Вера Иванова - Мой прекрасный враг

Когда до столкновения оставались считаные мгновения, произошло необъяснимое. На палубу баржи высыпали люди, вооруженные баграми, но вместо того чтобы препятствовать сближению, они, уцепившись крюками за борт, начали подтягивать катер к себе. Я услышал усиленную мегафоном команду «На абордаж!» и увидел, как эти люди стали перескакивать на борт катера, хватать гринписовцев и срывать с них «наглядную агитацию» – футболки и кепки, на которых были написаны призывы и лозунги. Все это походило на съемку дешевого боевика про современных пиратов, но болельщица, сидящая в воде рядом со мной, была другого мнения.

– Подлый предатель! – заорала вдруг она, толкая меня так, что я едва не выпустил круг. – Это ты все подстроил! Ты предупредил охрану об акции! Из-за тебя ребята попались!

Это было просто ошеломляюще несправедливо! От растерянности я даже не знал, что и сказать, но ее рядом со мной уже не было: оторвавшись от круга, разъяренная фурия поплыла к барже и катеру.

– Эй, постой! – крикнул я, но она не оборачивалась. – Вернись!

Я тоже начал грести – одной рукой и ногами, но получалось очень медленно, и расстояние между нами увеличивалось.

– Дура! – кричал я ей вслед. – Ты же сама все рассказала у нас на юбилее! Неужели не помнишь? И дату назвала, и место, и время! И нечего сваливать на меня!

Не отвечая, она гребла все сильнее.

– Ах так? Не хочешь меня слушать? Ну тогда я не отвечаю за последствия!

Отпускать круг было страшно, но другого выхода я не видел…

Вода вокруг стала гораздо холоднее. Тряпка промокла, отяжелела и потянула ко дну. И лежать бы мне под водой у родного завода, если бы чемпионка по плаванию вдруг не опомнилась и не повернула обратно. Последнее, что я слышал перед тем как захлебнуться, – ее оглушающую брань. В себя я пришел под дикие вопли:

– Как же мне надоело тебя спасать!!!

– А я и не прошу! – твердо заявил я, булькнув остатками воды во рту. – Ты берешь свои слова обратно?

Я висел на круге и все хотел понять: черные точки плывут по небу или у меня в глазах?

– Какие именно? – спросила она.

– О том, что я – шпион.

– Хорошо, ты не шпион, – согласилась она. – А просто редкий кретин.

– То-то же! – Я хотел было вздохнуть, но тут над ухом раздался такой визг, что я едва не оглох.

– Прекратите! – вопила моя спасительница. – Немедленно перестаньте их бить! Вы не имеете права! Я милицию вызову!

– Нельзя ли потише?! – взмолился я. – Выключи сирену!

Вместо ответа она дернула меня, повернув лицом к замершим на воде судам.

– Посмотри, что делают твои цепные псы! Они избивают моих ребят!

И действительно, пока я тонул, а потом боролся за жизнь, ситуация на поле боя резко изменилась. Надежды на мирный исход акции рухнули. Охранники, согнав безоружных гринписовцев на баржу, хладнокровно избивали всех, включая девчонок. Парней в камуфляже не останавливали даже камеры журналистов – лодка и вертолет продолжали кружить рядом с местом схватки. Зрелище омерзительное: охранников было гораздо больше, все – тренированные, накачанные малые, ведь Боб отбирает в свою команду ребят, прошедших специальную подготовку. Это переходило всякие границы! Телохранитель явно переусердствовал в выполнении приказа отца – я не слышал, чтобы родитель позволял рукоприкладство.

– Что же это? – в отчаянии вскричала моя спутница. – Боже мой, что делать? Ты, олух несчастный, это ты во всем виноват! Придумай что-нибудь!

– Не ори! – Я зачерпнул воды и плеснул ей в лицо. – Успокоилась? Тогда помогай мне грести!

– Ч-что? – остолбенело переспросила она, мгновенно утихнув. – Что мне надо делать?

– Хочешь помочь своим друзьям? Тогда греби, дура, греби!

Мы принялись грести руками и болтать ногами – круг поплыл. Сначала медленно, потом все быстрее. Мы трудились молча и довольно слаженно – вскоре уже можно было слышать крики охранников и стоны избиваемых. Тогда я, приподнявшись, насколько это было возможно, изо всех сил гаркнул:

– Боб! Свирский! Прекрати это, немедленно!

Мое появление вызвало некоторое замешательство в рядах охранников – они оставили гринписовцев и теперь столпились на палубе, показывая на меня пальцами и дико гогоча.

– Саня, друг! Ты ли это? – От толпы в серо-зеленом камуфляже отделилась плотная фигура. – Греби сюда, чудила! А мы думали, эти подонки утопили тебя!

Нам бросили трос, подтянули к борту и втащили на баржу, где мокрая тога спасла меня от жарких объятий Свирского.

– Вы посмотрите на него, а? – «хрюкнул» мой приятель, весело потирая пухлые ручки. – Мы тут паримся, отстаиваем его собственность, а он с девочкой развлекается! Ну хитер, ну бестия! Видела бы Милена…

– А она как раз и видит! – Один из охранников выступил вперед, сдернул фуражку – по плечам рассыпались рыжие волосы. – Твой отец попросил присмотреть за тобой. Как видно, не напрасно!

Милена обернулась к толпе гринписовцев, среди которых уже мелькало красное пятно «Гуччи», и приказала:

– Всех связать и запереть в трюм! А эти тряпки – в воду! – Она пнула ногой кучу рваных футболок и кепок.

– Ай-ай-ай! – покачал головой Боб. – Деточка, разве можно засорять окружающую среду таким мусором?

– Заткнись! – процедила Милена и повернулась к людям Боба. – Ну? Вы что, не слышали приказа?

Охранники вопросительно посмотрели на Боба, тот коротко бросил:

– Выполняйте!

Бодигарды с готовностью повиновались, но теперь настал мой черед.

– Отставить! – гаркнул я, удивляясь раскатам своего голоса. – Развязать всех и отпустить!

Охранники пришли в замешательство: они не знали, кому подчиняться.

– Дорогой! – пропела Милена. Она подошла ко мне, положила руки на плечи. – Подумай сам: что будет, если мы их отпустим? Они завтра снова появятся здесь! И послезавтра! Станут нападать на наши баржи, заваливать нас гадкими письмами, обливать грязью в своих мерзких газетах! Эти люди ненавидят нас, неужели ты не понимаешь? И никогда не оставят в покое, никогда!

– Оставят, – сказал я, высвобождаясь из цепких объятий. – Оставят, если выполнить их требования.

– Да ты хоть знаешь, чего они хотят?! – оскалилась Милена. Ее лицо вмиг сделалось злым и уродливым. – Невозможного! Если выполнить все их дурацкие требования, мы потеряем миллионы!

– Мы? – Я удивленно посмотрел на нее. – Мы потеряем? Не слишком ли много на себя берешь? Ты пока еще не член семьи! Я приказываю освободить этих людей!

Никогда еще я так бойко не командовал, и оказалось, что это не только не трудно, но даже и приятно. Охранники повиновались и сразу же, без дополнительных указаний Боба, освободили «зеленых». Мой приятель в отличие от Милены быстро сообразил, как себя вести: не перечил, не лез с советами и вообще не путался под ногами. Он просто стоял в стороне и разговаривал по мобильному.

Мрачные, угрюмые гринписовцы сбились в кучку и поплелись обратно на катер. Девушка в красном была последней. Она даже не взглянула на меня, и это было обидно, хотя я давно уже понял, что слово «спасибо» она в детстве так и не выучила. Но их-то главный мог бы быть и повежливее, ведь я ясно дал понять, что готов идти на переговоры и выслушать их требования. Но нет, парень, которого она называла Тип, тоже ничего не сказал. Потирая ушибленные бока и поторапливая окружающих, он только цедил сквозь зубы какие-то ругательства.

Увиденное доставило явное удовольствие Милене.

– Ну? Что я тебе говорила? Романтик несчастный! Кому ты помог своим донкихотством? Очень им важна река и рыба! Разве они об этом заботятся? Ты им помешал, посмотри! Они и знать тебя не желают – ты же такое шоу сорвал! Им нужен скандал, шум, чтобы привлечь к себе внимание! Да они только радовались, когда их избивали! Еще бы: побитые лица теперь покажут по телевизору на всю страну! Синяки – крупным планом! Вот, мол, какие мы герои – пострадали за народ! Каждый добывает славу как может – это азбучная истина. Твоя семья реально работает, дает продукцию, кормит людей. А эти просто паразитируют на чужом успехе!

Сама того не замечая, отцовская любимица помогла мне – ее язвительная речь вызвала среди гринписовцев возмущение, многие остановились и обернулись. Вспыхнувшие яростью глаза и сжавшиеся кулаки показали, что слова Милены задели и ребята готовы снова ринуться в бой. Но несколько реплик Типа – и компания опять покорно бредет на катер. Правда, на этот раз некоторые зароптали, среди них – моя спасительница в красном.

– Тип, ты должен с ним поговорить! – услышал я. – Разве не видишь – его можно переманить на нашу сторону?

– Да, парень, отбрось эмоции, – поддержал девчонку здоровенный небритый детина. – Крепись! Мало ли, что в жизни бывает. А Сашка дело говорит. Надо провести переговоры.

К «раскольникам» присоединились и другие – все они принялись уговаривать руководителя пойти на компромисс и использовать ситуацию.

– Мы чего от них добиваемся-то? – гнул свое детина. – Чтобы они остановили работу завода и начали с нами переговоры. Так ведь? Ради этого копья ломаем и носы, – он продемонстрировал свернутый на сторону нос. – А теперь ты вдруг хочешь все бросить и бежать отсюда. Я понимаю твои чувства, но и ты пойми, что дело-то никак не должно страдать! Тебе нужны были Соболевские, так вот он перед тобой, один из них. Куй железо, пока горячо! Бери его тепленьким, пока он окончательно не простудился!

Но Тип был непреклонен.

– Не о чем нам с ним разговаривать! Я не верю ни единому его слову! Это же ловушка, разве вы не видите? Они обязательно сделают, как выгодно им! И обставят так, что не подкопаешься. Ты наверняка будущий юрист, да? – обратился он ко мне. – Ну, то-то же! – усмехнулся он, когда я кивнул. – Разве можно ему верить? Мы не должны быть добренькими!

Он говорил что-то еще, но я уже не слушал, потому что не мог оторвать взгляда от стоящей напротив Саши. Она тоже явно не слушала своего лидера – совсем как нерадивая ученица на уроке. Вместо этого девчонка придирчиво, во все глаза, разглядывала меня. Вначале на ее лице отражался интерес – хотя что было интересного в моих голых и довольно волосатых ногах – ума не приложу! Потом интерес сменился недоверием, за которым последовало ошеломление и даже потрясение – уж не был ли я сам или мой «саван» изваяны из золота?

Все разъяснилось самым неожиданным, фантастическим образом.

– Тип! – воскликнула она, прерывая вожака на полуслове. – Тип, ты только взгляни на него! Ребята, смотрите!

Подпрыгивая и взвизгивая, она в свойственной ей бесцеремонной манере тыкала в меня пальцем. Неудивительно, что все на миг забыли о спорах и дружно уставились на объект – то есть на меня. Стало тихо – слышались лишь рокот моторки и гул вертолета. Я тут же представил нацеленные на себя камеры и почувствовал крайний дискомфорт.

– Ребята, я нашла! Я нашла его! – орала между тем моя тезка-тайфун, выделывая какие-то немыслимые танцевальные па.

– Сань, ты че, того? Кого ты нашла? – заволновались ее соратники. – На солнышке перегрелась? Или перекупалась?

– Дауны, вы что, не видите? Это же транспарант! Я нашла его! Тряпка, в которую он обмотан, это и есть наш лозунг!

Неожиданное известие вызвало вздох всеобщего изумления.

– Неслабо сработано! – удовлетворенно хмыкнул Боб, показав мне поднятый вверх большой палец. – Дальновидно!

– Так это Соболевский лозунг спер! – потрясенным голосом провозгласил маленький вертлявый защитник природы. – Так это он нас под корень подсек! Ну, гад!

– Угорь, он не виноват, – тут же выступило вперед «красное платье». – Это я ему дала, чтобы прикрыться.

– Прикрыться? Лозунгом? Да у тебя что, крышу снесло? – набросился на мою заступницу зловредный Угорь.

– Я не заметила, что это лозунг, – сбивчиво оправдывалась девчонка. – Думала так, тряпка какая-то…

– Ладно, кончай базар! Давай разматывай его! – скомандовал Тип, и вся ватага ринулась ко мне, но на пути у них тут же выросла плотная стена охранников. Толпа гринписовцев, как волна прибоя, врезалась в эту стену и схлынула.

– Вот вам и ответ! – процедил сквозь зубы Тип. Похоже, он был даже рад сложившейся ситуации. – А вы хотели вести с ним переговоры!

Потом раздался голос Милены:

– Какой же ты молодец! Не сдавайся! Держись! Мы тебя не отдадим!

Даже в страшном сне я не смог бы представить, что со мной произойдет такое. Дорого бы я заплатил сейчас, чтобы сидеть за семейным столом рядом с бабушкой, но…

Но вместо этого я стою на барже под объективами телекамер в плотном окружении ребят Боба, на мне болтается тряпка, за которую десятки людей готовы отдать свои жизни или растерзать меня, и понимаю, что есть только один путь. Один-единственный, но вся жизнь может перевернуться, когда я сделаю это. Когда я сделаю это?

Наверное, то был момент озарения, потому что вдруг отчетливо и ясно подумалось: «Нет, не тогда! Моя жизнь УЖЕ перевернулась – раньше, сегодня утром, когда в метро я увидел грязные, исцарапанные коленки…»