Юлия Резник - Мой папа — супергерой

— Оксана Владиславовна, тут к вам Курянский пожаловал. Выпроводить его?

— Курянский? — удивилась Оксана. — Нет-нет! Впустите. Я с ним поговорю.

Интересно, что нужно этому парню? Признаться, в последнюю их встречу ему удалось здорово её напугать. Просто… человек, который однажды уже столкнулся с дикой, неконтролируемой яростью и злобой, начинает как-то по-другому чувствовать этот мир. И Оксана ощущала темную пугающую ауру, исходящую от парня. Рядом с ним ей было, по меньшей мере, некомфортно.

— Михаил? Добрый день. Присаживайтесь… Вы что-то хотели?

— Да… да. Извиниться.

Удивленно приподняв бровь, Оксана уставилась на парня. Невысокий, крепкий, лицо… довольно простое. И в нем не было и тени раскаяния. А вот что бросалось в глаза — так это свежие синяки на щеке и на шее. Может быть, если бы она сама долгое время не носила похожих меток, Оксана бы и не поняла, что это но… Это были следы от пальцев. Как если бы Мишу кто-то душил. Отмахнувшись от его извинений, она мягко, изменяя собственному правилу обращаться к ученикам на «вы», поинтересовалась:

— Миша, у тебя все хорошо? Потому что, если что-то случилось, ты можешь рассказать и…

Договорить она не успела. Во дворе что-то взорвалось. Раз, и еще… Петарды. Этот звук она бы ни с чем не спутала!

— Посиди здесь… Я на минуточку! — Оксана выскочила в приемную, — Зоя Константиновна, узнайте у охраны, кто там хулиганит, и приводите виновных ко мне.

— Опять петарды?

— Они самые. Признаться, я уже думала, что их новогодние запасы исчерпались.

— Мечты-мечты! — философски заметила секретарша и взяла трубку внутреннего телефона. Не дослушав, о чем та говорит с охраной, Оксана вернулась в кабинет. Курянский стоял посреди комнаты и чему-то улыбался. Странно. Еще какую-то минуту назад он сидел. Может быть, тоже выглянул в окно, чтобы узнать, что случилось?

— Извини, я отвлеклась. Так на чем мы остановились?

Миша пожал широкими плечами. Ухмыльнулся:

— Да я уже все сказал, — и вразвалочку пошел прочь из кабинета.

Оксана растерянно оглянулась. Ну, вот, и что это было? Растерянным жестом она поправила выбившийся из узла локон и снова подошла к окну. Май был в самом разгаре, и солнце припекало уже совсем по-летнему. Било по глазам. Чуть прикрутив жалюзи, женщина вернулась к столу. Она не могла понять, что же ей не дает покоя. Какая-то тревожная мысль, скользящая по краю сознания. Оксана поморщилась, села за стол. Снова взялась за документы. В приемной послышался шум, женские крики… И в тот же миг пришло понимание. Как будто кто-то вложил его в её глупую голову.

Когда группа захвата ворвалась в кабинет директора, Оксана даже не удивилась. Только сердце колотилось, как сумасшедшее… и дыхание останавливалось.

Даже на звонок Лильки Матвей ответил не сразу. Непонятно, как долго дочка пыталась ему дозвониться, прежде чем он увидел вибрирующий на столе телефон. Бросил взгляд на дисплей. Мечтательно улыбнулся. Ну, вот и что нужно его чертенку на этот раз? С тех пор, как они зажили одной большой дружной семьей, Лилька уже не звонила ему так часто, как это бывало раньше. Да вообще практически не звонила. Только чтобы передать «Мы с Оксаной поедем прыгать на батуты, бросай все и мчи к нам!» или «У Яшки закончилось мясо». Обычно Лилькина болтовня становилась для него глотком чистого воздуха. Он закрывал глаза и представлял, чем занимаются его девочки, как они шушукаются о чем-то своем, о женском, бросая на него, Матвея Веселого, надменные взгляды, или вовсе над ним смеются. Обычно звонки дочки заряжали его радостью на целый день, но в тот раз все было совсем иначе. Лилька со старта взволнованно затараторила:

— Папочка! Немедленно приезжай! Случилась какая-то беда… У Оксаны случилась…

Его дочка была далеко не робкого десятка, а потому звенящие в ее голосе слезы здорово напугали мужчину.

— Так, малыш, давай по порядку, — настолько спокойно, насколько это вообще было возможно, предложил Мат, шаря взглядом по столу в поисках ключей от машины. — Что у вас произошло?

— Я думаю, что Оксану арестовали, — громким взволнованным шепотом выдала Лилька.

— Что? — просипел Веселый, одной рукой подхватывая злосчастные ключи, а второй — дергая вниз узел галстука.

— Мы договорились попить с ней чай, — всхлипнула его малышка. — Я пришлаа-а-а. А там эти люди в балаклавах, и все такое. Ее вывели в нару-у-учниках.

Матвей несся по коридору к лифту, лавируя между людей, ничего перед собой не видя и не слыша. Лишь срывающийся дочкин голос и шум крови в ушах. Он сотни раз подвергал свою жизнь опасности, но, как сейчас оказалась, даже не представлял, каким всеобъемлющим может быть его страх. Таким сильным, что в венах стыла кровь, а тело отказывалось подчиняться. Он двигался, как во сне. Нечеловеческим усилием воли преодолевая сковавший тело паралич. На ней он и держался. На воле и на адреналине, который рвал его на ошметки.

Уже в машине поднял на ноги друзей. Медведя и Кису. Коротко обрисовал им ситуацию.

— Узнайте, какого черта случилось! Хоть из-под капельницы вытащите Соболева, хоть из-под клизмы! Я должен знать, что происходит…

— Дерьмо. Ничего такого ведь не планировалось.

— Вот именно! Узнайте, что пошло не так, куда ее увезли… Кто вообще это был?! И какого хрена…

— Тише-тише, дружище! Выдыхай… Я сейчас решу вопрос с работой и тут же подтянусь. Мы справимся.

Матвей открыл рот, чтобы что-то сказать, но лишь еще раз с шумом втянул в себя воздух. Он не имел права торопить друзей. У всех у них была своя жизнь, работа, которую они не могли бросить и вот так запросто куда-то сорваться. Да к тому же они, как никто, отдавали отчет ситуации. Понимали, что времени у них нет. А значит, начнут действовать так скоро, как это вообще возможно.

— Просто свяжись с Соболевым… Хватит ему болеть.

На то, чтобы узнать, куда увезли Оксану, потребовалось намного больше времени, чем он рассчитывал. Потому что она не проходила ни по одной из баз! Недосмотр? Матвей в это не верил. Прошло полтора часа, прежде чем он узнал, где она находится. И еще час — ему пришлось терпеливо ждать, пока его впустят. Бывший муж Оксаны не торопился. Бросал на него полные превосходства и торжества взгляды через пуленепробиваемое стекло, отделяющее дежурную часть от коридора, и снова куда-то уходил. Если бы не Киса, который, как мантру, повторял «Нельзя, не пори горячку… Мы скоро выйдем на начальника участка! Просто потерпи!» и придерживал его за плечо, Мат, наверное, сорвался бы. Расквасил бы его самодовольную морду. И никто… никто бы его не остановил.

— Почему Медведь так долго возится? — скрипя зубами, парировал Веселый. Им ничего не говорили, он понятия не имел, что происходит, и каждая минута ожидания подрывала его изнутри. — Мы почти месяц их вели! Можем прижать! Этого же Букреева…

— Мат! — бросил на друга напряженный взгляд Василий. — Очнись! Нельзя соваться в темную комнату, не зная, что находится за порогом!

Он это понимал! Он это, мать его, очень хорошо понимал! Но там была его женщина! Его… Та, которая ему под кожу влезла. И отравила. Перевернула в нем все вверх дном. Плохое… Хорошее…. Черное… Белое! Все смешалось. Как будто кто-то перед его глазами прокрутил калейдоскоп. Изображение сложилось в причудливые витражи и рассыпалось на сотни осколков. Острых, уродливых, грязно-серых, вспарывающих его душу, пускающих кровь. Добавляющих в безобразную картинку алых красок.

— Кто здесь адвокат?

— Я, — вскочил Матвей.

— Пройдемте.

В сотый раз поблагодарив Громова, который настоял на получении им адвокатской корочки, Матвей прошел по выкрашенному зеленой краской коридору к рыжей двери. Щелкнул замок. Матвея впустили. Взгляд, привыкший к полутьме, обожгло светом яркой висящей под потолком флуоресцентной лампы. Пыточная камера какая-то… Мат стиснул челюсти и перешагнул порог.

Оксана сидела за столом спиной к входу. Она не повернулась на звук захлопнувшейся двери. И не пошевелилась даже. Лишь только плечи застыли, выдавая волнение.

У него пересохло во рту. И все слова, что он заготовил, застряли в горле.

— Оксана, — выдавил он.

Она оглянулась, хлестнув себя по лицу выбившимися из прически прядями. Вскочила. Едва не упала, потому что скованные наручниками руки не придавали устойчивости:

— Матвей! Господи боже… как ты узнал? Как ты меня нашел? — шептала, слизывая с губ слезы.

— Мне позвонила Лиля…

— О, нет… — Оксана взметнула руки в наручниках к груди, бросила на них недоуменный взгляд и медленно опустила. — Как же стыдно… — прошептала она.

— Оксана, послушай…

— Ты знаешь, в чем меня обвиняют? — не дав ему закончить, прошептала женщина.

— Да…

Матвей отвел полный смятения взгляд. Скользнул вниз по ее телу и снова метнулся вверх, только сейчас обратив внимание на то, что блузка Оксаны совсем промокла. Нерв на щеке дернулся:

— Это что?

Оксана проследила за его взглядом. Недоуменно моргнула.

— Дождь… Когда это все происходило, шел дождь.

Матвей перевел дыхание. Ладно… с этим он потом разберется! А сейчас:

— Пожалуйста, присядь. У нас мало времени.

Оксана послушно кивнула и тяжело опустилась на отодвинутый Матвеем стул. Чтобы не нависать, Мат устроился рядом. Достал из кармана глушилку. Оксана наблюдала за его действиями и молчала.

— Это, чтобы нас никто не услышал, — пояснил Веселый. И дождавшись ее слабого понимающего кивка, продолжил. — Я хочу, чтобы ты понимала — я на твоей стороне. Я… — Матвей сглотнул. — Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе.

Глаза Оксаны снова наполнили слезы. Красивые губы дрогнули, а руки, лежащие на столе, дернулись к нему. Он сжал заледеневшие пальцы. Почему она такая холодная, когда на улице такая жара? Даже зубы стучат…

— Эй, милая… Все хорошо! Все будет хорошо, я обещаю… Девочка моя… Соберись. Мне нужно, чтобы ты мне все рассказала.

— Да… Да, конечно.

— Можешь говорить свободно и ничего не скрывать. Нас никто не услышит.

Что-то изменилось в её взгляде уже тогда. Что-то неумолимо навсегда изменилось…

— Но мне нечего скрывать…

Матвей устало растер лицо.

— Послушай, я знаю о наркотиках… И хочу тебе помочь.

Оксана молчала. Молчала… и так пристально на него смотрела, как будто не видела до этого тысячу раз. Как будто не разглядывала его лицо в зарождающемся свете раннего утра еще сегодня…

— И что же ты знаешь? — наконец спросила она, когда, кажется, прошла целая вечность.

— Все… Все, кроме того, каким образом ты в этом замешана.

И снова её долгий-долгий взгляд на него. Уже не пытающийся в нем что-то найти, разглядеть. Потухший и какой-то… неживой, что ли? Это он… это он убил её свет? Оксана неловко выскользнула из-за стола. Матвей вскочил за ней следом.

— Послушай… Ты просто доверься мне! Просто доверься, прошу…

Она отвернулась. К стене… в комнате не было окон. Как отворачивались, чтобы не смотреть в глаза собственной смерти те, кого вели на расстрел. Если её плечи до этого были напряжены, то сейчас они просто окаменели.

— Доверься мне, пожалуйста… — прошептал Матвей в отчаянной попытке удержать то, что для него было безвозвратно потеряно.

— А я уже, Матвей… Доверилась так, как никому и никогда не доверяла. Впустила в душу, хотя… Хотя давала себе зарок никогда этого больше не делать.

— Оксана…

— Нет, подожди… Не хочу ничего слышать и знать. Просто ответь. Ты веришь, что я в этом замешана?

— Я не знаю, дьявол все забери! И какая разница?! Если я в любом случае тебе помогу? Если я люблю тебя так, что все другое перестает быть важным? Даже то, с чего все началось…

— Началось? Ну, да… Ты ведь знал обо всем с самого начала… — задумчиво прошептала Оксана и, не отворачиваясь от стены, медленно покачала головой. — Это не любовь, Матвей. Тебе показалось. Уходи, пожалуйста. И не трать свое время. Мне… мне не нужна твоя помощь.

— Но…

— Уходи!

Она даже не повысила голос. В нем вообще больше не было красок. Ни злости, ни даже разочарования. Только бесконечная неподъемная вселенская усталость и грусть.

Осознание страшной, чудовищной просто ошибки ударило под колени. Матвей пошатнулся.

— Что я… — запнулся он, вздохнул несколько раз, — что я могу для тебя сделать? Пожалуйста, Оксана… Все, что угодно… Пожалуйста, маленькая…

И опять она долго молчала. Будто думая о чем-то своем, или не в силах на что-то решиться.

— Если тебя не затруднит, позвони по номеру восемь… ноль…

Она стала диктовать номер. Чуть помедлив, Матвей схватил телефон и вбил его прямо в память.