Конечно, был и грязный скандал вокруг Эми Дадли, и осадок от него остался на всю жизнь. Убил ли он свою жену? Кто мог знать это? Конечно, она стояла между ним и его честолюбивыми целями, и он не мог жениться на королеве, пока она была жива. В Камнор Плейс было множество темных секретов, но инцидент с гибелью Эми дал в руки его врагов оружие, о котором можно было лишь мечтать.

Доктор Джулио, итальянец и врач Роберта, приобрел репутацию отравителя, так что неудивительно, что после смерти графа Шеффилда распространились слухи о том, что Роберт убрал его. Но зачем ему было это делать, если у него не было желания жениться на вдове Шеффилда? Разве что это была месть за обвинения в адрес Роберта, когда до Шеффилда дошел слух об измене его жены. Это раздуло бы скандал, которого Роберт должен был стремиться избежать любой ценой, чтобы слухи не дошли до королевы.

Темная и злобная натура Роберта не пугала меня. Мне нужен был мужчина, который мог бы сравняться со мной по силе страстей. Мне надоел мягкий характер мужа. Я устала от Уолтера, и я была влюблена в Роберта, как была бы влюблена любая женщина. Вот отчего, увидев его говорящим с Дуглас Шеффилд, я почувствовала неприязнь.

Было воскресенье. Королева утром побывала в церкви, а поскольку погода была благоприятная, было решено, что для ее развлечения будет устроено театральное зрелище «Хок Тайд», для чего были вызваны актеры из Ковентри.

Я веселилась, глядя на то, как эта деревенщина в своих импровизированных костюмах представляла сцены из жизни, о которой они не имели ни малейшего представления. Королева любила бывать среди «народа», поэтому была восхищена представлением. Ей нравилось, когда люди вспоминали о том, как она, такая блестящая и величественная, восхищалась ими и любила их.

Когда королева выезжала, мы то и дело останавливались по дороге, когда какой-нибудь убогий или нищий приближался к королевскому экипажу, ибо она никогда не упускала возможности сказать доброе слово. Я полагаю, было множество народу по всей стране, кто всю жизнь хранил воспоминания о встрече с королевой и служил ей верно и преданно. С простым народом она не бывала горда.

Вот и теперь она придала столь же большое значение игре провинциальных актеров и смотрела их представление с таким же вниманием, как смотрела бы игру придворных актеров. Она смеялась, когда по ходу пьесы ожидался смех, и аплодировала, когда актеры ждали аплодисментов.

Пьеса повествовала о нашествии датчан на Англию, их насилии над народом и оканчивалась, конечно же, разгромом датчан. Как воспевание похвалы женскому полу в пьесе была выведена победительница иноземцев, чему королева громко аплодировала.

Когда представление было окончено, Елизавета потребовала, чтобы актеров лично представили ей, чтобы она могла высказать им свое одобрение.

— Почтенные граждане Ковентри, — сказала она им, — вы доставили мне своей игрой большое удовольствие и должны быть вознаграждены. Вчерашняя охота была удачной, и я распоряжусь, чтобы вам отдали лучшее из добычи. Вдобавок, вы получите пять марок денег.

Почтенные граждане Ковентри пали на колени и провозгласили, что никогда не забудут тот день, когда были удостоены чести играть перед королевой.

Конечно, после этого дня каждый из них, не задумываясь, отдал бы за королеву свою жизнь.

Она поблагодарила их, а я с интересом наблюдала, как удивительно просто и одновременно с достоинством она держится с простым людом. То был редкий природный дар, которому она никогда не изменяла. Она могла «поднимать» людей до себя, немало не опускаясь на их позицию. Я видела ее величие, как не видела его никогда прежде, и то, что мы с нею — соперницы, наполняло меня гордостью и восхищением И то, что Роберт готов был рисковать ради своей страсти ко мне, было для меня показателем глубины этой страсти.

Чувство между нами было такого рода и такой силы, что его нельзя было отрицать. Мы оба были по натуре авантюристы, и я могу утверждать, что его так же захватывала опасность, как и меня.

Именно в этот день я нашла возможность переговорить с Дуглас Шеффилд. После пьесы осталось немного времени до сумерек, и королева, сопровождаемая Робертом и несколькими леди и джентльменами, отправилась поохотиться. Я увидела Дуглас гуляющей в саду и подошла к ней.

Я подошла будто бы невзначай и поздоровалась.

— Вы — леди Эссекс, не так ли? — спросила она.

Я ответила, что это так, а также спросила в ответ, не она ли — леди Шеффилд.

— Нам следовало бы познакомиться ранее, — продолжала я, — ведь у наших семейств родственные связи через Говардов.

Она была одной из дочерей Эффингэма Говарда, а моя прабабка, жена сэра Томаса Болейна, была из той же семьи.

— Так значит, мы — дальние кузины, — добавила я.

Я внимательно разглядела ее и смогла понять, что в ней нашел Роберт. У нее было то самое качество, что отличало женщин семьи Говардов. Моя бабка, Мэри Болейн и Кэтрин Говард также обладали подобным качеством. В Анне Болейн, кроме огромной физической привлекательности, было нечто более амбициозное, чем некий расчет или жажда власти. Анна просчиталась — но, конечно, она имела дело с человеком непостоянного темперамента — и окончила жизнь, лишившись головы. Однако при более хитроумном ведении личных дел и при рождении сына, а не дочери, все могло бы повернуться по-иному.

Дуглас олицетворяла собой мягкий, уступчивый и чувствительный тип натуры, и она не выставляла никаких требований и довольствовалась тем, что давали ей мужчины. Она умела, видимо, отдавать себя безвозвратно, и такой темперамент притягивал мужчин, однако чаще всего ненадолго.

Я проговорила, чтобы как-то начать разговор:

— Королева, кажется, еще больше влюблена в милорда Лейстера по сравнению с прошлым.

Рот у нее плаксиво опустился, и она сразу же стала печальна. Я подумала, что значит, что-то есть.

— Как вы полагаете, выйдет ли она за него замуж?

— О, нет, — горячо возразила Дуглас. — Он не сделает этого.

— Я не вижу для него препятствий. Он желает этого, и временами кажется, что и она желает этого так же страстно.

— Но он не может поступить так.

Я начала ощущать себя неловко.

— Отчего же, леди Шеффилд?

— Потому что… — она колебалась. — Нет, я не могу этого сказать. Это опасно для меня, он никогда не простит мне.

— Вы имеете в виду графа Лейстера?

Она, казалось, пребывала в ужасном затруднении, и на глазах ее показались слезы.

— Могу ли я чем-нибудь помочь вам? — мягко спросила я.

— О, нет, нет. Мне нужно идти. Не знаю, что я такое говорю. Мне не совсем хорошо. У меня есть обязанности, и мне нужно…

— Я так и подумала, что вы расстроились, опаздывая к своим обязанностям, — ободрила я ее, пытаясь задержать. — Но послушайте, я сразу почувствовала, что я должна поговорить с вами. Вы знаете, родственные связи очень сильны, и мы с вами связаны узами.

Она посмотрела на меня с удивлением и проговорила:

— Может быть, так и есть.

— Иногда очень помогает, когда поговоришь с заинтересованным слушателем.

— Но я не желаю ничего обсуждать. Мне нечего сказать. Не нужно было мне приезжать сюда. Нужно было остаться с сыном.

— У вас есть сын?

Она кивнула.

— А у меня четверо детей, — продолжала я. — Пенелопа, Дороти, Роберт и Уолтер. Я очень по ним скучаю.

— Так у вас сын — тоже Роберт?

Я насторожилась:

— Так, очевидно, зовут и вашего сына?

Она еще раз кивнула.

— Прекрасное имя, — продолжала я. — Имя будущего мужа нашей королевы… если она когда-либо все же решится выйти замуж.

— Она не может, — опять начала Дуглас и попалась в ловушку.

— Вы так горячо об этом говорите, — заметила я.

— Но вы все время говорите об их браке…

— Потому что он надеется на это. И всем это известно.

— Если бы она желала выйти за него, она давно бы это сделала.

— Да, но после таинственной смерти его жены — как могла она пойти на такой шаг? — прошептала я.

Она вздрогнула:

— Я часто думаю об Эми Дадли. У меня даже бывают кошмары, я вижу ее во сне. Иногда мне снится, что я вместо нее в том замке, и кто-то крадется в мою спальню…

— Значит, вы себе представляете, что вы — его жена… и что он собирается от вас избавиться… действительно, странный сон!

— Ах, нет…

— Я полагаю, вас что-то пугает.

— Меня пугает то, как могут измениться мужчины, — задумчиво проговорила она. — То они страстны, то уже влюблены в другую.

— И страстны с другой, — добавила я.

— Это именно… и пугает.

— Таким мужчиной и должен быть граф Лейстер… после того, что случилось в Камнор Плейс — это естественно. Но откуда нам знать, что именно там случилось? Это тайна. Расскажите-ка мне лучше о вашем сыне. Сколько ему?

— Два года.

Я молчала, высчитывая. Когда погиб граф Шеффилд? В 71-м году до меня донеслись слухи о том, что сестры Говарды преследуют Роберта, добиваясь его любви. В том же году, или, может быть, следующем, лорд Шеффилд ушел из жизни, а в 75-м у Дуглас Шеффилд — двухлетний сын, названный Робертом.

Я вознамерилась расследовать, что все это значит.

Едва ли я могла рассчитывать на ее откровенность в этом вопросе, хотя она и была моей родственницей.

Я и так уже выяснила у глупышки гораздо более, чем ожидала. И была исполнена решимости выяснить все.

Я постаралась быть как можно внимательнее к ней, выказала большую симпатию и готовность помочь, когда она сказала, что страдает головной болью. Я отвела ее в ее комнату и принесла успокоительный раствор, затем заставила ее прилечь и успокоила, сказав, что сразу же уведомлю, как только вернется королева.

В тот же день позже я узнала от нее, что она и в самом деле чувствовала себя очень неважно, когда мы встретились в саду, и боялась, что наговорила мне всякой чепухи. Я разуверила ее в опасениях, сказав, что у нас был очень легкий дружеский разговор и что я очень рада встретить здесь кузину. Мой успокоительный раствор настолько ей помог, что она попросила рецепт. Я заверила ее, что напишу ей. Я очень хорошо понимала причину ее депрессии.

— В конце концов, у меня тоже есть дети и я тоже скучаю по ним. Мы еще поговорим… вскоре, — сказала я.

Я решила расследовать историю Дуглас Шеффилд до конца.

На следующий день, в полдень, королева смотрела представление, названное «Сельская свадьба». По сути, это был грязный фарс неряшливо одетых актеров, и я удивлялась, как королева не понимала оскорбительности этого зрелища. Жених, далеко за тридцать возрастом, был одет в поношенный камзол чайного цвета и крестьянские рукавицы. Он споткнулся о траву и упал — сие должно было символизировать сломанную в футбольной игре ногу. В сельской местности футбол был очень популярен, и игроки часто калечились.

Вместе с женихом представляли пьесу актеры пантомимы и Робин Гуд с Девой Мэриан. Королева, наблюдая за сельскими танцами, притопывала ногой, и я ожидала, что она с минуты на минуту сама присоединится к танцорам. Невеста в грубом домотканном платье вышла с растрепанным париком и удивительно уродливым лицом. Зрители при ее появлении разразились смехом. Их собралось множество, так как королева приказала пустить на представление всех окрестных жителей. Их пришло сотни и не столько затем, чтобы посмотреть на зрелище, сколько для того, чтобы потолкаться возле королевы. Она милостиво и грациозно улыбалась всем, как это умела делать только она в обращении с простым людом, а дурное настроение она припасала для своих приближенных — на потом. Подружки невесты были весьма солидного возраста и, так же, как и сама невеста, исключительно дурнушки.

Народ в экстазе смеха проводил аплодисментами нетвердой походкой удалившихся невесту с женихом, а я подумала, что для нашей незамужней королевы это зрелище было весьма опасным. То, что пара усиленно подчеркивала свой возраст, было, очевидно, намеком на возраст королевы. Возможно, таков был план Роберта. Возможно, он хотел намекнуть ей на затянувшееся ожидание, но более неудачного намека нельзя было придумать. Сравнить нашу сиятельную королеву с неуклюжей уродливой «невестой»! А королева сидела, вся в сверкании бриллиантов, в изысканном кружевном воротнике, высоко держа голову, прекрасная, и моложавая, если, конечно, не вглядываться пристально в ее лицо, ее кожа была по-прежнему бела и нежна, а фигура — столь же стройна, как и у молодой девушки.

Она должна была казаться этой деревенской публике божеством, даже невзирая на ее бриллианты. Она всегда была утонченной, регулярно принимала ванны, и те из нас, кто был наиболее приближен к ней, должны были соблюдать такую же чистоту, ибо королева не переносила дурных запахов. Перед ее посещением провинциальных королевских дворцов их чистили неделями. Любой неприятный запах заставлял ее в негодовании отворачиваться, и при ней вечно существовала проблема отхожих мест. Мне часто приходилось видеть, как она сморщивала свой точеный носик и как делала резкие замечания о плохом приготовлении к ее визиту.