— Ладно. Проехали… Думаю, нам обоим стоит еще раз все взвесить.

— Зачем? Думаешь, я не знаю, чего хочу? Мы ведь уже это обсудили!

— Матвей! Остановись! Мы совсем друг друга не знаем, а на кону стоит так много! Лично я ставлю — устоявшиеся отношения. И если ты думаешь, что это вот так легко — ты ошибаешься. У меня поджилки трясутся. Мне тридцать шесть и дерьмовый опыт за плечами… у меня просто не осталось времени на необдуманные поступки.

— Черт! Я понимаю… понимаю. Правда…

— Вот и хорошо. Тогда созвонимся позже…

Оксана отложила телефон. Растерла виски. Почему так? Почему в жизни то вообще ничего не происходит, и она начинает походить на застоявшееся болото, то… на тебя, как шторм, обрушивается всё и сразу?

Честно отсидев от звонка до звонка свой рабочий день, Оксана засобиралась домой. От волнения слегка потряхивало, и чтобы немного отвлечься, женщина заехала в магазин, долго бродила между прилавков, выбирая продукты, потом так же долго готовила любимые блюда Бедина. Может быть, глупо… Но она надеялась, что им удастся расстаться друзьями. Хотя… при чем здесь ужин, ей богу?

Когда в дверь позвонили, она едва не подпрыгнула. Видимо, сказывалось охватившее её напряжение, которое чем дальше, тем становилось сильней. Распахнула дверь, уставилась во все глаза на мужчину.

— Привет. Проходи.

Он и прошел. Закрыл за собой дверь, и тут же схватил в объятья. Неожиданно. Он никогда так раньше не делал. Как будто они не виделись тысячу лет, и он ужасно соскучился. Не впервые испытывая рядом с ним неловкость, но уже успев забыть это чувство, Оксана сделала крохотный шаг назад и натолкнулась на комод. Тут же вспомнила, как сидела на нем с широко разведенными ногами перед другим. Стало безумно стыдно. Оксана отвернулась:

— Жор… Мы разве не хотели поговорить?

— Угу… Хотели, — Бедин, как животное, провел носом по ее скуле, прошелся горячими ладонями вверх-вниз по рукам, а она замерла, опасаясь, что он учует на ней аромат другого. Легкий холодок прошел по спине, заставляя приподниматься тоненькие волоски на затылке.

— Пойдем. Я ужин приготовила. Нам, и правда, нужно поговорить…

Бедин нехотя выпустил её из объятий и отступил, чтобы разуться. Оксана перевела дыхание. У двери кухни замер Яшка. И даже в его взгляде ей почудилось осуждение.

— Я подстригся! Заметила? — проходя вслед за ней в кухню.

— Ага. Симпатично…

Оксана натянуто улыбнулась и отвернулась к столу, чтобы положить Георгию ужин.

— Как командировка?

— Не вовремя.

— Это точно. Слушай, такое происходит… Я уже извелась вся!

— Ничего. Все закончится быстрее, чем можно было представить.

— Почему ты так думаешь?

— Я ведь говорил. Под Букреева копает внутренняя безопасность. У них уже все козыри против него. Осталось немножко. Я тут с их главным на завтра стрелку забил, чтобы, так сказать, объединить усилия.

— Так это он?! Он торгует наркотой в моей гимназии?

— Он не торгует, а крышует барыг.

— Но… почему здесь?

— А ты не догадываешься?

Оксана сглотнула. Приборы противно звякнули о тарелку, и она отложила их в сторону. Что-то совсем нервы стали ни к черту!

— Думаешь, пытается мне насолить?

— Или подставить. Что еще хуже.

— Н-но почему? — Оксана вскочила и нервно заходила по кухне, — столько лет прошло! Почему он не оставит меня в покое?!

— Потому что он помешан на тебе, и знаешь, — Георгий тоже встал из-за стола, — я его понимаю.

Руки мужчины легли Оксане на плечи. Теплые губы коснулись затылка. Обычно объятия Бедина ее успокаивали, но только не в этот раз. Оксана так остро чувствовала свою вину перед ним. И это лишь только усугубляло и её страх, и её нервозность. Что, если Жорка плюнет на неё… на её проблемы? А что? Вполне может быть. Это сейчас она ему любовница, а стоит только признаться…

Оксана зарылась лицом в ладони:

— Ну, в чем? Ну, в чем ты его понимаешь, Жора?

— Я тоже по тебе с ума схожу, — огорошил тот, прижимая к себе еще плотнее, целуя висок, скулы, спускаясь к шее. Оксана застыла, не в силах пошевелиться. Да что это с ним?! Никогда еще Бедин не говорил ей таких слов… Она высвободилась из его рук, развернулась, чтобы иметь возможность посмотреть мужчине в глаза, но лучше бы, наверное, этого не делала. Телом прошла дрожь. Оксана обхватила себя за плечи и сделала шаг назад.

— Жора… Ты… слушай, у тебя все нормально?

А он улыбнулся. По-мальчишески так, открыто. Кивнул головой, растер широкой ладонью затылок и снова к ней подобрался.

— У меня все хорошо. Теперь вообще все будет хорошо…

— Правда?

— Клянусь. Ты прости, что так долго тянул. Только сейчас понял, какой дурак. Жизнь уходит, и что толку её подстраивать под то, что кто-то там скажет? Дети выросли. Все поймут. А больше… ну, перед кем мне отчитываться?

Он все больше и больше ее запутывал. У Оксаны голова шла кругом.

— Жора, а ты о чем вообще? — осторожно спросила женщина.

— О нас, Оксана. Только о нас. Я задолбался так… ты бы знала. Вот разведусь, и никуда тебя больше не отпущу.

Сказать, что она испытала шок — это вообще ничего не сказать. Было ощущение, что на нее надвигается лавина, а она стоит, не в силах пошевелиться, и лишь отмеряет последние секунды перед концом. Оксана и так не знала, как начать разговор о расставании, а теперь… Что ей делать теперь, господи?

— Нет, Жор! Ты что? Зачем? Ты ведь шутишь? Скажи, что шутишь! — Оксана отступала, беспокойно шаря взглядом по его вмиг насторожившемуся лицу.

— Такими вещами не шутят.

— Но… Господи, Бедин! Мы были вместе пять лет, а теперь… Развод? Мы ведь никогда это даже не обсуждали.

— Я знаю, что тянул слишком долго. Но и ты пойми… в моем возрасте уже сложно что-то менять.

— Вот и не меняй! Зачем тебе это?

Оксане казалось, что она падает в пропасть, в которой не было дна. От волнения её стало легонько потряхивать. И было так ужасно стыдно, что она никак не могла заставить себя поднять на него глаза.

— Я больше не могу без тебя. Надоело. И не хочу без тебя. Ты выйдешь за меня, когда все закончится?

Оксана опустила голову еще ниже. Нет! Это еще не было падением… Лишь восхождением на вершину отвесной скалы. А прыжок в неизвестность… он был впереди. Замирая над краем пропасти, Оксана сглотнула:

— Я сегодня тоже хотела с тобой поговорить, Жора…

— И что же ты мне хотела сказать?

— Мне кажется, я полюбила другого… — прошептала Оксана, делая шаг над бездной.

Глава 16

Его лицо вытянулось. Стало таким… растерянным и беззащитным, каким она никогда его до этого не видела. И даже не думала, что оно может выглядеть так… по-детски, что ли? Господи, ему ведь шестьдесят было, но эти годы сейчас как будто исчезли с его лица. И все, что она видела перед собой — это беззащитного ребенка, которого исподтишка обидели. Она и чувствовала себя соответствующе. Чудовищем каким-то…

— Жор, — прошептала Оксана, взволнованно облизав губы.

Он растерянно моргнул. Впился в нее ничего не понимающим взглядом. Наверное, так смотрят детдомовские дети на бросивших их родителей. Ты же не серьезно, ведь так? Скажи, что это неправда!

— О как… Полюбила… кажется…

— Прости. Пожалуйста, прости… Я не знаю, как так вышло. Я даже не знаю, выйдет ли… Просто не могу тебя обманывать. Не хочу…

Он дернулся всем телом. Отступил. Сделал шаг назад, задевая обеденный стол, заставляя со звоном подпрыгнуть приборы.

— Жора, — сглотнула Оксана. Господи, ужас какой… Как страшно! Она не догадывалась даже, она даже предположить не могла, что это будет так изматывающе тяжело. И больно. Её как будто без ножа резали. А его?

Кадык Бедина дернулся. Он отвернулся резко и молча пошел прочь. На несколько секунд Оксану как будто парализовало, и она так и стояла посреди кухни, не в силах ни выдохнуть, ни вдохнуть, но потом все же отмерла и бросилась за ним следом. Замерла в дверном проеме, наблюдая, как тот обувается.

— Жора… Не надо… Пожалуйста…

Оксана и сама бы не смогла ответить, о чем она просила Георгия. Просто не могла, эгоистично не могла отпустить его вот так. В таком состоянии. Расстаться с ним на такой ноте. Но он тряхнул головой, отметая ее дальнейшие возражения. Щелкнул замком и вывалился прочь из её квартиры.

Ноги не держали. Оксана привалилась к стене, но и это не помогло. Тогда она просто скатилась вниз по стеночке и, уткнувшись лицом в колени, тихо заплакала.

Что она наделала? Что она наделала, господи?!

А потом будто осенило! Ну, ведь дура! Куда она его отпустила? В таком состоянии… за руль! Тревога костлявой рукой сжала сердце. Оксана вскочила с пола и на негнущихся ногах побежала к окну, выискивая взглядом Жоркин Лексус. Человеку с его должностью нельзя было светить дорогие игрушки. Поэтому свою машину он записал на зятя. Странно, почему она вспомнила об этом в такой момент? Какие глупости только не лезут в голову, когда, кажется, вся жизнь летит псу под хвост. Лексуса Оксана так и не обнаружила. Потом догадалась, что Жорку мог привезти и водитель, он ведь после командировки! Наверняка ездил на служебной. Выдохнула с облегчением. Осела на отодвинутый стул. Несколько минут назад на нем сидел Бедин. И, наверное, прокручивал в голове свое предложение, надеясь, что она обрадуется. Яшка запрыгнул ей на колени.

— Господи, боже мой… — всхлипнула Оксана, прижимая к себе кота. Как так получилось? Как они пришли к этой точке? В тот момент она почти ненавидела Матвея за то, что он вошел в ее жизнь и все в ней перевернул. Хотя… ну, в чем заключалась его вина? Ведь если бы она сама не захотела, ничего бы и не было, так?

Проклятье! Ну, почему? Почему? Почему Жорка не сделал ей предложение неделей раньше? Может быть, она бы и не взглянула на Веселого! Просто знала бы уже, что принадлежит другому, и смотрела бы на мир уже совсем другими глазами. Будучи не чьей-то грязной тайной, которую впереди ждет одинокая старость. А будучи невестой достойного человека. Его любимой…

Черт! Он ведь даже этого никогда ей не говорил! Да, защищал, да, покровительствовал. Но никогда не говорил о любви, о будущем, о своих планах… А ей, как и любой другой женщине, все же нужны были эти слова. А ей так нужно было чувствовать себя единственной! Так чертовски нужно…

Матвей дал ей то, что никто и никогда не давал. Уверенность в том, что она желанна. Это чувство таилось в его глазах… Проявлялось в его дерзости и бескомпромиссности. В диком голоде взгляда. Рядом с ним она чувствовала себя на вершине мира. Самой лучшей, самой сексуальной, самой необходимой ему… Рядом с ним её мечты оживали и казались такими реальными…

Жорка… Милый Жорка… Ну, почему ты так долго тянул? Почему вообще не озвучивал своих мыслей? Жорка…

Растирая по лицу слезы, Оксана тяжело поднялась. Открыла шкафчик, достала початую бутылку Мартини. Плеснула в обычный стакан, добавила сока грейпфрута и выпила залпом, как водку. А потом долго сидела у окна, вспоминая, как все начиналось.

Бедин спас ее от мужа, когда в полном отчаянии она уже почти решилась на самоубийство. Когда в какой-то момент просто поймала себя на мысли, что все чаще прикидывает в уме, а выдержит ли её вес крюк, к которому крепится люстра. Выносить побои и унижения уже не было сил. Депрессия от потери ребенка все сильнее затягивала. И даже страх расправы над родителями и братом Оксану больше не мотивировал. Если бы её не стало — им бы вообще перестало что-либо угрожать. Так было бы лучше для всех. Вот как она думала.

Все случилось довольно банально. В то утро внук Бедина сорвал ей урок, пребольно стрельнув ей в щеку из рогатки. По сравнению с теми синяками, что ей оставлял муж — травма была так себе. Оксана и не расстроилась даже. Но Георгий почему-то решил, что должен её навестить, извиниться и предложить помощь. Она никогда не спрашивала, откуда он тогда узнал ее домашний адрес. А теперь и не спросит. Да и не важно. Главное, что он приехал. Она же… когда открывала, совсем не в форме была. За несколько минут до этого Букреев здорово над ней поиздевался и куда-то ушел. Видимо, водка закончилась. В общем, когда в дверь постучали, Оксана вскочила с дивана, на котором отлеживалась, и понеслась открывать, в абсолютной уверенности, что это вернулся муж. Но это был Бедин, который, увидев её, сначала шокировано замер, а потом учинил самый настоящий допрос. Странно… Но до этого случая Оксана никогда и никому не рассказывала о своей жизни. А с ним — как будто прорвало. Она уже и не помнила, что ему говорила, захлебываясь слезами. Наверное, все… потому что больше не могла это держать в себе. Потому что была на пределе. Наверное, это понял и Бедин.