Я знала, что после смерти д'Анжу и Уильяма Оранского из Нидерландов приезжали делегации, предлагали Англии свою корону, если она защитит их. Она не торопилась принять корону Нидерландов, не желала расширять свою ответственность, к тому же она представляла, какой будет реакция Испании, если она примет предложение: они воспримут это как акт развязки войны. Но это не означало, что Елизавета не станет посылать деньги в Нидерланды, а также и людей воевать против нашествия испанцев.

Однажды Лейстер приехал во дворец в возбуждении, я услышала топот копыт его лошади и поспешила ему навстречу. Увидев его, я сразу поняла, что что-то случилось.

— Королева посылает армию воевать за Объединенные провинции, — сообщил он. — Она решила выбрать командующего с наибольшей осторожностью и послать вперед человека, хорошо знакомого с ситуацией.

— Значит, тебе и предстоит стать командующим, — резко сказала я, догадавшись. Сердце мое наполнилось внезапным гневом. Она не желает терять его, но в то же время отнимает его у меня. Мне были ясны ее рассуждения: «Он — ее муж, но это Я решаю, быть ему с ней или нет».

— Она была полна тревоги и даже заплакала на прощанье, — сказал Роберт.

— Как трогательно! — с сарказмом выкрикнула я. Но он предпочел не заметить.

— Она оказала мне честь. Это одна из почетнейших задач в моей жизни.

— Но я удивлена, что она отсылает тебя. Впрочем, она будет удовлетворена тем, что лишит меня твоего общества.

Но Роберт уже не слушал. Тщеславный, он уже видел себя увенчанным лаврами.

Он не остался надолго в своем дворце. Она дала понять, что, поскольку он уезжает надолго, он должен провести с нею столько времени, сколько она захочет. С нею! Она как бы говорила мне: «Ты — его жена, но важнее — я». Она командовала — он подчинялся, и каждый час, проведенный им с нею, я не могла разделить.

Спустя несколько дней я узнала, что в Нидерланды она его все-таки не отпустила. Королева страдала от недомогания и полагала, что ей недолго осталось жить, поэтому она не могла позволить графу Лейстеру уехать. Они слишком долго были вместе, чтобы теперь расстаться с мыслью, что не увидятся более. Поэтому он остался, а она размышляла над вопросом, кого же поставить командующим армией.

Я была в ярости. Было совершенно очевидно, что все ее поступки были направлены против меня, чтобы унизить меня еще больше, чем я уже была унижена. Она решила, что мой муж должен уехать в Нидерланды, и он начал готовиться к отъезду. Она сказала, что он должен остаться, и он остался. Он всегда должен был быть под ее командой. Она была столь больна, что он нужен был ей. Если бы я была больна, он все равно должен был бы ехать. В целом она стремилась мне показать, что я ничего не значу в его жизни. Он бросит меня, если она прикажет ему.

Как я ненавидела ее! Единственным моим утешением было то, что ее ненависть равнялась моей. Но в глубине души, я уверена, она знала, что это я была его избранницей… была бы, если бы не корона.

Именно в таком настроении я изменила ему. Я совершила это с намерением. Я устала от его кратких визитов — как бы украдкой от королевы — как будто это я была его любовницей, а она — женой. Я когда-то рискнула навлечь на себя ее гнев, чтобы выйти за него, и знала, что этот гнев может быть страшен, но я не была готова к такому с собой обращению.

Лейстер старел, а я давно заметила некоторых красивых молодых людей у него на службе. Королева держала вокруг себя красавцев, чтобы они исполняли ее прихоти, льстили ей, служили на мелких поручениях. Любила и я молодых красавцев. Я все более и более решалась на измену, поскольку все менее видела своего мужа. Я все еще была молода для того, чтобы наслаждаться прелестями общения с противоположным полом. Оглядываясь теперь назад, я вижу, как рассчитывала на то, что Лейстер заметит мои любовные приключения и тогда поймет, что другие мужчины ценят меня более него. Я готова была ради этого пойти на риск.

Когда-то я думала, что один Лейстер может удовлетворить меня. Теперь мне предстояло доказать, что это более не так.

В свите моего мужа был молодой человек, некий Кристофер Блаунт, сын лорда Маунтджоя. Лейстер сделал его своим стремянным. Он был высок, с прекрасной фигурой и очень красив: светлые волосы, голубые глаза с невинным взором, что привлекало меня. Я часто замечала его взгляд, устремленный на меня. Я всегда здоровалась с ним, проходя мимо, и он смотрел на меня с благоговением, что меня и забавляло, и радовало.

Я пыталась заговаривать с ним, когда была для этого возможность, и видела, что он охотно откликается. После этого я обычно шла в свою комнату, придирчиво рассматривала себя в зеркало и сама изумлялась: выглядела я совсем не на сорок пять своих лет. Я содрогалась при мысли, что через пять лет мне будет пятьдесят. Нужно было пользоваться радостями жизни, ибо через несколько лет я стану чересчур старой, чтобы наслаждаться ими. Ранее я всегда поздравляла себя с тем, что королева на восемь лет меня старше, а Роберт — немного больше. Но теперь я рассматривала себя по отношению к Кристоферу Блаунту. Он должен был быть на двадцать лет моложе меня. Ну что ж, не только королеве играть в молодость, мне хотелось доказать, что я все еще могу быть привлекательной. Возможно, мне необходимо было подтвердить также, что Лейстер более не так важен для меня. Если он был всегда под рукой у королевы для ее развлечения, то я имею право развлекаться тоже. Я чувствовала, что мне нужно взять верх не только над Лейстером, но прежде всего над королевой.

Несколькими днями позже я увидела Кристофера в конюшне и уронила платок. Старый, но всегда полезный трюк. Это дало ему шанс, и я наблюдала, использует ли он его. Если у него хватит мужества, то он заслужит награду, а главное, он знает что-то о Лейстере, ибо я не сомневалась, что он читал «Трактат». В таком случае он уже знает, что крайне опасно заигрывать с женой такого человека. Я знала, что он придет. Он стоял у дверей моего кабинета с платком в руке. Я подошла к нему, улыбаясь, и, взяв его за руку, ввела его в кабинет, закрыв за нами двери.

Для него это приключение было не менее захватывающим, чем для меня: тот же элемент риска, что так волновал меня в наши первые дни с Робертом. Было возбуждающе и волнующе быть с юным мужчиной, знать, что мое тело все еще прекрасно и возраст мой кажется ему тем более привлекательным, что я командовала ситуацией, и я была более опытной, а это наполняло его удивлением и уважением.

После этого я отослала его обратно, сказав, что это не должно повториться. Я хорошо знала, что это неправда, но из-за моих слов все приключение приобретало особую значимость. Он был опечален, выглядел серьезным, но я знала, что он будет рисковать вновь и вновь, как бы опасно это ни было.

Когда он ушел, я долго смеялась и думала над тем, как Лейстер исполняет обязанности кавалера танцев при королеве.

— В любой игре участвуют двое, мой благородный граф, — сказала я в конце концов.

Королева еще раз передумала: она выздоровела и решила, что никто иной, как Лейстер, должен быть командующим армией в Нидерландах.

Он вновь пришел домой в большом возбуждении. Он сказал, что видит, как перед ним раскрывается блестящее будущее. Королеве была предложена корона Нидерландов, но она не желала ее, так отчего бы не принять ее Лейстеру?

— Хотела бы ты быть королевой, Леттис? — спросил он, и я ответила, что не отказалась бы от короны, если бы она была предложена мне.

— Будем надеяться, что она не остановит тебя вновь, — сказала я.

— Не остановит, — ответил он. — Она желает победы. Нам нужна победа. Я обещаю тебе: я изгоню испанцев из Нидерландов.

Он внезапно взглянул на меня и увидел холод в моих глазах, поскольку я в тот момент думала о том, как он поглощен своей будущей славой и как мало озабочен тем, что оставляет меня. Однако она позаботилась о том, чтобы у нас было так мало времени для нас двоих, поэтому теперь это уже не играло роли в сравнении с будущим.

И он взял мои руки и поцеловал их:

— Леттис, — сказал он. — Теперь я хочу, чтобы ты поняла: я знаю, что для тебя были все эти годы. Но я не мог ничего сделать. Это было против моей воли. Пойми, пожалуйста, и прости, моя дорогая.

— Я очень хорошо все понимаю, — отвечала я. — Ты должен был позабыть про меня, потому что она желала этого.

— Это так. Я бы ни за что…

Он схватил меня в объятия, но я чувствовала, что его страсть исходит не от любви, а от предвкушения славы в Нидерландах.

С ним ехал Филип Сидни, и он обещал найти место для Эссекса.

— Нашему молодому графу понравится перспектива. Видишь, как я забочусь о семье.

Марш готовился быть триумфальным. Он уже все запланировал. «А теперь, — сказал Лейстер, — мне нужно поговорить со своим стремянным, потому что мне надо много чего сказать ему».

Мне было любопытно, какова будет реакция Кристофера Блаунта.

В нем было что-то очень невинное, и, вспоминая «инцидент», я видела, как меняются реакции на его лице. Там были и чувство вины, и восторг, и надежда, и желание, и стыд, и страх. Все смешалось. Он, вероятно, чувствовал себя злодеем, соблазнившим жену своего хозяина. Мне хотелось бы сказать ему, что это я его соблазнила. Он был очарователен, и, хотя я была полна искушения повторить соблазнение, я не сделала этого. Мне не хотелось портить впечатление молодого Кристофера тем, чтобы перевести все в чисто физическое влечение.

Однако мне было интересно, как он поведет себя с Лейстером и не выдаст ли он чего. Я была убеждена, что он приложит гигантское усилие, чтобы не сделать этого. А поскольку он ехал в Нидерланды вместе с Лейстером, то, я предполагала, этого больше не повторится. Однако я ошибалась.

Королева решила, что Лейстер не должен провести последнюю ночь в Англии со мной. Я надеялась, напротив, что он, наконец-то, воспротивится, и ждала его во Дворце Лейстера. Он не приехал. Вместо этого приехал гонец с известием, что Лейстер должен остаться при дворе, ибо у королевы много проблем для совместного обсуждения. Я понимала: она еще раз доказывает мне, что, хотя я и жена, это она распоряжается моим мужем. Я была расстроена, зла. Мне ненавистен был его отъезд. Думаю, в душе я все еще любила его, все еще желала его. Я знала, что в моей жизни не будет никого главнее Лейстера. Я была почти больна, когда думала о них двоих. Она, несомненно, пожелает потанцевать рано утром, а он станет услужливо раздавать ей тошнотворные комплименты, рассказывая, как он несчастен, покидая ее. Она будет слушать, склонив голову набок, вперив в него свой ястребиный взор… и думая о том, что ее милый Робин — единственный мужчина в ее жизни.

Был холодный декабрьский день, но даже самая плохая погода была лучше, чем мое настроение. Я решила, что я была полная дура. К черту Елизавету. К черту Лейстера. Я приказала развести в спальне огонь, и сразу стало тепло и уютно. Я послала за Кристофером.

Он был столь наивен и неопытен. Я знала, что он обожает меня, и то было бальзамом на мое раненое самолюбие. Я не могла бы вынести, чтобы его мнение обо мне изменилось в худшую сторону, поэтому я сказала, что позвала за ним из-за того, чтобы сказать, что в происшедшем тогда нет его вины. Это случилось само собой, прежде чем мы оба смогли осознать, что мы делаем. Это не должно повториться более, и мы должны забыть об этом.

Он сказал мне то, чего я и ожидала, что он сделает все, что я прикажу, кроме одного — он не сможет забыть. Это было самое чудесное происшествие в его жизни, и он будет всегда помнить это.

«Молодые так очаровательны», — подумала я. Теперь я поняла, отчего королева так любит их. Их наивность обновляет нас, пробуждает к жизни. Обладание мною привело Кристофера почти к идеализации меня, к поклонению, и в основном восстановило мою веру в собственные силы обвораживать, в чем я начала сомневаться из-за пылкого желания Роберта оставить меня ради славы в Нидерландах.

Я сделала вид, что прощаюсь с Кристофером, так как на самом деле твердо решила, что он останется у меня на ночь. Я положила ему руки на плечи и поцеловала его. Конечно же, это разожгло пламя. Он извинялся, всерьез полагая, что ему нет прощения. Это было так мило и притягательно. Перед рассветом я отослала его. Он ушел, со словами, что если ему суждено умереть в битвах за Нидерланды, то пусть я окажу ему честь, помня, что он никого не любил, кроме меня.

Милый Кристофер! Смерть казалась ему желанной в тот миг, и я уверена, она несла славу. Он уже видел себя умирающим за протестантскую веру с моим именем на устах. Все это было так романтично, так красиво, что я от души радовалась этому подарку жизни. Я не понимала, отчего я отказывала себе в этом ранее.

Они уехали на следующий день, Лейстер, прощаясь с королевой, во главе колонны, в которой ехали также мой любовник и мой сын.