Он часто и с любовью говорил о своем дяде Роберте. Дети и до того нередко слышали о всемогущем графе Лейстере. Имя его было известно повсюду. Я надеялась только, они еще ничего не знали о скандалах, связанных с этим именем, а если слышали, то им хватит разума не говорить об этом при Филипе. Было ясно, что Филип почитал своего знаменитого дядю как божество, и мне было приятно, что такой, безусловно, достойный человек, как его племянник, создаст совсем иной образ Роберта, чем тот, что создают сплетни и грязные слухи.

Он рассказал нам, как искусно обращается его дядя с лошадьми.

— Вы же знаете, он стремянной королевы и был им с начала ее правления все время.

— Когда я вырасту, — провозгласил мой сын Роберт, — то я буду стремянным королевы.

— Тогда не остается ничего лучшего, чем последовать примеру моего дяди Лейстера, — сказал Филип Сидни.

Он рассказал нам кратко даже об искусстве обращения с лошадьми, которым владел его дядя и которое он мог наблюдать. В практике дяди были специальные французские приемы, доведшие его искусство до совершенства. После Варфоломеевской ночи Лейстер вызвал некоторых французских объездчиков лошадей, которые потеряли в ту роковую ночь и хозяев, и заработок, однако они были, как сказал Роберт, чересчур высокого мнения о себе и требовали чрезмерной платы.

— Тогда, — продолжал Филип, — мой дядя решил поехать за объездчиками в Италию. Они не столь заносчивы, как французы. Во всяком случае, мало есть на свете людей, которые могли бы научить моего дядю обращению с лошадьми.

— Королева собирается выйти замуж за вашего дядю? — спросила вдруг Пенелопа.

Наступила тишина. Филип смотрел на меня.

— Кто мог сказать тебе, что она собирается? — спросила я.

— Ах, миледи, — с укоризной отвечала за нее Дороти, — все об этом говорят.

— О высокопоставленных людях всегда были и будут слухи. Самое достойное — постараться не слушать их и не верить им.

— А я думала, нам следует все видеть и слышать, что нам говорят, и никогда не закрывать ни глаза, ни уши, — настаивала Пенелопа.

— Уши и глаза должны быть открыты для правды, — высказался Филип.

И он продолжил рассказ о своих приключениях в чужих странах, и дети, как всегда, слушали его как зачарованные.

Позже я увидела Филипа с Пенелопой гуляющими в саду и еще раз подумала о том, как они наслаждаются обществом друг друга, несмотря на то, что Филип — молодой человек за двадцать, а Пенелопа — девочка тринадцати лет.

В день ожидаемого прибытия королевы я была в нетерпении. Как только должна была показаться кавалькада — а впереди должны были ехать скауты, чтобы дать мне знать — я с сопровождением должна была выехать вперед.

Я получила предупреждение. Одета я была в красивую накидку из темно-красного бархата и того же оттенка шляпу с пером кремового цвета. Я знала, что выгляжу эффектно, и не только из-за элегантной одежды, но и из-за слабой пунцовой окраски щек и блеска в глазах: мне достаточно было мысли, что вскоре Роберт будет здесь. Я причесалась очень просто, но один локон был спущен на плечо по французской моде и привлекал внимание к естественной красоте моих волос, что было моей гордостью. Это будет контрастировать с напыщенным стилем причесок королевы — завитыми кудрями и шиньонами. Я была намерена выглядеть гораздо моложе и красивее ее, что было несложно, ибо так оно и было, несмотря на все ее великолепие.

Я встретила кавалькаду королевы на полпути к замку. Роберт ехал подле королевы, и я вновь не смогла устоять против его магнетизма — мое желание было превыше всех иных, мне хотелось лишь быть с ним и любить его.

Его камзол в итальянском стиле, украшенный рубинами, накидка на плечах того же глубокого винного цвета, шляпа с белым пером — все было небрежно-элегантно. Я едва заметила фигуру королевы рядом с ним, которая благожелательно мне улыбалась.

— Добро пожаловать в Чартли, Ваше Величество, — сказала я. — Боюсь, вы найдете мой замок убогим после Кенилворта, но мы сделаем все возможное, чтобы развлечь Вас — в манере, возможно, недостойной королевы.

— Ну что вы, кузина, — сказала она, поравнявшись со мной, — вы так хорошо выглядите и, по-видимому, в отличном настроении, не правда ли, милорд Лейстер?

Милорд Лейстер устремил на меня взгляд, который можно было бы перевести единым словом: «Когда?» Вслух он произнес:

— Леди Эссекс действительно прекрасно выглядит.

— Это оттого, что развлечения в Кенилворте оживили и омолодили всех нас, — отвечала я.

Королева нахмурилась: она не любила напоминаний о том, что уже немолода. Ее надлежало воспринимать как вечно молодую. Именно в таких вопросах неожиданно проявлялась ее забавная женская глупость. Я никогда не могла понять этого в ее натуре. Но одно было ясно: она полагала, что если будет вести себя как вечно юная особа и вечная красавица, сохраненная некоей алхимической субстанцией, то весь мир поверит в это.

Я поняла, что должна быть очень осторожна, однако присутствие Роберта действовало на меня как крепкое вино, и это было трудно: я стала беспечна и дерзка.

Мы втроем ехали во главе кавалькады: я — с одной стороны от королевы, Роберт — с другой. Это было символично.

Она задавала мне вопросы о состоянии земель, о моем поместье, что показывало редкий интерес и знания вопроса. Королева была очень любезна и сказала, что замок производит прекрасное впечатление своей ухоженностью и внушительностью башен.

Апартаменты удовлетворили ее. Лучших во всем замке было не найти: мы с Уолтером занимали их под спальню, когда он бывал дома. Полог кровати был тщательно отреставрирован, а настил из душистых трав придавал помещениям свежий аромат.

Еда была великолепна, а прислуга, возбужденная и восхищенная визитом королевы, наперебой старалась угодить ей. Она обращалась с ними, по ее традиции, милостиво, и они готовы были пасть ниц перед ней. Музыканты играли ее любимые мелодии, а я подстраховалась, чтобы пиво было не слишком крепким.

Она танцевала с Робертом. Однако и я, как хозяйка, танцевала с ним несколько раз. Королева не позволила бы ему танцевать сколько-нибудь долго с другой.

Он крепко пожимал в танце мою руку, и его пожатие было исполнено смысла.

— Я должен видеть тебя, — проговорил он, обратясь в то же время к королеве и улыбаясь ей.

С рассеянным выражением я отвечала, что мне также нужно многое ему сказать.

— Ты должна знать укромное место в замке, где мы можем поговорить наедине.

— Есть комната в одной из круглых башен… она западная, ею никто не пользуется.

— Я буду там… в полночь.

— Будьте осторожны, милорд, — язвительно сказала я. — За вами могут следить.

— Я привычен к этому.

— В вас заинтересованы слишком многие. Говорят о вас столь же много, как и о самой королеве… так что ваши имена часто сплетены в узел.

— Тем не менее мне нужно видеть тебя.

Он вернулся к королеве, которая уже в нетерпении стучала об пол ногой. Она желала танцевать — и, конечно, с ним.

Я едва смогла дождаться полночи. Я сняла парадный наряд и оделась в шелковое платье с лентами. Мне нужно было многое сказать ему, но я не обманывала себя в том, что не поддамся своей страсти. Я намеревалась быть соблазнительной и опасной, какой вряд ли была бедняжка Дуглас и никогда не была королева. Я знала, что то была моя сильная сторона, как корона при королеве. Я удостоверилась, что Дуглас не приехала со свитой, вероятно, она вернулась к своему и Роберта сыну.

Он ожидал меня. Как только я появилась, я оказалась в его руках, и он сразу же попытался стянуть с меня платье.

Но я была решительно настроена сначала все выяснить.

— Леттис, я схожу с ума от желания, — сказал он.

— Мне думается, милорд, это не впервые, когда вы сходите с ума от желания обладать женщиной, — отвечала я. — Я навела справки о вашей жене.

— Моей жене?! Я не женат.

— Я имела в виду не ту, что умерла в Камнор Плейс. Это — в прошлом. Я имею в виду Дуглас Шеффилд.

— Она рассказала тебе!

— Да, и рассказала много интересного. Ты женился на ней.

— Это ложь.

— Неужели? Непохоже, что она умеет лгать. У нее есть кольцо, подаренное тобой… кольцо, которое предназначалось лишь твоей жене. Более важное доказательство, чем кольцо — у нее есть от тебя сын, юный Роберт Дадли. Роберт, ты — лицемер. Интересно, что скажет Ее Величество, когда до нее дойдет эта история.

Он некоторое время молчал, и мое сердце упало окончательно, ибо я очень желала, чтобы он разуверил меня в правдивости этого.

Кажется, он пришел к заключению, что я знаю слишком много для того, чтобы опровергать, и ответил:

— Да, у меня есть сын, да — это Дуглас Шеффилд.

— Значит, все рассказанное ею — правда?

— Нет, я не женился на ней. Мы встретились в Ратлэнде, и она стала моей любовницей. Бог мой, Леттис, что мне было делать! Я столько лет в неопределенном состоянии…

— …водим за нос королевой, которая никак не может решить, нужен ты ей или нет…

— Я нужен ей, — ответил он. — Разве ты не заметила?

— Ты нужен ей рядом с другими — с Хинеджем, Хэттоном и любым другим красивым мужчиной. Разве это показывает, что она желает выйти за тебя замуж?

— Как ее подданный, я обязан подчиниться, если она пожелает.

— Она никогда не выйдет за тебя, Роберт Дадли. Да и как она сможет, если ты уже женат на Дуглас Шеффилд?

— Клянусь, что я не женат! Я не такой дурак, чтобы покончить с карьерой.

— Если нас обнаружат здесь, то твоей карьере тоже придет конец.

— Я готов пожертвовать ею, чтобы быть с тобой.

— Как ты был готов на риск ради того, чтобы быть с Дуглас Шеффилд, женившись на ней?

— Говорю тебе: я не женился на ней.

— Она утверждает противоположное. У тебя есть ребенок.

— Он не первый, рожденный вне брака.

— А как насчет ее мужа? Это правда, что он грозился разводом из-за связи ее с тобой?

— Чушь! — вскричал он.

— А я слышала, что он обнаружил твое письмо к Дуглас, и у него оказалось в руках доказательство твоей связи, что поставило тебя в крайне опасное положение. И, как только он хотел обнародовать это доказательство, он погиб.

— Бог мой, Леттис! Ты что, предполагаешь, что я его убрал?!

— Весь двор был поражен внезапностью этой смерти. И в такой отчаянный момент.

— Но зачем мне его смерть?

— Затем, чтобы не открылась королеве твоя связь с его женой.

— Все это было неважно.

— Но королева могла бы найти это важным.

— Она бы восприняла это как тривиальное приключение. Таким оно и было. Нет, я не желал смерти Шеффилда. С точки зрения моей выгоды, он был нужен мне живым.

— Понятно, что у тебя такие же виды на лорда Шеффилда, каковы они и на графа Эссекса. Если желаешь связи с женщиной, удобнее, чтобы она была чьей-либо женой, чем вдовой, иначе она начнет мечтать о замужестве.

Он молча положил мне руки на плечи и начал стягивать с них платье. Я ощутила знакомую дрожь возбуждения.

— Но я не Дуглас Шеффилд, милорд.

— Нет, ты моя чарующая Леттис, и здесь нечего сравнивать.

— Полагаю, эти слова никогда не достигали ушей королевы.

— Королева выше всего этого. Но я пойду на риск, чтобы она узнала… ради тебя.

— Роберт, — настойчиво сказала я, — я не женщина легкого поведения, чтобы меня то желали, то бросали!

— Я знаю. Я люблю тебя. Я никогда не забывал о тебе. Что-то должно произойти, но ты не должна верить дурным слухам обо мне!

— А что именно произойдет?

— Настанет день, когда мы поженимся. Я знаю это.

— Откуда тебе знать? Ты приговорен быть с королевой. У меня — муж.

— Но все меняется.

— Ты полагаешь, что королева сменит фаворита?

— Нет, я буду фаворитом, но ты будешь моя.

— И ты думаешь, что она согласится на это?

— Со временем. Она постареет.

— Ты жаден, Роберт. Ты желаешь обладать всем и всеми. Ты не удовлетворяешься своей долей. Ты посягаешь на владения других.

— Я не желаю более того, что в силах завоевать.

— И ты веришь, что сохранишь привязанность королевы меня в придачу?

— Леттис, ты хочешь меня. Неужели ты думаешь, что я этого не знаю?

— Я нахожу тебя достаточно привлекательным и предлагаю это.

— А что твоя жизнь с Уолтером Деверо? Он — неудачник, не подходит тебе. Признай это.

— Но он был мне хорошим мужем.

— Хорошим мужем? Какова была твоя жизнь с ним? Самая красивая женщина двора, прозябающая в деревне!

— Я могла бы быть при дворе, не оскорби я чувств Ее Величества вниманием ко мне ее фаворита.