Михаил Колосов - Мой ребёнок от тебя

Конечно, я не знаю о Венечке столько, сколько знает Виктор, но, так, на минуточку, он и не наблюдал шокирующую сцену, которую мне «посчастливилось» увидеть. Не устаю удивляться их способности разговаривать почти без слов и понимать друг друга. Ни с того ни с сего, внезапно, они оживились, заулыбались, стали строить им одним понятного значения, рожицы.

– Хочешь? – Спросил Виктор, весело хмыкнув.

– Хочу. – Ответил Венечка со смущением, слегка наигранным.

Я чуть минералкой не подавилась. Оно и понятно, ведь я ж под свежим впечатлением, все мысли-то о чём?

– Ну, иди. – Говорит Виктор. – В голосе непостижимая для меня лукавая смешинка.

Куда это он его отправляет? Не в лапы же к Кинк-Конгу опять?

– Я стесняюсь.

Что вы говорите! После таких экзерсисов прямо на улице в центре Парижа ещё чего-то можно стесняться?!

– Пойдём, я с тобой подойду. Но если он английского не знает, тогда я пас.

– А вы вообще куда собрались-то?

– Сейчас увидишь, – подмигнул мне Виктор.

Они оба встали и пошли через зал в тот угол, где оркестр помещается. Я знала, вообще-то, что они большие любители джаза, но чтоб такое! Немного посовещавшись с музыкантами, Венечка взобрался на сцену и один из них передал ему свой кларнет. Сияющий Виктор вернулся ко мне за столик.

– Слушай!

В музыке я совершенный профан, к тому же не предполагала, что он на чём-то умеет играть, даже в голову не приходило. Поэтому, на мой вкус, было потрясающе! Виктор аж изнутри весь засветился от гордости. Надо было видеть его лицо. Воистину, как за сына.

– Здорово, да?

– Ага, изумительно!

Венечка сыграл две композиции и под всеобщие аплодисменты вернулся к нам, гораздо более натурально смущенный, чем когда уходил.

– Э! Сфальшивил страшно в двух местах, давно не играл.

– Ладно, не прибедняйся! Всё хорошо.

Я присоединилась к Виктору:

– Венечка! Чудесно! Замечательно! Молодец! А почему у нас дома нет инструмента?

– В Москве валяется. Но ты же видела, как он там появлялся дома-то? Поесть и поспать, и всё.

– Купите мне дудочку, – заканючил Венечка, – здесь я буду часто играть!

– Обязательно надо купить, – поддержала я, – музыка и для ребёнка будет полезна.

Виктор потрепал его по загривку. Как трогательно он счастлив! Даже жалко его немного. А я, наверное, опять всю ночь не засну – перед глазами сцена похотливого растерзания так и стоит.

У моих «мужей» медовый месяц. Ходят по номеру в халатах и практически не вылезают из спальни. Даже подслушивать их неинтересно: сплошные вздохи, стоны, смешки, хлопки, чмоки и чпоки. Да и надоело стоять, уткнувшись носом в закрытую дверь. Один раз вообще смешно получилось, Венечка внезапно зачем-то выскочил абсолютно голый, а я тут, у порога торчу. Он так обалдел, ой, говорит, извини, развернулся и пулей назад. Мне и стыдно и забавно, застукал можно сказать, на месте преступления, и сам же ещё извиняется. Кстати, я очень была удивлена: почему-то предполагала, что там у него гораздо меньше. Оказалось, довольно внушительная и очень красивая штучка. Но, как известно, не про нашу честь. Короче говоря, поскольку им совсем не до меня, решила сама себя выгуливать. Всё-таки я в Париже, не в залесских выселках. Собиралась же практиковать французский, так надо начинать. Единожды решившись, «ударилась во все тяжкие»: магазины, салоны красоты, кино, кафе, рестораны и даже оперный театр, и всё это с утра до самого позднего вечера. Подозреваю, что если я однажды вовсе не явлюсь, они не сразу и заметят. Не хочется придираться и нудить, но всегда до крайности корректный, «застёгнутый на все пуговицы» Венечка вряд ли стал бы бегать голышом, если бы помнил о моём существовании. Глупо обижаться, с самого начала знала, на что иду. В нашей тройственной вселенной я далеко не центр.

Распорядок наш в последнее время изменился: я не выхожу чаёвничать с Венечкой по утрам – не могу так рано проснуться, а он завёл привычку досыпать после чая и вставать вместе с Виктором часов в десять, в одиннадцать, когда я уже где-то гуляю. Скучновато ходить везде одной и очень трудно преодолевать языковой барьер, но, в общем-то, вполне сносно. К тому же, строго говоря, я не одна – таскаются по пятам соглядатаи. Теперь, когда поблизости нет ни Вени, ни Вити, они не считают нужным таиться. Например, принялась однажды ловить такси – один из них подошёл и предложил:

– Садитесь ко мне, – указав на припаркованную рядом машину, – всё равно вместе поедем.

Я согласилась. Кстати, это тот самый, что был со мной свидетелем сцены между Венечкой и необузданным Майком и так цинично откомментировал её.

– Вы извините, что я тогда так. Если бы он, хотя бы на помощь позвал, я бы вмешался.

– Нет, вы совершенно верно рассудили, он был не против.

– Извините, это я от растерянности сморозил.

– И были правы.

– Это вы́ были правы, всё-таки он сын Маргулиса, а я на него работаю. Если б моего сына так к стенке прижали – голову бы оторвал.

Я улыбнулась:

– Наверное, обоим?

Он тоже расплылся в улыбке:

– Да уж, такие вещи я бы в своём ребёнке не поощрял.

– А у вас есть дети?

– Как и у вас, на подходе первенец.

– А жена в Москве?

– В Киеве.

– Тяжело, наверное, так надолго расставаться?

– А мы не надолго. Я часто к ней летаю, потом по скайпу постоянно треплемся и по телефону, командировки почти незаметно проходят.

– Как вас зовут, извините, не спросила сразу.

– Дмитрий.

– Дмитрий, в музей со мной пойдёте? Нравится вам Сальвдор Дали?

– В общем, ничего, симпатично. Моя мама его обожает.

Навигатор сообщил, что мы приехали. Дмитрий остановил машину, вышел, открыл мне дверь и подал руку.

– Но, между прочим, он и без меня прекрасно справился, – охранник многозначительно подвигал бровями, – вы обратили внимание?

– Нет, что-то не пойму, о чём вы.

– Болевой приём применил.

– Беру для вас билет?

– Берите.

– Deux billets, s'il vous plaît.[9] Я ничего не заметила, а что за приём?

– Есть такая техника, воздействие на чувствительные точки, минимум движений, но очень эффективно. Если бы тот бугай не такой здоровый был, плохо б ему пришлось, да, к тому же, Рыжий не слишком обиделся, вот и бил не сильно. А вообще видно, знает, куда и как бить, обучен.

– Он врач, понимает в анатомии.

– Не в этом дело, тут боевая техника. Хотя, конечно, если ещё и анатомию знать... он тычком пальца убить может. Теперь понимаю, почему Аркадий Борисович только для вас охрану держит.

– Со мной это так, недоразумение, легче было согласиться, чем возражать.

Пока ходили по музею, Венечка позвонил. Как-то он сразу вырос в моих глазах, произвело впечатление то, что Дмитрий рассказал. Выяснил, где я и что, велел не перенапрягаться и пораньше домой приходить. Ответила в том духе, что пусть они с Виктором сами не перенапрягаются. Потом накупила сувениров разных: парфюм в вычурных флакончиках, наручные часы в виде яичницы, альбомы, ручки, кру́жки, футболки с принтами репродукций Дали, всё это на троих. Ещё оригинальный рюкзак для Венечки, сумку и пудреницу себе, очешник для Виктора. Захотелось похвастаться всем этим перед своими, про музей рассказать, сагитировать сходить как-нибудь всем вместе, полюбоваться. Дмитрий подвёз меня к отелю, помог донести покупки до двери, в самый последний момент, я карточку уже поднесла, открыть, он схватил мою руку, наклонился к самому уху и прошептал:

– Подождите, я хочу вам сказать, предупредите Рыжего, пусть не отходит от вас, особенно если меня рядом нет.

– А что такое? – Тоже зашептала я, не успела испугаться, да и большое доверие чувствую к этому человеку, инстинктивное.

– Вам скоро рожать?

– Да, скоро уже.

– Так вот, пусть смотрит хорошенько. Скажите, чтоб на время мужиков по́боку.

– Не объясните в чём дело?

– Не хочу вас пугать. И друга своего подставлять не хочу, если Аркадий Борисович узнает – ему хана. Маргулис такими вещами не шутит. А я ему жизнью обязан, своему другу, понимаете?

– Ничего не понимаю.

– В общем, случайно узнал я, есть заказ, как только родите, ребёнка вашего изъять.

– Господи! Как это изъять?

– Ну, отнять у вас, украсть, унести, что тут непонятного? Подменят, может, чтобы вы не заметили. Точно ничего не знаю, я не замешан, но предупреждаю, смотрите в оба. И вы, и Рыжий, и этот, третий ваш, все на чеку будьте. Я, разумеется, тоже буду поглядывать. Забейте себе в телефон для меня смску заранее, вот номер, как вам приспичит, тут же вызывайте, если не моя смена.

– Это что же? Мегеры происки?

– Чьи?

– Жены Аркадия Борисовича.

– А! – Он хахатнул. – Вероятно. Только очень прошу, самому́ не докладывайте. С другом я по-своему разберусь, и ребёнка убережём, не сомневайтесь. А Маргулис, если узнает... в общем, вы не бойтесь, а повнимательней просто, особенно во время родов. Рыжего предупредите обязательно.

– Я поняла, спасибо, вам, Дима!

– Нема за шо, у меня у самого жена беременная.

Мои мужчины, наконец-то, вылезли из постели, прилично оделись, уделили надлежащее внимание подаркам. О том, что Дмитрий сообщил, не решилась заикнуться. Как им такое сказать? Сама, ведь, беду накликала, и коллегам наврала с три короба и крутому папаше. Слишком много придётся оправдываться, не хочу. Вечером все вместе отправились в ресторан. Я думала, «медовый месяц» на исходе – поторопилась с выводами. Приличный такой ресторанчик, сразу ни за что не подумаешь, оказался заведением для геев, они весь вечер протанцевали вдвоём, а я в сторонке осталась одинёшенька сидеть. Поначалу было забавно наблюдать, как Венечка грациозно двигает попой и пытается Виктора обучить некоторым па. Изо всех сил сопереживала им и улыбалась, но они ноль внимания, собой только заняты. Потихоньку стали подступать мрачные мысли. Вишу́ у них, как гиря на ноге, которую приходится везде с собой таскать, хочешь, не хочешь. И вокруг огляделась, совершенно другой это мир, в котором мне, обыкновенной, в сущности, женщине, совсем нет места. Приуныла несколько. Тут ко мне за столик кто-то подсел. Я поначалу оживилась, не одна, здесь женщина, значит! Пригляделась получше – нет, мужчина это. Полный, пожилой, со слегка подкрашенным лицом, но не переодетый тёткой, а сам по себе какой-то мягкий весь, женственный. Сказал по-французски что-то. Кроме гарсон, ничего не поняла. Спрашивает, что ли, не мальчик ли я? С грехом пополам собрала в уме обрывки знаний и выдавила из себя фразу навроде «я плохо понимаю, говорите, пожалуйста, помедленней».

– Я могу по-русски, если хотите. – Ни тени акцента, но призвук ощущается, какой-то чуждый.

– О, да, пожалуйста! В принципе, мне нужно практиковаться, но выходит не в чем пока, теории не достаёт.

Он кивнул с улыбкой. Кого-то мне это лицо напоминает. Пара мучительных движений извилинами... Ну, конечно! Был такой фильм американский, забыла название: в семействе геев вырос мальчик и захотел жениться, и один из отцов на смотринах переодевается матерью. Вот он вылитый! Венечка и Виктор повернулись и помахали нам рукой. Мы оба ответили.

– Вы знакомы? – удивилась я.

– Нет, это они вам машут, но если перестанут обжиматься и подойдут сюда, то познакомимся.

– Aucune chance.[10]

– Bravo ma petite![11] Никогда бы не подумал, что вы русские. Мужчина ещё может быть, но вы и Рыжик совсем не похожи.

– Это комплимент?

– Не обижайтесь, я сам русский, сын иммигрантов.

– Рыжик всё детство и юность провёл в Англии, а я просто ношу на себе результат работы местных стилистов.

– Ваш союз необычен для русских, в России, ведь, традиционные браки в чести, не так ли?

– Пожалуй. А разве видно, что у нас союз? – Немного желчи ударило в голову с горькой мыслью: «они предпочитают делать вид, что я не с ними».

– Разумеется! И я не ошибусь, если сделаю предположение, что один из них – отец вашего ребёнка?

– Так получилось, я узнала, что беременна и что они живут вместе, ровно в один и тот же день.

Он сочувственно покивал.

– Какой красивый мальчик, ваш Рыжик. Не крашеный?

– Нет!

– Рыжеволосые мужчины редко бывают красивыми. Знаете, учёные утверждают, что рыжие – самые близкие родственники неандертальцев. Женщины ещё встречаются хорошенькие, мужчины – никогда. А ваш просто ангел во плоти, удивительно.

– Он к тому же добрый, умный и на кларнете играет. Сосуд, наполненный достоинствами и добродетелью. Если обладаешь таким сокровищем, зачем ещё кто-то нужен? Вот поэтому всегда боюсь оказаться лишней.