Из динамика вырвался тяжелый вздох.

— Твою же ма-а-ать… — болезненно простонал Хью.

Хейли не стала больше ничего говорить. Она уперлась локтем в колено и подперла лоб ладонью. Всё, что надо было, она сказала. Дальше её судьба от неё не зависела.

— «Опекун» с тобой? — снова заговорил Хью.

Опекун. Долбаный опекун…

— Нет, — выронила Хейли.

— Мать твою-ю-ю, — снова протянул громила. — Ладно… Сходи в булочную, съешь пончик. Я скоро приеду.

— На чём?

— На самокате…

И он отключился.

Хейли ничего не оставалось, кроме как послушаться. Она встала с тротуара и потащилась вниз по улице. Туда, где в первый день своего пребывания в Лондоне, обратила внимание на вывеску то ли кафе, то ли действительно булочной. Там оказалось открыто. А еще имелись два круглых столика, за одним из которых Хейли провела следующие сорок минут. Пончик покупать не стала. Ограничилась чаем, и только ради того, чтобы как-то оправдать своё просиживание у окна.

Хью нашел её даже без звонка. Телефон разрядился и отключился, но бородатый бармен точно знал, где искать. Он стремительно и решительно ворвался в булочную, рухнул на стул напротив, поднял на лоб солнцезащитные очки и устало потёр глаза.

— Тебе купить кофе? — без предисловий прогудел он.

Хейли только мотнула головой. Он смерил её хмурым взглядом, увидел сумку с вещами на полу, нахмурился еще больше.

— А чего покрепче? Пойдём, налью.

— Нет, — Хейли вяло отмахнулась и уставилась в окно. — Хватит, один раз я уже напилась.

Хью невесело усмехнулся. Каким-то образом он её понимал очень хорошо. Без лишних вопросов и объяснений. Громила купил эспрессо, залпом выпил, резко поднялся со стула. Взял кейс и постучал пальцами по столу.

— Тебя куда-нибудь подбросить?

— На самокате? — вскинула брови Хейли.

— Почти. Пойдём. Оставим гитару в баре и отвезу, куда скажешь.

И он отвёз. На серебристом Харлее домчал до Юстонского вокзала, проводил до зала ожидания, вручил сумку. Разве что не чмокнул в лоб на прощанье.

А дальше последовала покупка билета на поезд, ожидание поезда, поездка домой…

Хейли не видела смысла оставаться в Лондоне и дальше. Она поняла это, когда поплелась по улицам Ноттинг Хилла, нагруженная сумкой и гитарой. Смотрела на спокойные аккуратные дома, хорошие машины и думала, что оставаться здесь незачем. Организм пребывал в шоке, но голова соображала хорошо. Взрывная волна еще не накрыла Хейли. Она накроет чуть позже, а до тех пор нужно было успеть добраться до укрытия, где можно без проблем поплакать.


Укрытие уже было видно. Крайнее крыльцо очередного таунхауса, на углу Паркинсон-стрит и Бедфорд-стрит. Белая дверь, окно гостиной рядом, и в нём горит жёлтый свет. Мама дома. Мама будто чувствовала, что ждать осталось недолго, и со спокойной душой уехала. И дождалась.

Хейли преодолела оставшееся расстояние, остановилась у двери, сбросила сумку с плеча прямо на тротуар. Присела рядом, открыла боковой карман. Вытянула брелок с маленьким зайцем. Почти месяц она не держала его в руках. Не закрывая сумку, поднялась, вставила ключ в замок и провернула. Механизм щелкнул. Если телевизор работает не слишком громко, то мама прибежит на звук. Хейли потянула на себя ручку, подхватила ремешок сумки и втащила в дом.

Шаги не заставили себя ждать.

— Хейли? — раздался возглас со стороны гостиной.

Хейли обернулась и щёлкнула выключателем на стене.

— Приве-ет, — вяло протянула она, закрыв за собой дверь.

Ссориться с порога не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось, но разговор был так же неизбежен, как надвигающийся срыв.

— Почему ты не позвонила? — мама отмерла. Бросилась вперед и на полном ходу влетела в Хейли. Объятия замкнулись за её спиной, выбивая воздух из лёгких. Объятия? Никаких истерик?

— Ты меня задушишь, — простонала Хейли в материнские волосы.

— Прости, — она тут же отстранилась, а её руки проехали по спине и остались лежать на плечах. — Ты вернулась. Слава Богу, ты вернулась! — она воздела взгляд к потолку. — Теперь всё будет хорошо. Устала?

Хейли осторожно высвободилась из капкана, подхватила ремень сумки и взгромоздила её на плечо.

— Очень.

— Бедная моя девочка, — мать снова притянула её к себе. — Хочешь, сделаю тебе яичницу? Или чаю?

Интересно, она намеренно оттягивает момент истины? Хейли была уверена, что её прикуют к батарее, как только она войдет в дом. Видимо, тактика была иной.

— Нет, мам. Я просто хочу полежать. Хорошо? — она снова отстранилась.

Мама отступила в сторону, освобождая проход.

— Да, конечно! Но почему ты не позвонила?

— У меня сел телефон, — Хейли медленно прошла мимо.

— Кошмар! — громкий всплеск руками врезался в уши. — Лондон такой большой, а ты там одна и без телефона! А если бы что-то случилось? Как хорошо, что я узнала об этом только сейчас. Наконец-то ты дома…

Слушая пламенную речь, Хейли схватилась за перила и ступила на первую ступень. Та устало скрипнула в ответ.

— Я так рада, что ты одумалась, — мать, как привязанная, поплелась следом.

Одумалась?

— Хотя я и так знала, что ничего из твоей затеи не выйдет, и ты вернёшься домой, — продолжила она, поднимаясь за спиной Хейли. — Но я так волновалась! И стоило со мной спорить? В итоге ты всё равно дома…

Вот она, тактика. Если бы в Хейли осталось чуть больше сил, она могла бы разозлиться. Но сейчас это казалось слишком энергозатратным.

— Я ненадолго, — перебила она мать, даже не обернувшись.

За спиной стало тихо. Но только на один скрип ступеньки.

— В смысле? — выронила Эмили Темпл.

— Я нашла работу и перееду, как только «Офистайм» меня отпустит.

— Нет…

Этот выдох прозвучал почти неслышно. Начинается… Но, пожалуй, впервые за все годы Хейли ничего не почувствовала в ответ.

— Да, мама, — глядя строго вперед, она вышла на второй этаж и прошагала к своей спальне.

— Не начинай снова… — голос Эмили задрожал и оборвался.

Хейли закатила глаза. С неё хватит.

— Вот именно, — она круто развернулась на пятках, сумка сильно мотнулась в сторону и ударила по бедру. — Стоп. Остановись прямо сейчас и послушай меня внимательно, — (мама замерла на верхней ступенька с прижатой к груди рукой). — Меня взяли на работу в отличное место, эту должность создали специально ради меня, ждут там только меня, и я не откажусь. Просто уясни это. Сейчас всё зависит только от тебя. Я тебя люблю, и даже запишу тебе свой новый адрес, когда найду, где жить. Ты сможешь ко мне приезжать иногда… — Хейли взялась за ручку за спиной и не глядя открыла дверь. — Но если ты прямо сейчас начнёшь искать таблетки и звонить врачам, то я уже завтра утром соберу вещи, перееду в гостиницу на время увольнения, и потом сразу в Лондон. Ты не узнаешь, где я, а на звонки я буду отвечать только по праздникам… — она попятилась в комнату. Мать всё еще стояла на ступеньке, в её взгляде отразилось полнейшее замешательство. Похоже, Хейли смогла поставить её в тупик.

— Подумай об этом, — добавила она. — А сейчас я правда очень-очень хочу спать.

Не дожидаясь какой-либо реакции, Хейли тихо прикрыла дверь, прижалась спиной к полотну, захлопнув окончательно, и закрыла глаза. Тишина по ту сторону сообщила, что мама в шоке. Наверняка, она стоит там и не двигается с места.

Одну секунду, две, три, четыре, пять.

Скрип старых ступенек нарушил тишину. Ушла. Ошарашенная до краёв. Она привыкнет. Обдумает всё и привыкнет. Ей будет тяжело, скорее всего она оборвёт телефон уже в первые три дня, но это пройдёт. Всё будет хорошо.

Всё будет хорошо.

За окном, чуть поодаль от дома прогромыхал поезд, этот звук эхом пронёсся по пустынным улицам и отбился от стен домов. Стоя в потёмках, Хейли глубоко вдохнула, задержала воздух в лёгких, медленно выдохнула. Гонка окончена. Она дома. В своей спальне, каждый угол которой знает наизусть и может пройти с закрытыми глазами. В родном запахе старого деревянного пола, бумаги обоев, и летней свежести, тянущей из приоткрытого окна.

А значит, можно уже и развалиться на атомы.

Хейли сбросила с плеч джинсовку, и та соскользнула на пол. Расстегнула джинсы, они последовали за курткой, и Хейли выступила из образовавшейся у ног тряпки. Оставшись в носках и футболке, она прошла к кровати, задрала одеяло и влезла в холодную постель. Ноги сразу поджались, тело скрутилось в комок.

Завтра нужно позвонить в «Офистайм», сообщить о более раннем выходе на работу и увольнении. Нужно снова заняться сайтами аренды жилья. Нужно разобрать шкаф и выбрать то, что переедет в Лондон в первую очередь. Нужно, нужно, нужно…

Но всё это будет потом. А сейчас Хейли можно, наконец, порыдать над тем, что мужчина, которого она любит, выбросил её за дверь, как вещь. Не захотел говорить и слушать, а просто выбросил. Жестко, мгновенно. И неважно, что у него действительно был повод разозлиться. Субъективный, однобокий, но был. Однако от этого Хейли легче не становилось.

Сегодня её сравнял с землёй человек, который до этого заставил летать.

ГЛАВА 28

Муха жужжала над ухом. Уже минут пять или десять… Майрон не считал. Он спал. Но назойливое жужжание добралось до мозга даже сквозь затянувшую его пелену. Муха стала снижаться и с контрольным «б-з-з» села на кончик носа. Рон вытянул руку из-под пледа, вяло махнул пальцами, и насекомое спорхнуло, перед этим обдав кожу холодком от быстрого движения крыльев.

«Б-з-з» снова зазвучало на всю гостиную. Настырная дрянь.

Майрон перевернулся на другой бок, ткнулся носом в спинку дивана и натянул плед на голову. Ноги при этом раскрылись. Муха уловила этот момент и стремительно спикировала вниз. Маленькие лапки щекотно прошлись по голой коже. Твою мать. Рон нервно дёрнул ногами.

«Б-з-з» — сообщила муха, отлетая на безопасное расстояние.

Если Рон сейчас встанет, он скормит её коту. Лучше бы она улетела… куда-нибудь. Только мухе некуда деться в закрытом, непроветриваемом который день помещении. Так что пусть летает. Майрон подцепил босой стопой край пледа и снова натянул его на ноги. Мозг снова начал отключаться, погружаясь в дрёму… Но в него врезались три оглушающих удара. Как кувалдой о наковальню.

Рон поморщился. Стук был, как настоящий. Майрон с трудом разлепил веки, и они тут же захлопнулись снова. Удары повторились, но как будто в два раза сильнее. Он снова перевернулся на спину и уронил руку на глаза.

— Я знаю, ты там, Ронни, — в сознание пробился далёкий голос. Голос Брента. — Здесь твоя машина.

Вот же чёрт… Очевидно, это не сон.

— Майро-он, — протянул брат за дверью.

Следом раздался очередной мощный удар. Прямо до звёзд в глазах. Придурок Брент. Рон резко сел на диване, сильно сжал ладонями виски и зажмурился. Если Брент стукнет еще раз, Рон разобьёт о его башку одну из пустых бутылок из-под виски.

Но дальнейших ударов не последовало. Ушёл? Лучше бы ушёл.

И будто в ответ на мысли, дверная ручка шумно, нервно задёргалась.

Нужно было еще в детстве утопить Брента в ванной.

Майрон с трудом поднялся на ватные ноги, подтащил за собой плед и завернулся в него по самую шею. По телу прошёл озноб, от смены положения голова закружилась, в глазах замелькали жёлтые пятна. Рон несколько раз сильно моргнул и всё-таки поплёлся к выходу. Надеяться, что Брент просто свалит, не приходилось.

Каждый шаг давался с титаническим трудом. Нога ступила на какую-то обёртку, и шелест от неё вбился в голову очередным гвоздём. Рон тяжело навалился на дверь, щёлкнул замком и медленно потянул на себя дверную ручку. Солнечный свет больно ударил в глаза. Слишком больно. Майрон поморщился и прищурился.

Брент стоял на крыльце вполоборота, спрятав руки в карманы джинсов. Светлые брови удивлённо взметнулись вверх, располосовав лоб брата морщинами. Серые глаза уставились на Майрона: на заросшее почти от самых глаз лицо, плед, и босые стопы, торчащие из него. Брент ошарашенно присвистнул.

— Да ты красавчик…

Рон снова поморщился. Сегодня голос брата звучал особенно громко.

— Чего ты хочешь? — пробормотал он.

А собственный голос прозвучал как карканье вороны.

— Тебя, милый, — всё с таким же обалделым выражением лица сообщил Брент. — Впускай, — он сильно пнул дверь, та вырвалась из слабого захвата Майрона и ударилась о стену.

Брат решительно вошёл в дом. Какого хрена он здесь делает?

— Какого хрена ты здесь делаешь? — хрипло возмутился Рон, схватился за дверь и закрыл её.

Брент упер кулаки в бока и медленно осмотрел этаж. Майрон машинально проследил за его взглядом. Ну да, возможно дом немного изменился за последнюю неделю… В воздухе намертво стоял затхлый запах несвежей одежды, испорченной еды и перегара. Кажется, он уже впитался в кожу, волосы, обивку мебели. В кота тоже, наверное. Раньше возле лестницы не было батареи пустых бутылок, коробки от фастфуда и кошачьей еды не валялись прямо под ногами, гора грязной посуды не возвышалась в раковине…