- Скорее всего завтра, - ответила я, не сумев замаскировать грусть. Она прозвучала минором.

Я уже собралась шагнуть на ступени, как он придержал меня за руку.

- Постой… - Алессандро подошел так близко, что я уловила его запах, который старалась запомнить на всю оставшуюся жизнь. На глаза навернулись слезы, и я прикусила губу, чтобы не расплакаться. – Ты еще не поцеловала меня на прощание.

Он улыбался, я слышала это по его голосу. А мне хотелось рыдать, хоть я и думала совсем недавно, что слез уже не осталось.

Алессандро прижал меня к себе и какое-то время мы стояли просто обнявшись. На мгновение мне показалось, что он так же, как и я, не хочет расставаться. Я пыталась прочесть это в его глазах, но ночь не позволила мне. А потом его губы накрыли мои, и мир перестал существовать на несколько коротких минут, которые мне хотелось бы превратить в вечность.

- Буду ждать тебя на Лампедузе, - только и сказал Алессандро, помогая мне сойти на берег. – Не задерживайся.

А потом он уехал. Я смотрела вслед гаснущим вдали огням катера и думала, что жизнь моя закончится, если я не найду в ней какой-то смысл. С недавних пор, этот смысл я видела только в Алессандро.

Глава 24. Порция разгадки

Грусть грустью, а работа по расписанию. Новый день начался с новых забот, которые отодвинули на второй план грустные мысли.

Встала я рано, еще не было и семи. Приняв душ, оделась и спустилась вниз. Оказывается Дарио встал еще раньше. Он сидел за столом и, как обычно, что-то писал. Кроме того, выглядел готовым выйти из дома.

- Привет, - сказала я, заходя в гостиную.

- Привет. – Он мельком глянул на меня и вернулся к своему занятию. Я уже хотела уйти, когда поняла, что слишком долго жду продолжения, но Дарио заговорил: - Как прошел вчерашний день?

- Отлично! – стараясь говорить бодро, ответила я. О том, что засыпала в слезах, ему знать не обязательно.

- Куда он тебя возил?

В голосе Дарио я слышала нотки агрессии. Не очень хотелось беседовать с ним в таком тоне, но и как сгладить его реакцию, я не представляла.

- Мы ездили в Лидо ди Езоло, - только и ответила.

- Красивое место, - кивнул он во власти одному ему известных мыслей. Но занимали они его неслабо, судя по двум горизонтальным морщинам, что прочертили лоб. – Хочу предупредить тебя… У его семьи скандальная репутация.

И что?! – хотелось крикнуть мне. – А он не такой, как его семья! Он совершенно другой! Он самый лучший!

- Учту, - ответила вместо этого.

Какая разница, что за репутация у семьи Алессандро, если мне ничего с ним не светит. Я же прекрасно понимаю, что с его стороны увлечение мной, если даже такое и есть, временное, от скуки. Ему нужно было чем-то заполнить отпускной вакуум, и тут подвернулась я. Так что, Дарио, дружок, не нужны мне твои предостережения.

- Ладно, - кивнул он. – Я еще немного поработаю, а потом пойдем завтракать. Пьетро велел приезжать не раньше одиннадцати.

Никогда не думала, что можно просидеть три часа в кресле в саду, ничего не делая, и не заскучать. Я смотрела на проплывающие мимо катера, водные трамваи, гондолы, слушала звуки жизни этого удивительного города и думала, думала… О чем я только не передумала. О своей семье, о Михаиле и его жизни, полной ошибок. Думала об Олесе и Серхио, о том, как ей повезло встретить любовь. Я не сомневалась, что они останутся вместе, и от этого становилось еще грустнее. Единственная подруга будет жить далеко от меня. Как часто мы сможем видеться? Думала о своей жизни, и что буду делать, когда вернусь в родной город, и закончится отпуск. Но основной на фоне всех этих мыслей, была об Алессандро. Можно сказать, о чем бы я не думала, все сводилось к нему.

И как я раньше не поняла, что люблю его? Когда это началось? Наверное, в тот день, когда он спас меня от Марко. Только поняла это я гораздо позже, а до этого приписывала свою реакцию на него неприязни, которой и в помине не было.

Старалась притупить муки ревности, когда представляла, что возможно сейчас он находится в объятьях Орнеллы. Рядом с таким человеком, как Алессандро, всегда были и будут женщины. Кто угодно, только не я. Лучше приучить к этой мысли себя сейчас, чтобы в будущем было легче вспоминать его. Но не получалось.

Я думала о Лизе – любила ли она так же своего мужа? Скорее всего… Только счастлива с ним была совсем не долго. Бедняжка.

Появлению Дарио я обрадовалась, как манне небесной. К тому моменту я уже так устала от мыслей, что с радостью переключилась на разговор с ним и предстоящем завтраке. Он повел меня в кафе, где ели, стоя возле бара. Аппетита особого не было, поэтому я ограничилась жареными креветками. Дарио настоял, чтобы я выпила стакан белого вина. После этого напитка жизнь немного порозовела, и перед глазами перестала маячить одинокая безрадостная старость.

Ровно в одиннадцать мы подходили к дому Пьетро. Его вид меня снова позабавил. Как же он похож на папу Карло, а офис его на каморку последнего!

- Ты только переводи мне, пожалуйста, постепенно все, что он будет говорить, - попросила я Дарио, еще когда мы плыли на кораблике. – А то я чувствую себя не очень уверенно, когда ничего не понимаю, о чем вы говорите.

Первым делом Пьетро вернул мне дощечку, тщательно завернутую. Он протянул ее, как священную реликвию. Потом он протянул мне лист, исписанный закорючками, по всей видимости, перевод того, что содержала дощечка. И только потом заговорил.

- Это написано на санскрите, - синхронно переводил мне Дарио. Тогда Пьетро делал перерыв. – Нужно сказать, что тот, кто написал обращение, был очень образованным человеком. Вернее была… Написала это женщина – Ольга. В то время санскритом владели только избранные из, так называемой, элиты общества. Такое положении идет из времен античности. Санскрит служил средством культурного общения среди подобных людей. Грамматика этого языка очень сложна, как и многообразна лексика. В очень узком кругу его использовали, как разговорный язык. Видимо, именно к такому и относилась эта Ольга, потому что владела языком в совершенстве, как определил знакомый Пьетро. С тех пор, как сделаны эти записи, язык сильно изменился, эвалюционизировал. Не зря твоя родственница выбрала именно этот язык. - Дарио посмотрел на меня с интересом. -  Знакомый Пьетро сказал, что только санскрит является идеальным, совершенным языком, способным выразить любые, даже тончайшие оттенки мысли. Его еще называют языком сознания или языком природы. А слово «санскрит» означает «обработанный, совершенный». Да уж… непростая у тебя была родственница, - Дарио перевел дух, пока Пьетро на время впал в задумчивость.

       Я подумала, что пока не узнала ничего нового, кроме особенностей языка, на котором это новое написано. Вертела в руках бумажку, чувствуя ее бесполезность для себя лично. Скорее бы уже Дарио просто перевел, что тут написано. Хотя, узнать, что кто-то из моих предков был настолько образован, было приятно.

       - Что еще интересно, что для передачи санскрита используются разнообразные алфавиты. Слава Богу, что твоя родственница использовала самый распространенный – Дэванагари, иначе и знакомый Пьетро мог не суметь перевести, что там написано.

       - А дальше? – обалдела я, когда поняла, что Дарио благодарит Пьетро и собирается уходить.

       - Пойдем, найдем спокойное место, и я тебе все прочитаю. Пьетро просит извинить, но ему некогда.

       Мы вышли на улицу и направились к центру острова.

       - Ты знаешь, что каждый остров, из которых состоит Венеция, является как бы городом в городе? – задал неожиданный вопрос Дарио.

       Я понимала, что он тянет время, но зачем? Хотя непонятный трепет, что я испытывал, заставлял и меня не торопиться, а сесть и спокойно прочитать, что же такого могла написать моя далекая родственница.

       - У каждого островка своя система питьевой воды, церковь, колокольня… - Продолжал Дарио, и голос его разносился эхом по пустынным улочкам. – И в центре каждого есть кампо, то есть поле, если перевести. Как раз у одному из них мы и вышли.

       Ну, какое же это поле? Небольшая площадь, да… Вымощенная булыжником, как и все почти здесь.

       - Раньше здесь все было покрыто дерном, - заметил мое недоумение Дарио. – Видишь колодец в центре? На самом деле это цистерна для сбора дождевой воды. Такие есть на каждом острове. Не считая минеральной воды в бутылках, что завозят с материка, эти колодцы являются единственным источником питьевой воды. Вода в лагуне и каналах не пригодна для питья, - продолжал рассказывать Дарио, пока мы шли к лавочке, спрятанной в тени деревьев. – Смотри…

       Мы как раз поравнялись с колодцем, верх которого был выложен и камней, обточенных временем. Дарио указал мне на небольшое отверстие у основания с выемкой, полной водой. Из импровизированной чаши самозабвенно хлебали воду две кошки, не обращая на нас никакого внимания.

       - Все венецианцы испытывают особое благоговение перед кошками. – Он с улыбкой наблюдал за полосатыми пушистиками с поднятыми к верху подрагивающими хвостами. – Эти отверстия сделаны специально для них. Кошки – это единственное надежное средство от крыс, разносящих чуму.

       Я вспомнила рассказ Дарио о трех эпидемиях чумы в четырнадцатом, шестнадцатом и семнадцатом веке. Первую даже прозвали «Черная смерть» из-за того, что она унесла жизни половины населения Венеции. Мороз пробежал по коже, как представила этот ужас.

       - Раньше здесь кипела коммерческая и общественная жизнь острова, а сейчас это больше похоже на тихий дворик, - закончил Дарио как раз в тот момент, когда мы садились на лавочку.

       Он достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. Пальцы слегка подрагивали, словно он волновался даже больше меня. В который раз подумала, какой же он все-таки хороший, что так бескорыстно помогает.

       - Читаем? – спросил Дарио, как будто я могла внезапно передумать.

       - Давай, - не менее торжественно ответила я.

       Он развернул лист и прочитал:

       - Моей далекой, как звезда на небосводе, родственнице посвящается. – Дарио посмотрел на меня. – Получается, это тебе?

       - Наверное… - пожала я плечами. Хотя откуда она тогда могла знать, что когда-то я появлюсь на свет?


       Мир добр, но зла в нем, как изюма в пасхальной сдобе. И оно заметнее, как мы не стараемся закрывать на него глаза. Оно преследует тех, кто рожден помогать людям. Лик святой жил с моей матерью, а потом со мной. Но это не сделало нас счастливыми. С вершины прожитого я смотрю вниз и понимаю, что хочу скорее умереть. Дальше так не может продолжаться!

       Заклинаю свой род! Отныне перестанут рождаться девочки, пока не появится плод плода греховной связи, как грань в бриллианте похожая на ту, с которой все и началось. Лишь с ее появлением на свет очистится наш род от проклятия, наложенного человеческим злом. И будет она сильнее всех нас. Не физически, а мерой того счастья, которого не имели мы. Как только святыня соединится со своим прообразом, сила родится заново, чтобы творить добро. Но не по принуждению, а волеизъявлению. Лик святой оживет в ней, чтобы помогать и направлять. И будет она счастлива, пока сама желает этого.

       Ольга.


Дарио замолчал. Я пыталась осмыслить то, что только что услышала.

       - О ком шла речь в письме? – решилась я нарушить молчание, которое уже начинало тяготить.

       - Думаю, о тебе.

       - А причем тут плод греховной связи? Да еще и плод плода… Мои родители, насколько я знаю, появились в законном браке. Ничего не понимаю… А ты?

       - До тебя и твоей сестры в вашем роду рождались девочки? – спросил Дарио.

       - Если брать по папиной линии, то нет. Папа даже смеется на этот счет, что наконец-то в кузнице воинов появились ромашки, - улыбнулась я, вспоминая любимую фразу отца.

       - Я так понимаю, что святая, о которой идет речь, это та самая Лиза, что изображена на иконе и на которую ты так похожа. Значит, по любому, это ты.

       - Чушь какая-то, если честно!

       От переутомления последних дней и мысленного перенапряжения у меня разболелась голова. Дарио предложил тогда отложить обдумывание письма до возвращения на Лампедузу. Обратно мы решили отправиться сегодня, вечерним самолетом. До рейса еще оставалось часов шесть. Как раз достаточно, чтобы немного передохнуть.

       Как не одолевали меня всякие мысли, я заставила себя уснуть по возвращении в дом Дарио и проспала два часа. Сон излечил мою больную голову. Стоило купить Олесе какой-нибудь сувенир. Дарио проводил меня в магазинчик, где продавалась так называемая hand-made-косметика – мыло, масла для тела, все для душа и ванной… Олеся балдеет от таких вещей. С щедростью, которую только могла себе позволить, я набрала ей целый пакет пахучих штучек.