- Давай пройдемся. В кафе через дорогу готовят прекрасный американо.

Василий пожал плечами. Ему даже стало интересно, о чем с ним хочет переговорить этот тертый калач. Они перешли через дорогу, устроились за дальним столиком, одновременно шагнув к одному и тому же стулу. Главный хмыкнул, но место уступил. Василий уселся. Главный заказал кофе, не глядя в меню, и задумчиво потер бровь:

- Ну, вот и позади все, да, Алан?

- Нет. Все только начинается.

Старик резко отмахнулся от его слов:

- Не для тебя. Ты со всем покончил ровно десять минут назад, когда передал с рук на руки все, что у тебя было.

- Не все, - криво ухмыльнулся Василий.

Главный задорно сверкнул глазами:

- Другого я от тебя и не ждал, мальчик. Страховка никому не помешает. Одобряю.

Василий пожал плечами, не посчитав нужным что-либо комментировать.

- Почему не пьешь кофе?

- Не люблю.

- А еще не хочешь оставлять отпечатки пальцев и генетический материал на ободке.

Василий и бровью не повел. Что тут комментировать?

- Да ты пей-пей. У нас уже есть и то, и другое. Впрочем, речь не об этом. Я хотел поговорить с тобой о гарантиях безопасности. Мы можем тебе с этим помочь.

- Спасибо, но я не заинтересован.

- Почему?

- Думаю, что это сугубо мое личное дело, - заметил Василий, вставая из-за стола.

- То есть, ты сдашься? После всего, через что прошел, позволишь им просто убить себя?

Василий, который к этому моменту уже повернулся к выходу, оглянулся. Смерил собеседника равнодушным взглядом, но все-таки ответил:

- Невозможно убить того, кто давно уже мертв.


Глава 26


Моль не находила себе места. Вокруг происходило черте что, а Васьки все не было. Он не появился ни к вечеру, ни ночью, ни на следующее утро. И все это время она стояла у окна, не в силах отвести взгляд. Когда ноги отказывались держать, женщина садилась на подоконник. И вглядывалась, вглядывалась, вглядывалась… До рези в глазах, до красных кровавых точек. Почему-то казалось, что если она прервёт своё бдение - он не вернётся. А этого Светлана боялась больше всего на свете. Ведь вместе с Василием из её жизни уйдёт вообще все… И ничего не останется. Абсолютный вакуум… Она отчетливо понимала, что как было раньше - уже никогда не будет.

Вдали появляется размытый неясный силуэт. Моль узнает Василия по одним только ей знакомым мелочам. На нем новая одежда, а в руках - пакет с эмблемой ближайшего супермаркета. Облегчение такое, что колени подкашиваются. Она вылетает ему навстречу, и застывает где-то на середине коридора.

- Я волновалась.

- Не стоило. Мне просто нужно было время на то, чтобы удостовериться, что я не приведу за собой хвост. Мы и так слишком долго рисковали. Я должен быть уверен, что твоё имя никогда не всплывет рядом с моим.

На сердце теплеет. Он заботился о ней!

- Хорошо. Селедка за тобой скучал.

- А ты?

Господи! Ну, зачем он это спрашивает? Разве и так не понятно?

- Я тоже. Смертельно.

Василий подходит вплотную к своей женщине и бережно обнимает. Слов нет. Он просто впитывает в себя её силу и тонкий, только ей присущий аромат. Боль сжимает в тисках, но он-то знает, что ничего нельзя изменить. Все уже давно решено. У них есть только этот день. Так бесконечно мало…

Целует за ухом. Отросшие на виске волосы щекочут нос. Рукой проводит по острым крыльям лопаток, обхватывает затылок, запрокидывает прекрасное лицо. По всей видимости, Света совсем не спала. Балтийские глаза покраснели, под ними залегли тревожные тени. И он был всему виной. В душе поднялась какая-то муть. Злость на себя за то, что не смог оградить от лишних страданий единственную женщину в своей жизни. Он потянул Свету в комнату, вернулся за пакетом с едой.

- Что тебе приготовить?

- Не знаю… - нерешительно пожала плечами Моль. - Ты что… Ты нервничаешь? Что-то пошло не так…

- Нет, – он пресекает ее вопросы, прижимая пальцем тонкие, искусанные губы. – Все прошло хорошо. Я просто хочу побаловать тебя чем-нибудь вкусненьким… напоследок.

Она спотыкается на ровном месте. Чуть не падает. Отворачивается резко, потому что это чертовски больно - вот так, буднично, узнать о том, что он уходит… Что ж, он ничего ей не обещал. И имел право делать все, что угодно. Светлана заранее знала, на что шла. Знала, что будет больно. Возможно, не совсем представляла, насколько, но…

- Может быть, круассаны? Ну… знаешь, такие, как в Париже? Без начинки, с маслом, тающие во рту…

- Звучит заманчиво, - выдавливает из себя Моль. – А ты умеешь?

- Угу. Получается достаточно неплохо.

- Ну… Круассаны, так круассаны.

Моль отворачивается, включает телевизор, чтобы хоть чем-то занять руки и голову. Она не может поддерживать эту светскую беседу. Не понимает, зачем он делает вид, будто бы ничего не случилось. Может быть, для него это ничего и не значило, а она уже напридумывала, невесть что? И тут же гонит от себя эту мысль. Нет... Он говорил, что если бы мог быть с кем-то, то это была бы она. Значит, и Васька что-то чувствовал, вот только почему он отрицал любую вероятность отношений? Не конкретно с ней, а вообще. С любой другой женщиной… Почему у нее крепло ощущение, что головоломка под названием «Василий» не сходится? Пазлы просто не складывались, красивой картинки не получалось…

На талии смыкаются мужские руки. Это так сладко… И горько. Он еще рядом, но она уже безумно по нему скучает. О том, какой масштаб примет тоска после его ухода, Светлана старалась вообще не думать…

Скачущий по дивану Селедка наступает лапкой на кнопку регулирования звука на пульте. По телевизору как раз начинается срочный выпуск новостей. Светлана останавливается взглядом на экране:

- Ты знал, что Виктора арестуют сегодня?

- Да. Это случилось еще полтора часа назад. Журналисты припозднились.

- Теперь мир станет чище.

- Наверное. Я на это очень надеюсь.

Света замолкает. Ей не дает покоя одна мысль… Она зудит и зудит в голове.

- Вася, а почему тебе не предоставили охрану?

- Зачем? – удивляется мужчина, и принимается за тесто.

- Ты очень много знаешь, ты главный свидетель. Разве, при желании, Виктор не сможет до тебя добраться, пусть даже из СИЗО? Думаю, что с его возможностями это довольно легко сделать. Так почему ты до сих пор без охраны?

- Да вот, как-то так вышло.

Света прекрасно понимает, что на том уровне, на котором приходится вращаться Василию, вопросы безопасности решаются быстро. И наверняка. Она уверена, что так обычно и бывает. Тогда почему он до сих пор один? Почему ежесекундно подвергается опасности?!

- Тебе не предложили? – Настаивает на своем.

- Предложили, – Пожал плечами мужчина.

- И что? – Света замирает. Тревога нарастает, дрожит в ней, как натянутая до предела струна. К ней приходит абсолютно ужасное в своей однозначности понимание. Она отшатывается, хватается рукой за горло, потому что не может вдохнуть. – Нет! – хрипит. – Ты не можешь, Васька… Нет!

Он подлетает к ней, обхватывает руками, с которых на пол осыпается мука.

- Ну, что ты? Свет… Все будет хорошо!

Кому?! Кому теперь будет хорошо? Она, наконец, понимает, почему ей было настолько тревожно все это время:

- Скажи мне, что будешь жить! Обещай!

- Буду. Конечно, буду… - Шепчет, целуя ее судорожно зажмуренные веки. Но Моль знает, чувствует, что он врет! Боль душит. Ей хочется закричать: «Борись! Не сдавайся!» Но она не может. Только открывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег. Потому что она не имеет права с ним так поступать! Не имеет права настаивать, и навязывать свою волю. Что она знает о том, что ему довелось пережить? Какое право имеет судить и обвинять в слабости? Как может, в угоду своим желаниям, нивелировать его волю, ломать его и перекраивать, руководствуясь только своей эгоистической потребностью быть с ним рядом?

Света отошла в сторону. Обхватила себя руками. Ей казалось, что она рушится изнутри. Распадается на фрагменты… Нет, она могла бы его отпустить. Даже была к этому готова… И она смогла бы жить, смогла бы дышать, смогла бы бродить по улицам и наслаждаться весной, потому что была бы уверена, что где-то там… далеко, один, или с кем-то - неважно, то же самое делает и он. Живет! Молодой, красивый, свободный! А теперь… Как жить теперь? Зачем?

- Ну, ты чего, Света?

Моль не нашла в себе силы ответить. Прижалась к мужчине еще сильнее, уткнулась носом в горловину белого поло. Нового. Светлана ему такого не покупала… Она хотела вдохнуть напоследок до боли полюбившийся мужской аромат, но Васька уже и пах иначе. Не старым добрым Олд Спайсом, который стоял на полке в ванной, а дорогими и модными духами. Сердце защемило еще сильнее. Он как будто, крадучись, уходил, в то время как она судорожно пыталась поймать отголоски его присутствия в своей никчемной жизни. Мука. Агония. Умирание. Она не верила в ад после смерти – и правильно делала. Потому что чистилище было здесь. На земле.

- Как ты хочешь провести оставшееся нам время? – Её едва хватает на то, чтобы выдавить из себя этот простой вопрос.

Василий бросает на нее нечитабельный взгляд, отставляет в сторону тесто. Подходит вплотную, берет за руку и тянет в спальню. Неужели он опять хочет секса? Света не уверена, что сейчас выдержит такую нагрузку. Но Васька просто укладывает ее на кровать. Ложится рядом и долго-долго изучает ее своими руками. Их взгляды скрещиваются, ведут безмолвный диалог:

- Как же так, Васька? Как же так…

- Это свобода. Настоящая свобода – когда боли нет.

Замолкают. Скользят, как слепцы, пальцами по лицам друг друга, спускаются, проходят по телу. То ли ставят метки, то ли навсегда прощаются… Боль чудовищная, адская, нестерпимая. Моль гонит ее от себя, не желая, чтобы она отравляла их последние часы, минуты, секунды… Как она будет жить без него? Это же совершенно невозможно. Она скучает по Ваське, даже когда он просто выходит в другую комнату. Каждая наносекунда без него, как вечность… Тогда… что ее ждет? Непрекращающаяся агония? Зачем тогда вообще жить, дышать, ходить на работу?

- Даже думать не смей.

Она поднимает на него растерянный взгляд. Как давно он научился читать ее мысли?

- Обещай, что будешь жить. Чтобы ни случилось, все не так, как кажется. Поэтому обещай!

Она кивает головой, соглашается… Дает обет, который никогда не сможет нарушить. Подписывается на вечную муку… А как бы просто было все прервать… Возможно, где-то там, за чертой, они могли бы встретиться, и все было бы иначе… Но разве она верила в существование этой самой черты? Нет. Это противоречило всем ее убеждениям. А значит, конец уже близок. Ей остается только смириться. Принять его выбор. Дать напоследок Ваське то, что он никогда не имел – свободу. В том числе от себя… Как бы страшно это ни звучало. Она поддерживала его во всем, и сейчас ей, как никогда, надо быть последовательной.

Светлана выдохнула. Больше всего в сложившейся ситуации ей хотелось сохранить выдержку. Не потому, что она боялась предстать перед ним слабой. А потому, что не хотела делиться с ним своей болью. Ни с кем не хотела делиться! Когда у неё ничего не останется, боль станет всем. Боль будет доказательством жизни, которую она обещала Василию. Моль всегда выполняла свои обещания.

Секунды торопливо складывались в минуты, минуты в часы - их время стремительно убегало. Ещё немного и… Все. Света целовала красивые руки. Запоминала Василия, впитывала в себя. Она будет жить этими воспоминаниями. Ей ничего другого не остаётся. Боль и воспоминания…

За окном рождается новый день. Скупые лучи озаряют пространство таинственным рассеянным светом. Рассвет всегда ассоциируется с победой добра над злом, с чем-то чистым и светлым... Но не в этот раз. Сегодня рассвет Моль практически возненавидела. Он, как грязный вор, отнимал у неё самое дорогое…

Василий, и правда, вскоре ушёл. Без лишних слов и никому ненужных благодарностей. Ушёл так же внезапно, как и появился, всего несколько недель назад… Своим появлением в жизни Светы он дал ей так много. Но его уход отнял практически все.


Глава 27


Света гнала машину. Она пыталась во чтобы то ни стало успеть вернуться домой до наступления ночи. Дорога была свободной и хорошо освещенной. Европа… что с неё возьмёшь?