Он наполнил бокал Орэли и оставил открытую бутылку в баре.

– Что же теперь будет с нами, Дерби? С нами, с девочками? Ты закроешь «Голубую подвязку» и свалишь отсюда?

Дерби остановился, положил руку на ее голое плечо. На Орэли все еще был танцевальный костюм желтого, как одуванчик, цвета, бретелька сползла с одного плеча.

– Я не уеду, пока не буду, уверен, что с вами все будет в порядке, – успокоил ее Дерби.– Можешь передать остальным.

Орэли облегченно вздохнула.

– Спасибо, Дерби.

Он кивнул и направился по темному коридору за главным залом в свою маленькую, освещенную лунным светом каморку рядом с кухней. Это была не большая и далеко не шикарная комната, но в ней можно было уединиться. Она располагалась довольно далеко от бара, и до нее не доносился шум полночных оргий. Комнаты на верхнем этаже, где Орэли и другие девушки занимались своим ремеслом, были с другой стороны здания.

Дерби остановился. Он понял, что Хармони пыталась оградить его, как могла, от жуткой реальности жизни. Дерби скинул шляпу, бросил плащ на спинку кресла, снял сапоги, растянулся на узкой скрипучей кушетке рядом со стеной, заложив руки за голову, и задумался о будущем. Оно определенно не выглядело многообещающим. Теперь у него никого не было кроме Кейли, девушки в зеркале, да и она вероятнее всего была лишь плодом его воображения. Вскоре он погрузился в сон и проснулся утром от грохота посуды и шкворчания жира на скороводах, доносившихся из кухни за стеной. Вдохнув аромат свежесваренного кофе и жарящегося бекона, Дерби с кривой улыбкой поднялся с кушетки. Натягивая сапоги, он бросил быстрый взгляд в зеркало над комодом и поморщился. Он был не чище, чем пол дилижанса в конце пути.

Дерби подошел к двери и рывком распахнул ее, чтобы позвать Тесси, кухарку. Он еще не успел выкрикнуть ее имя, а чернокожая женщина с широкими бедрами и почти такой же широкой улыбкой уже стояла в коридоре.

– Посмотрите-ка на него, – фыркнула она с напускным презрением. – Вы не сядете за мой стол, Дерби Элдер, и не будете есть мою еду в таком виде.– Тесси помахала у него перед носом могучей рукой и скорчила гримасу. – Я принесу вам тарелку, но только потому, что питаю к вам слабость, а старик Буррис притащит лохань. У вас есть чистая одежда?

Дерби усмехнулся. Он привык к ворчаниям Тесси и к ее манере говорить напрямик все, что она думала, даже если это было не слишком лестно. Тесси всегда была рядом с ним, когда он был маленьким, и ему снились страшные сны. Она заботилась о нем, когда он болел. Она всегда старалась убедить его, что важно не то, что люди думают о человеке, а то, что человек представляет собой на самом деле, – а это было очень важно для Дерби.

– Наверное, есть какие-нибудь штаны и рубашка в шкафу, – ответил он, кивая в сторону маленького деревянного шкафа в углу комнаты.

– Ладно, откройте окно, – распорядилась Тесси командным тоном, но ее темные глаза мерцали добрым светом, когда она засеменила обратно в кухню.

Дерби присел на край постели и стал уплетать завтрак, который подала ему Тесси, пока Буррис, робкий, маленький и всегда мокрый как крыса человек, убиравший салун, притащил медную лохань, а потом семь или восемь ведер горячей воды, которые он носил по два за раз. Когда Буррис ушел, Дерби съел яйца, бекон, поджаренный хлеб и жареную картошку, вынес тарелку в коридор, а затем запер дверь, разделся и залез в лохань.

Добрых двадцать минут понадобилось только на то, чтобы отмокла дорожная грязь, и еще пятьдесят на то, чтобы оттереть ее и добраться, наконец, до кожи. И, несмотря на то, что Дерби устал от приложенных усилий, он почувствовал себя намного лучше, когда вылез. На комоде стояла миска с тепловатой водой, рядом лежала бритва только после заточки на точильном камне. Дерби намылил щеки и сбрил щетину.

Одежда от долгого лежания на полках шкафа была немного затхлой, но чистой. Дерби оделся и зачесал назад влажные волосы, затем перевязал их сыромятным ремешком. Когда он пришел на кухню, Тесси мыла посуду.

– Выглядите намного лучше, – нехотя пробурчала она.

Дерби засмеялся и чмокнул ее в шеку.

– Как хорошо опять оказаться здесь, – сказал он, радостно сияя.

– О чем же вы раньше думали?

Тесси хотела уколоть его, и ей это удалось.

– Я до конца жизни буду жалеть о том, что не был здесь, когда мама умирала, – тихо ответил он, подняв руки в знак примирения.

– Она знала, что вы любили ее. – Тесси вытерла руки о фартук и нежно погладила его по щеке.

Дерби сомневался в верности ее слов, и это сомнение, вероятно, должно было остаться с ним навсегда. Ему оставалось только надеяться, что Тесси была права и искать в этом утешение.

– Похороны прошли достойно? – спросил он.

Тесси кивнула с торжественным видом. Хотя она работала в «Голубой подвязке», стряпала для Бурриса, Хармони и женщин легкого поведения, она была верующей и каждое воскресенье приходила к единственной в Редемпшн церкви и простаивала всю службу у дверей. Ей не разрешалось сидеть на скамьях вместе с другими. Было ли это из-за цвета ее кожи или из-за того, что она работала в «Голубой подвязке», Дерби не знал, но считал это в любом случае несправедливым.

– Мистер Каванаг был на погребении, – ответила Тесси, и ее темные глаза засветились при воспоминании.– Он произнес речь над могилой, прочитал из Библии и заказал мраморный памятник.

У Дерби сдавило горло. Он взял с полки кружку, налил в нее кофе из кофейника, стоявшего на большой печи, но тут же оставил кружку в сторону.

– Я слышал, Ангус совсем плох, – печально сказал он.

Меньше всего ему хотелось увидеться со стариком, ступить в тот большой пустой дом, который возвышался в четверти мили от главных ворот ранчо.

– Вы собираетесь навестить его? – спросила Тесси, положив руку на плечо Дерби. – Это хорошо. Это очень хорошо.

Если эта идея была так чертовски хороша, то почему ему было легче прострелить себе ногу, чем сделать это?

– Да, – вздохнул он. – И скорее бы это закончилось.

Тесси напустила на себя строгий вид, а она умела это делать, у нее был многолетний опыт. Но Дерби знал, что суровый вид Тесси обманчив. Она была крупная женщина, но ее сердце было еще больше.

– Будьте подобрее к этому человеку, Дерби Элдер. Он пытался быть вам отцом, а вы не позволяли ему. Помните, не вам судить его.

Дерби ничего не ответил. Он только взял шляпу и вышел из кухни через черный ход.

Его лошадь, поджарая гнедая по кличке Рэгбоун, стояла поперек узкого прохода в одной из четырех конюшен Редемпшна. Дерби когда-то выиграл ее в карты в Техасе. Узнав скверный нрав животного, он уже не был уверен, выиграл он или проиграл.

Дав конюху монету, Дерби оседлал лошадь и направил ее в сторону Трипл Кей. Он должен был попрощаться с Ангусом, узнать, где похоронена Хармони, и навестить ее могилу. Потом ему предстояло встретиться с Райерсоном и убедиться, что Хармони перед смертью позаботилась о Тесси, Орэли и об остальных, хотя он не сомневался в этом.

До ранчо было не менее пяти миль, но Дерби не погонял Рэгбоун. Кляча медленно спустилась с холма, не спеша, преодолела извилистый отрезок пути, ведущего к дому. Тишина действовала на нервы. Когда он еще был мальчишкой, и каждый раз как по принуждению наносил визиты отцу, это место переполнялось самыми разными звуками по округе разносился стук молота из кузницы Ангуса, мужчины загоняли лошадей в загон или кидали сено из высокого окна хлева. Дерби прищурился и снова осмотрелся вокруг, затем спрыгнул с кобылы и привязал ее к коновязи перед домом.

Дом был трехэтажный с сияющими стеклянными окнами, бревенчатыми и известковыми стенами. Веранда тянулась вдоль фасада и боковой стены до самой кухни. Дерби провел здесь одно лето, когда Хармони нужно было уехать в Сан-Франциско по какому-то таинственному делу. Они с Уиллом практиковались в воровстве из кладовой кубиков сахара вместе с печеньем, апельсинами и всем, что только могли захватить. Саймон, более взрослый и благоразумный, был выше этого; большую часть своего свободного времени он проводил на ветках старого дуба у водокачки за чтением книг о пиратах, рыцарях и арабских шейхах. А Уилл и Дерби предпочитали скорее быть участниками приключений, нежели читать о них, и проводили целые дни, представляя себя то отважными мореплавателями, то рыцарями, штурмующими стены замка, то героями, похищающими красавиц.

Парадная дверь дома неожиданно распахнулась. Дерби вздрогнул. На крыльцо вышел Саймон.

– Никак блудный сын пришел, – мрачно усмехнулся он, опершись руками о перила веранды.

В его тоне и манерах было мало дружелюбия, но в них не было и злобы. Дерби знал, что Саймону вовсе не наплевать, успеет ли он попрощаться с Ангусом, иначе Саймон не объехал бы пол-Мексики, чтобы найти его.

Дерби сорвал с головы шляпу и хлопнул себя по бедру.

– Надолго не задержусь, – огрызнулся он, встретившись глазами с холодным сверлящим взглядом серебристых глаз Саймона. – Он может принять меня сейчас?

Саймон чуть склонил голову.

– Да, пожалуй, это он вынесет, – процедил он сквозь зубы и вошел в дом, оставив дверь приоткрытой.

Дерби последовал за ним.

Они прошли по знакомому темному коридору. В жаркий летний полдень это было самое прохладное место в доме. Около лестницы громко тикали старые часы. Братья поднялись на второй этаж. Справа была двустворчатая дверь, ведущая в кабинет Ангуса, слева – дверь в гостиную. Дерби почувствовал странную тоску чувство, похожее на то, которое будили в нем мысли о Кейли. Дерби не понимал, чем вызвано это чувство, ведь этот дом не был для него родным, как, собственно, и салун. Как и тысячи других бродяг, скитавшихся по Западу, он не имел настоящего дома в полном смысле этого слова. Дерби пытался убедить себя, что он ему совершенно ни к чему.

У Ангуса была большая спальня, которая занимала всю заднюю часть дома. Из ее окон открывался прекрасный вид на покрытое лесом предгорье и широкий луг, на котором паслись лошади и коровы. Один конец комнаты украшал огромный камин из белого камня, он был холодный и чистый в этот теплый летний день.

Старик сидел в кресле на колесах напротив одного из окон, на коленях у него лежал индейский плед, бирюзовый с черным. Его седые волосы были аккуратно причесаны и блестели, отражая солнечный свет, струящийся из окна. Он не повернул головы в сторону Дерби и Саймона и, казалось, вообще не замечал их присутствия.

Дерби стоял у дверей, едва переступив порог и мял в руках шляпу, а Саймон вышел, тихо затворив за собой дверь. Долгая тягостная тишина нависла над комнатой. Дерби застыл без движения и Ангус тоже. Дерби подумал, что это будет длиться вечно, если один из них не скажет что-нибудь. Он уже собирался нарушить эту мрачную тишину, когда отец сделал подзывающий жест рукой и сказал:

– Подойди сюда, парень, чтобы я мог тебя видеть.

Дерби повиновался и встал в нескольких футах от кресла Ангуса, вертя в руках шляпу.

– Я, наверное, должен поблагодарить тебя. – Он вызывающе посмотрел на отца.

– Должен, – ответил Ангус. Внимание Дерби привлекли руки старика, сложенные на коленях, скрюченные и узловатые.

– Но я не думаю, что ты сделаешь это, – добавил Ангус.

– Похоронить мою мать – это самое малое, что ты мог для нее сделать.

Ангус на мгновение закрыл глаза, тяжело вздохнул и посмотрел в лицо Дерби.

– Ты считаешь, что я должен был на ней жениться?

– Да, – ответил Дерби.

– Это было невозможно, – сказал Ангус, указывая движением головы на скамейку у окна.– Сядь. У меня шея болит смотреть на тебя снизу вверх.

Дерби сел, положив шляпу в сторону.

– Почему же это было невозможно? – требовательно, но, не повышая голоса, спросил он.– Потому что она была проституткой?

Багровая краска прилила к шее Ангуса, кровь запульсировала в венах, лицо же его стало бледным как саван.

– Клянусь Богом, я надрал бы тебе задницу за такие слова, если бы у меня были силы, – вскипел старик. – Хармони Элдер не была проституткой.

– Тогда почему ты не женился на ней?

– Я просил ее тысячи раз стать моей женой, но она всегда отказывала мне.

Дерби встал, повернулся спиной, боясь, что может поддаться низменному инстинкту и задушить Каванага голыми руками.

– Я не верю этому. Она любила тебя.

– Да, – согласился Ангус, его голос хрипел от горя. – И это было причиной, из-за которой она не хотела выходить за меня. Она говорила, что это было бы губительно для всех нас: для нее, для меня, для моих сыновей. – Он замолчал, но прежде чем Дерби успел сказать что-то, продолжил: – И для тебя.

Дерби вспомнил кулачные бои на школьном дворе, победы и поражения. Ему часто доставалось из-за того, что он был незаконнорожденным и из-за ремесла его матери. Он никогда не смог бы забыть, как добропорядочные женщины отворачивались, завидев его, как их дочки бегали за ним тайком, но игнорировали его на людях. Он всю жизнь был для них разбойником.