и знайте! Я больше так не могу… Да мне скорую вызывали… дважды! Это… это не ребенок! Это сатана!

Сатана, которую было не видно из-за высокой спинки кожаного кресла, на котором она восседала, откашлялась, изыскано прикрыв рот ладошкой, и свесилась с подлокотника. Съехавший с хвоста бант почти коснулся пола. У Оксаны руки зачесались его поправить. А еще ей стало очень смешно наблюдать за побагровевшей Паулиной Сергеевной. Не иначе — Лиля Веселая плохо на нее влияла.

— Мы еще не закончили, — оповестила учительницу Оксана. — Я вас приглашу, как только это случится.

Так же быстро, как вошла — Паулина Сергеевна вылетела из кабинета.

— А у вас не будет чайку? — осведомилась Лилечка, как только за той захлопнулась дверь. Оксана снова закусила щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. Взяла трубку и пробормотала:

— Зоя Константиновна! Будьте любезны, нам бы с Лилией Матвеевной чайку…

Минут через десять в кабинет вплыла секретарша, неодобрительно поглядывая на девчонку — расставила на салфетке блюдца и чашки, разлила чай.

— Я уже связалась с отцом ребенка. Он обещал подъехать!

— Отец? — повела бровью Оксана.

— Именно. Эта… как ее?

— Лилу, — подсказала оживившаяся девочка.

— Лилу! Трубку взять не соизволила!

Оксана кивнула, подводя черту под дальнейшим обсуждением. Возглавляя гимназию подобного рода — на что только не насмотришься! У богатых и знаменитых свои причуды. И свой круг интересов. Дети входят в этот круг не всегда. Впрочем, может, дело и не в богатстве. Разве мало одиноких заброшенных всеми детей в самых обычных, с виду приличных семьях?

— Неужели папа и правда приедет? — прошептала девочка и, пожалуй, впервые с момента ее прихода Оксана заметила на ее лице волнение. Ну, или что-то, очень на него похожее. Это заставило задуматься. А что вообще она знает об отце этой девочки? Ничего. И ведь за анкетой бежать поздно. Непозволительный промах!

— А почему это вас так удивляет? — спросила Оксана, пряча свой интерес за чашкой чая.

— Не удивляет, — вздохнула девочка. Скатилась с кресла и, подбежав к зеркалу, стала поправлять прическу. Оксана удивленно вскинула брови. Неужели она нашла того, кто может повлиять на ребенка? Ну, ведь не зря девочка так волнуется? Выходит, вот, кто у нее авторитет? Может ли такое быть, что ей не придется исключать Лилечку Веселую из школы? Хотелось бы думать. Ей… очень нравилась эта малышка.

— И кто же твой папа? — не сумела сдержать любопытства Оксана.

Лилечка отвлеклась от зеркала, оглянулась через плечо. Посмотрела на нее как-то… снисходительно, что ли?

— Мой папа — супергерой!

Супергерой… Ага, как же… Все они супергерои! Сколько таких она на своем веку повидала? Да пачками. У всех у них была одна-единственная суперспособность — самоустраняться из жизни потомства.