Оксана стряхнула с себя наваждение и на все еще нетвердых ногах поспешила к двери. Ударилась пальцем о тумбочку, выругалась, одновременно потирая ушибленную ногу и выглядывая в глазок. С шумом выдохнула. Испытывая дикое, болезненное облегчение. Прошло пять лет после развода, но страх её не покидал.

— Привет. Извини, что долго… Я уснула, — пробормотала, отступая вглубь коридора, чтобы впустить мужчину. Вместе с ним в её дом ворвались аромат свежести и терпкий запах его духов, которые ей очень нравились.

— Это ты извини. Возникли проблемы и… Что у тебя с ногой?

— Пустяки. Ударилась в темноте. Есть будешь?

— А что? У тебя есть что-то, что еще не сгорело? — повел носом Матвей.

— У меня вообще бы ничего не сгорело, если бы не Лилька, — надменно вздернула нос Оксана, пряча за бравадой сбивающие с толку чувства.

— Надеюсь, на этот раз обошлось без пожарных? — улыбнулся Матвей, проходя за Оксаной в кухню. Она обернулась, но улыбка на губах женщины тут же застыла. Он снова смотрел на неё как тогда. В самый первый раз. Будто скрывал за показной игривостью что-то еще. Что-то важное.

Опасно! Опасно! Опасно!

Сердце встрепенулось и подпрыгнуло к горлу. Оксана обхватила ладонью шею, не в силах вдохнуть.

— Все нормально? Или Лилька тебя уработала? Если хочешь — ложись. Я тут сам разберусь…

Вот так! Разберется… Наконец, у неё получилось сглотнуть перекрывающий дыхание ком.

— Ты, что же… собираешься у меня ночевать? — пробормотала Оксана, отворачиваясь к столу, чтобы положить ужин.

— А ты, что? Против?

— Я не знаю, Матвей. Все… слишком быстро. К тому же… как от любовницы, толку от меня никакого.

— Думаешь, мне только это надо? — деловито поинтересовался Веселый, настойчиво разворачивая ее к себе лицом.

— Я вообще не знаю, что тебе надо.

Его глаза сузились. Окруженные бородкой полные губы сжались в плотную линию. Он разозлился? Похоже, что так. Позвоночником пронесся озноб. Это тоже «наследство», доставшееся ей от Букреева. Когда Оксана не понимала, что движет людьми, её охватывал страх. А чужая злость или, не дай бог, агрессия и вовсе вводили женщину в ужас. Она даже в фильмах не терпела насилия. На физическом уровне не могла. Однажды пыталась провести над собой эксперимент. Но ее вырвало, когда пролилась первая кровь. С тех пор Оксана больше не экспериментировала.

Матвей поднял руку. Она отшатнулась. Удивленный такой реакцией, мужчина заложил ей за ухо выбившуюся прядь и ласково погладил щеку.

— Ты… Ты мне нужна.

И снова у нее возникли проблемы с дыханием. Как будто кто-то выкачал из ее кухни весь воздух. И не осталось ничего. Вакуум. И его горящие огнем глаза напротив. В которых, на этот раз, она не разглядела подвоха.

Руки ослабели. Оксана с шумом опустила на стол тарелку. И этот звук прозвучал в тихой комнате выстрелом.

— Садись… Не то совсем остынет.

Матвей сел, но еще долго следил за ней пристальным взглядом. Но потом голод, видимо, взял свое. Он накинулся, как оголодавший, и на пережаренное мясо, и на более удачный гарнир. Ел быстро, но аккуратно. Красиво ел…

— Так почему, говоришь, от тебя сегодня не будет толку? — спросил мужчина, когда утолил первый голод. — Что-то случилось?

— Да нет…

— Месячные, что ли? — сощурился Матвей.

— Ты всегда такой прямолинейный? — строго свела брови Оксана. Вот только все её штучки из директорского арсенала на Веселого, кажется, совершенно не действовали.

— Всегда. Не понимаю, зачем ходить вокруг да около. Мы взрослые люди, Оксан.

— Спасибо, что напомнил, — фыркнула она.

— Пожалуйста. Так, что случилось?

— Ничего! Абсолютно. Я просто устала. Я же могу просто устать?

— Конечно. Точно так же, как я могу просто спросить. Почему ты как ёж каждый раз? Почему просто не расскажешь, что случилось? Не поплачешься мне в жилетку, как сделала бы любая другая нормальная баба? Зачем все усложняешь?

Оксана открыла рот, чтобы возмутиться. Но вдруг поняла, что он совершенно прав. Жизнь сделала её слишком сложной. Замороченной. Она разучилась доверять людям и, кажется, вообще забыла, как это — просто разговаривать. С Георгием… с Георгием она по большей части слушала. Почему-то не считала, что ему может быть вообще интересно, как прошел ее день, или… Да вообще… что ему может быть интересно. После развода она обросла такими комплексами, что ей понадобился не один год, чтобы хоть немного снова в себя поверить поверить.

Она сглотнула. Отвернулась к чайнику, чтобы набрать воду. Повела плечами:

— На работе тяжелый день. Один старшеклассник обкурился спайсов и… в общем, ничего хорошего. Беготня, обеспокоенные родители, нервотрепка…

— Ничего себе, — протянул Матвей, с шумом отодвигая стул. Спустя каких-то пару секунд на плечи Оксаны легли сильные руки, и он принялся с силой массировать её мышцы. Так приятно. Оксана забыла, что вообще собиралась делать, просто тихонько постанывала от удовольствия. — Ты обратилась в полицию?

— Что? — моргнула она.

— Ты обратилась в полицию? Это ведь серьезный вопрос, и, наверное, ты, как директор…

— А… Ну да… Да. Конечно.

Оксана не стала вдаваться в детали. Какая разница? В полицию — не в полицию. Она приняла меры, а уж кто занимался этим вопросом, Матвея не должно было волновать. Тем более она совсем не была уверена в том, что хочет делиться с ним подробностями происходящего. Тогда бы в разговоре всплыла фамилия Бедина, а она даже для себя еще не решила, как ей быть в этой ситуации.

Запуталась… Она так сильно запуталась.

— Значит, обратилась? — руки, массирующие шею, сжались чуть сильней. Невольно Оксана напряглась.

— Да, конечно…

— Понятно, — прохрипел он, прежде чем… Она не поняла, что произошло. В мгновение ока Матвей прижал ее к столешнице. Надавил ладонью между лопаток, вынуждая прижаться к ней грудью. Совсем рядом шумел закипающий чайник. И в её ушах тоже шумело. От страха… или… желания?

— Что ты делаешь?

— Делаю тебя хорошо… От тебя не потребуется никаких усилий.

— Я не знаю, Мат…

— Просто расслабься.

А она не могла. Происходило что-то неправильное. Оксана чувствовала это даже спиной. Что-то изменилось в его голосе, в его поведении после их разговора. И она не понимала, что.

Его неумолимые руки задрали подол её платья. Щелкнула пряжка ремня. Оксана всхлипнула, и заведенная, и напуганная происходящим. Твердые пальцы отодвинули тонкие трусики в сторону, а полностью готовый член скользнул между ее плотно сжатых ног. Она тонула в океане происходящего. Она хотела прекратить это, но еще больше хотела продолжать. Матвей положил пальцы на ставший необычайно чувствительным бугорок и снова прошелся по влажным складочкам. Оксана захныкала. Он повторил. И еще, и еще… Покусывая ее за загривок, играя клитором, тихонько рыча на ухо, но так и не погружаясь внутрь, пока этого не стало более чем достаточно. Она кончила, глуша собственные крики ладонью. И только тогда он отступил.

— Я в душ, — произнес ровным голосом, как будто это не он прямо сейчас подарил ей столько удовольствия.

Она ничего не понимала. Ни-че-го…

Глава 14

Упругие струи ледяной воды разбивались на тысячи искрящихся брызг о его тело и стекали по нему вниз, в прожорливую глотку слива. От холода перехватывало дыхание, а член, хоть и нехотя, но опадал. Матвей сам себя не узнавал. Не отдавал отчета своим действиям. И дико злился оттого, что не может овладеть собой. Он творил черте что… Так нельзя было! Но эмоции просто кромсали его на части. Ему хотелось её ударить за ложь, хотя никогда раньше он не бил женщин. Ему хотелось ее встряхнуть и объяснить, что так нельзя! И в то же время умолять, чтобы она прекратила. Покончила с этим дерьмом, пока не стало слишком поздно. Пока правда не всплыла, и он окончательно её не потерял, потому что, если это случится… он уже ничем ей не поможет.

Но ты хотел бы? Помочь? — прозвучал резонный вопрос в голове. Да твою ж мать! Мужчина легонько стукнулся лбом о влажную голубую плитку, покрывающую стены ванной, в попытке вправить мозги на место.

Он отслужил четырнадцать лет в спецназе! Слова «законность» и «правопорядок» для него не были пустым звуком. Он понимал их обстоятельно и глубоко. Без всякого пафоса защищая эти принципы, впитав с молоком матери правильные представления о жизни. О добре и зле. О том, что хорошо, а что плохо. Так что Матвей очень четко понимал, где пролегает граница между черным и белым, и старался не думать о полутонах, хотя, конечно же, понимал, что и без них в жизни не обходилось. Просто… так было проще. Ты — на стороне хороших парней. Противник — на стороне плохих. И нет никаких причин для моральной дилеммы. Но стоит только допустить мысль о том, что не все так однозначно, и все — грош цена тебе, как бойцу. Так и жил. А тут…

Он не знал, как ему быть. Его принципы пошатнулись. Он смотрел в ее настороженные глаза, гладил бледную нежную кожу, наблюдал за ее мягкой улыбкой, обращенной к ребенку… его ребенку, и понимал, что в тюрьме она просто не выживет. А потом гнал от себя эти мысли, вспоминая слова друзей о том, что те не верят в ее виновность. Ладно, он сейчас думал членом… Но Медведя и Кису — таких было не обмануть. А что, если она и правда не в курсе творящегося в гимназии беспредела? Тогда почему не обратилась в полицию? И ему почему соврала?! Боится, что такое обращение поставит под угрозу ее карьеру? Ставит свое кресло выше интересов детей? В это тоже было сложно поверить. Он запутался в происходящем. Своей ложью Оксана смешала ему все карты. Еще вчера Матвей был уверен, что её вины в происходящем нет, а спустя сутки… Твою ж мать! Ну, почему… почему она не обратилась в ментовку?

Ты знаешь, почему, Весёлый. Просто такая правда тебе не нужна! Он резко выключил кран и, опершись руками о стену, низко опустил голову. В дверь тихонько постучали:

— Я повесила на ручку домашние штаны. Грязное белье брось в машинку. Я постираю и высушу на змеевике.

Штаны! Чьи, спрашивается? Того хмыря, с которым она встречается? От злости и еще чего-то — неведомого… темного… страшного, ломило в висках. Может быть, её любовник в это дело втянул? Интересно, Киса уже пробил его по номерному знаку авто? Хотел бы он знать, с кем она спала. Или… не хотел. Да к черту! Ему нужна была полная картинка происходящего.

Устав прятаться в ванной, Матвей натянул предложенные штаны и вернулся в кухню. Он думал, что Оксана уже легла, потому как свет не горел, но она стояла в темноте у окна, сжимая в ладонях огромную чашку чая. Ну, да… Именно его она и собиралась приготовить, когда он её… Что это было?

— Что это было? — спросила Оксана, и её вопрос слился с вопросом, прозвучавшим у него в голове.

Делая вид, что ничего не случилось, Матвей подошел поближе. Забрал из ее рук кружку и сделал жадный глоток, наконец, оттаивая после ледяного душа.

— Ты о чем это?

— О том, что случилось десятью минутами ранее.

Он не знал, что ей на это ответить. И как объяснить, почему не довел все до логического конца. Почему не трахнул ее так, что у нее не осталось бы сил на всякие глупости. Как объяснить, что дело вообще не в ней? Как самому признаться в том, что он просто себя наказывал… Наказывал за то, что даже подозревая Оксану в таком страшном, мерзком преступлении, все так же остро её хотел и в ней нуждался. Он как будто помешался. Забыл, кто он, где и зачем. Потерялся. Всего себя в ней растерял.

— Ты сказала, что устала. Я не стал тебя напрягать, — Матвей вернул чашку в ее ладони и, пристально вглядываясь в её глаза, очень нежно очертил скулу.

Кто ты, Оксана? Как тебя разгадать? Почему ты не доверяешь мне, детка?

Она растерянно хлопнула глазами. Одним большим глотком допила чай и отставила чашку на подоконник. Устало растерла глаза. Матвею так нравилось, когда она не прятала их за стеклами. Правда, в одной из его фантазий Оксана все же была в очках. С собранными в строгую прическу волосами, в чулках и в деловом костюме на голое тело. Он развалился в ее директорском кресле, приспустив штаны, а она сидела перед ним на коленях и… Черт! Член снова ожил. Как будто это не он совсем недавно втянулся от холода. Как будто его фантазии… были нормальны.

Хм… Ну, допустим, с фантазией у него все было в порядке и до этого. Когда ты на задании и неделями не видишь баб, только фантазия и спасает. Он вообще был очень активен по этой части. А как иначе ему было сбрасывать напряжение и утверждать жизнь? После боя в теле столько адреналина, что если не дать ему выплеснуться — пиши пропало. Затяжной секс-марафон — лучшее лекарство.

— Мне показалось, что ты на меня злишься… — прошептала Оксана. Матвей напрягся. Он забывал, как тонко она его чувствовала.