— Как ты сможешь заботиться о своем Алексе без всякой помощи? Ему нужна еда и теплая одежда. Я могу их тебе дать.

Она колебалась:

— Почему вы вдруг решили это сделать?

— Может, я, как добрый христианин, хочу помочь двум сиротам насмешливо спросил он.

Ее ясные голубые глаза пристально всмотрелись в его лицо:

— Мне кажется, у вас на уме что-то другое. По-моему, вы недобрый человек.

— Ты весьма проницательна. Я бываю добрым далеко не всегда — только когда это удобно. Сейчас как раз такой случай. Считай, что вам с братом очень повезло.

Она недоверчиво покачала головой, не сводя с него глаз.

Как ему убедить эту упрямую девчонку, что он не желает ей зла? В глубине души она уже готова поверить ему и ждет лишь слов, которые рассеяли бы ее сомнения. Прежде ему никогда не составляло труда уговорить женщину поступить так, как ему хочется. Он с младенческих лет научился очаровывать и покорять. И все же ему почему-то ужасно не хотелось лгать этой большеглазой сиротке.

— Ты права, — неожиданно для самого себя сказал он. — Я никогда не следовал по пути, который диктуется долгом. Это всегда представлялось мне безумно скучным. — И резко добавил: — У меня есть причины оказать тебе помощь, но сейчас я не имею намерения их открывать. Если ты решишь ехать со мной, это будет сделано на моих условиях. Ты согласишься беспрекословно повиноваться мне, а я, в свою очередь, пообещаю, что вы оба будете иметь приют и пищу, пока останетесь под моим покровительством. Если ты откажешься ехать, тогда можешь оставаться в этих развалинах, где твой брат умрет с голоду.

Повернувшись, он пошел по проходу. Конечно, он не собирается оставлять ее здесь — пусть даже для этого ему придется увезти ее силой. Но все будет проще, если она сама примет решение ехать.

— Подождите.

Он замедлил шаг, но не обернулся.

— Ты идешь со мной?

— Да. — Она догнала его и пошла рядом. — Я пойду с вами сейчас, чтобы взять еду и одеяла для Алекса. А он пока подождет меня в саду. Я хочу убедиться, что ему не грозит опасность. А потом… посмотрим.

— Как хочешь. Но решай быстрее. Я намерен на рассвете уехать из города.

— Так быстро. — Она в смятении посмотрела на него.

— На рассвете, — повторил он. — Как мальчик тебя называл? Марианна?

— Марианна Сэндерс.

— Сэндерс. — Он распахнул перед ней тяжелую дверь. — Это не монтавская фамилия.

— Мой отец был англичанин. — Она искоса посмотрела на него. — Как вы.

Он вспомнил свои проклятия при виде разбитого Окна.

— А твоя мать?

— Она была из Монтавии. — Отвернувшись, она быстро спросила: — Что привело англичанина в нашу страну?

— Захотелось приехать, — насмешливо ответил он. — Ты не спросила, как меня зовут. Мне обидно, что я тебе так неинтересен, — ведь мы будем постоянными спутниками.

— Ну и как вас зовут? — нетерпеливо спросила она.

Он поклонился:

— Джордан Дрейкен, к вашим услугам.

Когда они вышли на ступеньки, на них налетел порыв ледяного пронизывающего ветра, и Марианна нахмурилась:

— Погода портится. Может пойти снег. Мне нужно побыстрее раздобыть одеяло для Алекса. Я не могу оставить его там без…

— А, Джордан! Наконец-то! Ты так долго пробыл в церкви, что я испугался: не принял ли ты святые обеты! — прогудел низкий голос совсем рядом.

* * *

Марианна резко остановилась на ступеньках, увидев приближающегося к ним великана. Даже рядом с высоким Джорданом Дрейкеном он казался гигантом — настоящий медведь, ростом выше двух метров. Великан откинул назад голову и гулко расхохотался:

— Зная тебя, я мог бы не сомневаться — ты сумеешь отыскать себе женщину даже в такой заброшенной дыре.

Он подошел ближе, и в лунном свете стало видно лицо — не менее пугающее, чем его громадная фигура. Ему, должно быть, было около сорока, и грубое резкое лицо его носило следы бурно прожитой жизни: нос был перебит, от левого глаза к углу рта спускался неровный белый шрам. Буйная шапка черных с проседью волос довершала его сходство с огромным косматым зверем. поднявшимся на дыбы.

— Спокойно, — тихо проговорил Дрейкен, — это всего лишь Грегор. Он тебя не обидит.

Откуда ей это знать, в страхе подумала Марианна. За спиной великана она увидела группу мужчин верхом на лошадях. Их было не меньше пятнадцати. Некоторые из них держали в руках пылающие факелы, и вид у них был почти такой же дикий, как у этого Грегора. На них были черные меховые шапки и странные стеганые куртки: большие, отороченные лисьим мехом и овчиной. Широкие штаны, заправленные в кожаные сапоги, доходили им до колен, к седлам были приторочены ружья, а на бедре у каждого висела сабля. Господи, да это настоящие разбойники! Почему она так опрометчиво согласилась идти с Дрейкеном? Но Марианна знала ответ на этот вопрос: Алекс болен. Ему нужны тепло, укрытие, горячая пища. Ради этого она готова была рискнуть всем.

— Стой на месте, Грегор. — Дрейкен повелительно взмахнул рукой, и великан застыл на последней ступеньке. — Девочка боится тебя. — И, обернувшись к ней, добавил: — Будь спокойна, мои люди не причинят тебе зла. Я обещал тебе это, а я умею держать слово!

Что ж, ее выбор сделан, сказала себе Марианна, и никто не должен видеть, как ей страшно. Гордо расправив плечи, она обратилась к Дрейкену:

— Скажите ему, чтобы он дал одеяло для Алекса. В его глазах мелькнуло какое-то странное выражение — не то восхищения, не то насмешки.

— Хорошо. — Он обернулся к Грегору: — Пойди принеси для дамы одеяло.

Великан кивнул косматой головой и огромными шагами спустился по ступенькам обратно к своей гигантской лошади. Из вьюка, притороченного к седлу, он достал одеяло из овечьей шкуры, потом взбежал вверх, перепрыгивая через две ступеньки, и остановился перед Марианной.

— Вот. — Он протянул ей одеяло, и неожиданно ласковая улыбка осветила его резкие черты. — Я — Грегор Дамек, и я знаю, что кажусь свирепым чудовищем, но детей я не ем. Даю тебе слово.

Глаза на этом страшном лице оказались мягкими, коричневато-серыми. Принимая от него одеяло, она почувствовала крохотную искорку тепла.

— Меня… зовут Марианна, — запинаясь, отозвалась девушка.

— Отнеси одеяло брату, — сказал ей Дрейкен. — Мы разобьем лагерь на северной окраине города. Там для вас обоих найдется еда и огонь, чтобы согреться. — Повернувшись, он начал спускаться по лестнице. — Если ты решишь мне довериться.

Он приехал за Окном. Ей нельзя доверять никому, кто хочет заполучить Окно в Поднебесье. Но ведь он англичанин, а зачем англичанину может понадобиться Окно, если не по той причине, которую он ей назвал? И все же… Окно разбито. Что же заставляет этого стройного человека предлагать ей свою помощь? От бесконечных вопросов кружилась голова. Но у нее еще будет время подумать — он не требует ответа сейчас.

— Подождите. — Ее рука потянулась к застежке у горла. — Ваш плащ.

— Вернешь потом.

Он с небрежным изяществом вскочил в седло и поднял руку, давая знак своим спутникам. Дрейкен был одет не так, как все они: его узкие темно-синие брюки сложный узел галстука и хорошо сшитый сюртук напомнили ей одежду, в которую облачался ее отец, когда к нему приезжали гости из Англии. И все же, как это ни странно, он не казался чужим среди этих людей. У нее было ощущение, что он так же горяч и необуздан, как и они, но только умеет сдерживать и направлять свою энергию.

Всадники повернули на север, и стук копыт по булыжной мостовой скоро замер где-то вдали. Он уезжает, он снова дает ей возможность сделать выбор. Осознав это, она почему-то успокоилась и, прижимая к себе одеяло, быстрым шагом направилась в сад, где ее ждал Алекс.

* * *

— Какая испуганная голубка. — Грегор печально обернулся, провожая глазами тоненькую фигурку Марианны. — В этой стране столько раненных войной детей. У меня сердце болит из-за того, что я не могу им помочь.

— Эта «голубка» меня чуть не оскопила, — мрачно отозвался Джордан. — Еще чуть-чуть — и я кончил бы свои дни евнухом. Уверяю тебя: это скорее орлица, чем горлица.

У Грегора заискрились глаза:

— Значит, ты все же пытался ее взять силой?

Какой стыд — и к тому же в храме!

— Я прижал ее — но не так, как ты имеешь в виду. Она пыталась убить меня чугунным подсвечником.

— Потому что ты ее напугал. А где мальчик? В церкви?

— В саду.

Грегор нахмурился:

— Пожалуй, я вернусь и приведу их. Может быть, дети слишком напуганы, чтобы искать нас.

— Нет, пусть она сама придет ко мне.

— Но я считаю…

— Окно в Поднебесье разрушено, — оборвал его Джордан, — от него ничего не осталось. Грегор издал возглас изумления:

— Кто?

— Ну, понятно, что не сам Небров. Подозреваю, что его разбили случайно, во время отступления. Грегор поморщился:

— Не завидую тем солдатам, которые по нечаянности совершили столь роковую ошибку. Небров скор на расправу, а о его жестокости ходят легенды. Интересно, почему он не захватил Таленку прежде, чем двинуться на столицу.

— Из-за самоуверенности. Он решил, что отвоюет у короля Иозефа всю страну, а потом, выбрав удобный момент, вернется за Окном в Поднебесье. Но потянулась цепь неудач, поражение следовало за поражением, и он почувствовал, что его время безвозвратно уходит. И тут он вспомнил о своем давнем плане — воспользоваться поддержкой Наполеона — политической и военной. Но для этого ему срочно нужно было Окно. Представляю себе его ярость, когда он узнал, что Окно разбито, а вместе с ним и все его планы. — Дрейкен помолчал. — Но он использовал еще одну возможность: взял отряд и повел его к дому Антона Погини.

— Человека, который сделал Окно?

— Так все считали. Но вот твоя «голубка» говорит, что работа была выполнена ее бабкой.

И Джордан коротко пересказал Грегору все, что узнал от Марианны.

Грегор присвистнул;

— Бедная девочка! Неудивительно, что ты к ней так добр.

— Ради Бога — вовсе я не добр! Ты что, не слышал, что я тебе сказал? Она не хочет признаваться, но она наверняка знакома с узором Окна. Ее обучали работе со стеклом, и когда-нибудь она станет такой же мастерицей, как ее бабка. Это только шанс, но ничего другого нам не осталось.

— Я тебя слышал, — расплылся тот в улыбке. — Не надо стыдиться собственной доброты. Я знаю, тебе нравится, чтобы люди считали тебя плохим, но я могу пообещать, что никому не расскажу.

— Я не… — Джордан пожал плечами. — Девчонка с тобой не согласилась бы. Она уже сказала мне, что я не добрый.

Грегор снова оглянулся:

— А ты не боишься, что она сбежит? Завернув за угол, Джордан остановил лошадь.

— Она не сбежит. Потому что ты сейчас вернешься к церкви и будешь незаметно следить за входом. А Нико поставь наблюдать за задней калиткой из сада. Вы оба не должны показываться, если она пойдет в сторону лагеря.

— А если в другую сторону?

— Тогда вы приведете ее ко мне. У Грегора затуманилось лицо.

— Она считала, что свободна. Ты не сказал ей правды.

— Я ей не лгал. Она свободна — если примет правильное решение. Иногда для того, чтобы сокол не полетел туда, куда не следует, на него надевают колпак. — И он нетерпеливо добавил: — Прекрати смотреть на меня так, будто я коварный злодей, заманивающий в свои сети невинную птичку. Если я пошел на хитрость, то только потому, что знаю: когда предлагаешь женщине мед, а не лимон, можно добиться гораздо большего.

Эти заверения Грегору не понравились. Он и раньше видел, как Джордан предлагает женщинам мед, делится с ними сладостью, а потом безжалостно бросает их и уходит, даже не оглянувшись.

— Это нехорошо. Она непохожа на твоих обычных женщин. И она пережила такое страшное потрясение.

— Ты говоришь так, словно я собрался переспать с ней, — сухо ответил Джордан. — Ты же сам сказал: она всего лишь ребенок.

— Сколько ей лет?

— Шестнадцать. Я не соблазняю девочек со школьной скамьи.

Действительно, Джордан предпочитал зрелых, опытных женщин и как огня избегал наивных девиц, которых ему навязывали и в Кассане, и в Лондоне. И все же Грегор ощутил что-то необычное в том, как Джордан разговаривал с девушкой всего несколько минут тому назад.

— На школьной скамье, с которой только что встала эта девчушка, преподавали более интересные предметы. Тебе нужен Джедалар. Мне кажется, ты готов на все, чтобы его получить.

— Тогда какое-то время можешь за нее не тревожиться. Пока у нее не хватит мастерства, чтобы заново создать Окно. А может, и никогда не хватит. — Он пустил лошадь рысью. — Увидимся в лагере. — И через плечо бросил: — И, друг мой Грегор, если тебе придет в голову дать голубке упорхнуть, не забудь, что вместо моего покровительства ты заставишь ее голодать — или сделаться шлюхой в этой Богом забытой дыре.