«Нужно найти гофмейстерину, – подумала девушка, – Сикорская такая мерзкая, что лучше с ней лишний раз не говорить».

Она нашла гофмейстерину в маленькой столовой, где обычно сервировали обеды для императрицы, когда та обедала в узком кругу. Сейчас величественная дама собственноручно переставляла со стола на поднос блюда под серебряными крышками, по-видимому, собираясь отнести их в спальню, где лежала государыня.

– Ваше превосходительство, – окликнула Ольга гофмейстерину, – ее величество послала меня в кладовую за кедровым сундучком с дорожным письменным прибором.

– Конечно, княжна, пойдемте скорей, пока блюда не остыли, – засуетилась гофмейстерина, – я помню, куда поставила его на прошлой неделе.

Женщины подошли к кладовой, Ольга высоко подняла канделябр с тремя свечами, а гофмейстерина открыла дверь одним из ключей, висевших у нее на связке.

– Я ставила его на нижнюю левую полку, посветите сюда, – сказала старая дама.

Княжна послушно пододвинула подсвечник, но ничего похожего на кедровый сундук на полке не было.

– Как же так, я же ставила его сюда, – удивилась гофмейстерина, – я точно помню.

Ольга посмотрела на испуганное лицо старой женщины и посочувствовала бедняжке. Та была явно расстроена тем, что забыла, куда поставила вещь. Княжна высоко подняла подсвечник и начала осматривать полки. На самой верхней ей бросился в глаза массивный деревянный ларец. Она встала на цыпочки, подхватила свободной рукой тяжелую шкатулку и, прижав ее к груди, опустила на маленький столик, притулившийся в уголке.

– А это не он? – спросила девушка, откидывая крышку, но тут же поняла, что это, скорее, дорожный туалетный набор: в углублении лежали зеркало в серебряной раме и несколько щеток для волос с серебряными ручками, часть отделений ящичка были пустыми.

Княжна повернулась к гофмейстерине и испугалась: женщина побледнела и с ужасом смотрела на сундучок.

– Что с вами, вам плохо? – воскликнула девушка, подхватывая пожилую даму свободной рукой.

– А где пудреница, мыльница и флакон для духов? – тихо спросила та.

– Я не знаю, – растерялась Ольга, – может быть, они на верхней полке остались, выпали случайно. Я сейчас посмотрю.

Девушка поднялась на цыпочки и попыталась заглянуть на полку. Но полка была слишком высокой, зато она увидела край еще одного деревянного ларца, больше похожего на деревянный сундук. Она изо всех сил вытянула руки и, ухватив угол сундучка кончиками пальцев, потянула его на себя. Ларец пододвинулся к краю, и девушка, ухватив его, спустила на столик. Она откинула крышку и увидела письменные принадлежности, небольшой бювар, серебряную чернильницу, коробочки для воска и песка и изящную печатку с позолоченной ручкой.

– Слава богу, здесь все на месте, – обрадовалась гофмейстерина, – идите, милая, отнесите сундучок ее величеству, а я потом найду туалетные принадлежности, видимо, камер-фрейлина случайно переложила вещи.

Ольга взяла сундучок и, оставив гофмейстерине канделябр, пошла к императрице. А старая дама, которая сразу же поняла, что туалетные принадлежности исчезли из ларца не случайно, обливаясь холодным потом от ужаса, начала проверять подряд все ларцы, шкатулки и картонки. Через два часа она была в полном отчаянии, обнаружив пропажу более двадцати серебряных вещей. Такого за всю ее долгую службу, которую уважаемая гофмейстерина начала молоденькой фрейлиной, еще не бывало. Стало ясно, что кто-то подобрал ключи к кладовой императрицы. Нужно было принимать какие-то меры, но как поймать вора, почтенная дама не знала.

Елизавета Алексеевна собиралась посетить Царскосельский лицей. Она решила, что поедет одной каретой и из фрейлин возьмет с собой только Роксану и Катрин Закревскую. Ольга собиралась дождаться отъезда императрицы и уехать домой. Утром Сергей прислал ей во дворец записку, что вернулся из Москвы и надеется увидеть ее вечером в доме Черкасских. Наконец, государыня и обе фрейлины направились к экипажу, и княжна свободно вздохнула. Слава Богу, все складывалось очень удачно. Они вечером будут с Сергеем одни, и она сможет поговорить с ним откровенно.

Вчера вечером, когда они с Луизой ужинали, в дом приехал фельдъегерь от императрицы-матери с письмом из Павловска. Гофмейстер двора ее величества Марии Федоровны сообщал мадам Луизе де Гримон, что государыня намерена заказать несколько туалетов к предстоящей свадьбе своего сына, и мадам де Гримон может прибыть в Павловск к полудню следующего дня.

– Холи, какая честь! – воскликнула, просияв, Луиза. – Я думаю, что это графиня Ливен написала государыне письмо, рекомендуя нашу компанию.

– Или императрица сама посмотрела на платья своей дочери, – улыбнулась Ольга. – Катя рассказывала, что вы сшили великой княгине Екатерине Павловне целый гардероб, после того как она сняла траур.

– Да, это правда, я просто уже забыла об этом, – согласилась Луиза, – ведь это было два года назад.

– Вы так много работаете, что уже не помните, кто покупал ваши наряды даже год назад, – сказала княжна.

– Но такова природа коммерции – нельзя стоять на месте, нужно все время бежать вперед, – развела руками мадам де Гримон, – иначе конкуренты обгонят. Но как же мне поступить? Ведь миледи оставила вас на мое попечение. Вы не можете остаться одна в доме.

– Не беспокойтесь, – попросила Ольга, – я останусь во дворце под покровительством императрицы. Спокойно поезжайте и ни о чем не беспокойтесь. Когда вернетесь, пришлите записку во дворец, и я приеду домой.

– Это очень разумное решение, – обрадовалась Луиза, – я уеду через несколько часов, чтобы быть в Павловске к полудню. Я думаю, что справлюсь дня за два. Вам придется переночевать во дворце только одну ночь.

Ольга успокоила француженку, что та может отсутствовать ровно столько, сколько это нужно для дела, та успокоилась и еще затемно выехала в Павловск. Ольга собиралась остаться на ночь во дворце, как обещала Луизе, но записка Сергея изменила все ее планы.

«Может быть, Татаринова права, когда говорит, что я – белый маг, – думала княжна. – Я так хотела объясниться, наконец, с Сергеем, но разве на глазах у родных это можно сделать, а он сам никогда не сделает попытки остаться со мной наедине. Может быть, это исполнилось мое самое сильное желание? Не бывает такого стечения обстоятельств».

Девушка последние две недели, прошедшие с того дня, как она побывала у пророчицы, пыталась все время прислушиваться к своим мыслям и чувствам. Ведь та сказала, что Ольге просто нужно научиться слышать свой внутренний голос. Княжна очень старалась, внимательно вглядываясь в лица окружающих, отмечая свою малейшую реакцию на их слова и выражение лиц. Но ничего нового, кроме того, что Барби Туркестанова не только весела и обаятельна, но еще добра и умна, а камер-фрейлина Сикорская не просто мерзкая, а совершенно отвратительная, жестокая женщина – Ольга не открыла. Все было как всегда, и девушка не могла понять, кто же ее враг, что за женщина хочет разрушить ее счастье. Полагаясь на тот же внутренний голос, она отказывалась поверить, что Натали Белозерова может желать ей зла. Она бы это почувствовала. Нет! Это было невозможно!

Девушка тряхнула головой, отгоняя тяжелые мысли, и отправилась в свою маленькую комнату на антресольном этаже, где еще ни разу не ночевала, чтобы забрать вещи и ехать домой. Посмотрев на платья, развешанные в шкафу, она решила ничего не брать, надела голубую бархатную шляпку, накинула крытую темно-синим бархатом соболью ротонду, привезенную Луизой из Лондона, и вышла в коридор. В дверях девушка столкнулась с камер-фрейлиной Сикорской.

Настроение у княжны сразу испортилось, и она впервые, вместо того чтобы побыстрее пройти мимо, внимательно вгляделась в лицо женщины. Та смотрела на нее с неприкрытой враждебностью. Ее маленькие глаза непонятного оловянного цвета дышали злобой, и это было удивительно, ведь Ольга с ней никогда не ссорилась и никогда не дразнила Сикорскую, как другие фрейлины. Откуда эта ненависть? Но разбираться было некогда, поэтому княжна вежливо попрощалась и собиралась пройти мимо.

– И куда это вы направляетесь? – прошипела Сикорская, хватая Ольгу за руку. – Извольте идти и выполнять свои обязанности.

Она дернула перчатки, которые княжна держала в руках, и даже вырвала одну.

– Меня отпустила государыня, я свободна до послезавтра, и вы не должны мне приказывать, – твердо сказала взбешенная Ольга. – И вещи мои нечего брать!

Она шагнула к камер-фрейлине и крепко схватила ее за руку, повернув кисть. Та по-видимому не ожидала такого от хрупкой девушки. Она выронила перчатку, Ольга на лету подхватила ее, повернулась к камер-фрейлине спиной и пошла по коридору.

– Нечего нос задирать, – услышала она сзади скрипучий голос Сикорской. – Вас государыня держит из милости только по доброте своего сердца. Вы же убогая! Я сама слышала, как ваш брат, прося за вас государыню, сказал, что вы получили травму, упав с лошади, и теперь у вас не может быть детей. Поскольку мужа у вас теперь не будет, вам придется всю жизнь носить тарелки и подавать нюхательные соли.

Ольге показалось, что ее ударили по голове. Кровь зашумела в ушах, и мерзкий голос начал отдаваться в мозгу. «Государыня держит из милости, – шипели змеи в ее голове. – Убогая! Не может быть детей! Мужа не будет!..»

Ольге казалось, что ее ноги, ставшие ватными, сейчас подкосятся, и она упадет прямо на глазах этой мерзкой женщины. Княжна боялась увидеть выражение торжества на скуластом лице Сикорской. Только не это! Что угодно, только не это! Девушка, все так же прямо держа спину, сделала один шаг, потом другой. Гордость удержала ее на ногах, она не спеша дошла до поворота коридора, потом спустилась по лестнице. Как она очутилась в экипаже, княжна не помнила. Она пришла в себя только у крыльца дома Черкасских.

С трудом поднявшись в свою спальню, Ольга рухнула на кровать, и черные мысли закружились в ее голове:

«Почему Алексей говорил с императрицей о моем здоровье, а мне самой никто ничего не сказал? – думала она. – Да, у меня болела спина, я сначала не чувствовала ноги, но потом все прошло».

Девушке вспомнилось, как бережно Сергей нес ее на руках в дом крестного, и светлый луч нежности, казалось, пробился сквозь черные тучи отчаяния, но тут же погас. Она вспомнила почти забытые слова доктора. Тогда он дал ей настойку опия, и она уже засыпала, когда прозвучал его голос:

– Боюсь, что отбиты яичники.

Неужели это правда? И она не сможет стать матерью? Девушка представила лицо Сергея, а потом в памяти всплыла энергичная фигура графини Белозеровой. Вся семья Курских ждет, что Сергей, наконец, женится и у рода появится наследник. А она не сможет исполнить их желание. Из-под закрытых век девушки потекли слезы. Она безнадежно плакала. Выхода не было. И когда ей захотелось завыть от отчаяния, Ольга вдруг подумала, что доктор мог ошибиться. Но как узнать, прав он или нет? Был только один способ – попробовать получить ответ.

«Я должна соблазнить Сергея и понять, смогу забеременеть или нет, – подумала княжна. – Доктор мог ошибиться, ведь я чувствую себя совершенно здоровой и сильной».

Она вытерла слезы и, измученная переживаниями, сразу задремала. А в Москве все никак не могла прийти в себя ее сестра. Графиня Печерская, часто дремавшая в последние дни из-за тяжело протекавшей беременности, проснулась от ужасного сна, где страшная женщина, из пальцев которой выползали змеи, тянула руки к Ольге. Лиза, собрав все свои силы, мысленно перенеслась в спальню сестры. Сон не обманул, их маленькая Холи плакала от горя. Мерзкая женщина, желавшая ей зла, сообщила девушке то, что взрослые члены семьи обсуждали только между собой. Лиза всегда считала, что врач тогда ошибся. Сестра была светлой, без малейшего изъяна. И вот теперь их малышку ударили в самое сердце. Лиза протянула над рыдающей в постели сестрой невидимые руки и накрыла ее своей силой, как покровом.

«Теперь Холи защищена, – подумала она, – и любая попытка причинить ей зло обернется против того, кто это попытается сделать».

Она увидела, что Холи, накрытая ее покрывалом, притихла и заснула. Успокоенная Лиза оставила ее и, вернувшись в действительность, попыталась заснуть. Но сон все не шел. Молодая женщина спрашивала себя, как, углубившись в свои семейные заботы, она могла забыть о младшей сестре. Зачем ей нужна ее сила, если она не смогла защитить от зла свою Холи?..

«Но Холи такой светлый человек, с несгибаемым стержнем самого чистого благородства внутри. Я всегда знала, что она будет удачлива и счастлива, – размышляла Лиза. – Как я могла пропустить тот момент, когда темные силы ополчились на мою младшую сестру? Все это из-за беременности, она измучила меня. Просто мы с дочкой обе «такие же», поэтому наши силы накладываются друг на друга. Только бы доносить ее».

Лиза положила руку на живот и начала молиться. Она свято верила в то, что Господь поможет ее дочке, ей самой и Холи тоже.

Глава 12