— Созвонимся позже и…

— Нет! Леша, хватит.

Вот тут и он не сдержался:

— Да что ты взвилась?! Я же ничего такого…

— Ничего? — еле сдержала истерические смешки. — Прекращай мучить меня и ее… Не звони мне и смс-ки не отправляй!

— Оля…

— Обойдешься без Оли, у тебя есть жена и в поддержке ты больше не нуждаешься. И ее я видеть не хочу… — произнесла с ненавистью и бросила трубку.

За себя может и не обидится, а за Наташу не простит. Баста! Телефон не отключила, чтобы удостовериться задела его сильно или недостаточно. Он не перезвонил и смс не сбросил. Поделом. А почему так больно? Ну почему?

Через два часа Сережа вернулся от Юли, постучался и, спросив разрешения, вошел.

— Не спишь?

— Нет. — Я села на кровати, освобождая для него место. — Не получается.

— Проблемы? — взгляд серьезный, а голос такой, словно догадывается, в чем они заключаются.

— Закончились. Их больше не будет. — Заправила волосы за уши и с удивлением воззрилась на коробку в его руках. — Это что?

Могла бы и не спрашивать, мы с Люськом перед ее отъездом купили в шоколадной мастерской наборные коробочки с разными конфетами, своеобразная «Сборная шоколадная» по собственному вкусу.

— Подарок… — произнес он со смешком.

— Только не говори, что забыл о ее аллергии к шоколаду.

— Так и есть. Тут помню, тут не помню, — повторил он слова «классика» и протянул коробку мне. — Будешь?

— Буду! У меня как раз перемены в жизни, нужно их заесть. — Я открыла коробку и с удовольствием отметила, что младший выбрал и те же, которые очень понравились мне. Значит, вкус у нас в чем-то схож и это здорово, теперь я знаю, кого за шоколадом посылать.

— Перемены заедать бессмысленно, их нужно полноценно проживать. — Ты на своем опыте базируешь данное утверждение или на чужом?

— У меня перемен резких не было. Разве что, в последнее время выбор девушек резко сменил курс, но это не перемена, а качественный скачок. — Улыбнулся он. — А говорю, ссылаясь на Лешкину жизненную позицию. Он сам себе перемены создавал и создает.

— Какие?

— Смена профессии, образа жизни, обстановки… Чего стоят только его велосипедные путешествия!

— Велосипедные? При его-то росте?

— Да, — ухмыльнулся младший. — Он крутит педали, как вол, и сейчас не прочь вспомнить из поездки, потому что ненавидит автомобили. Когда работал в ракетном… ну, то есть, в общем…, работал по специальности сразу после выпуска из ВУЗа, кстати магистром загончил, — гордо заявил он и продолжил рассказ, — так вот, он крутил педали на работу и с работы. В маршрутки попадал только зимой и всегда рвался наружу. Стоит вспомнить лишь их поездки из Днепропетровска на Южный Буг, в Крым вдоль побережья, зимние вылазки на старые Кодаки и Хэллоуинские гулянья на мажорных турбазах.

— Что, правда? — как-то это все не вязалось с Алеком.

— Правда-правда… Поездки на выступления любимых музыкальных групп. Плюс квесты, поездки на Орель с ночевкой и ночным тусичем, как это у них называется.

— Квесты? — про поездки на чистейшую реку страны я знала, но о квестах услышала впервые.

— Да, от «Стрим квест», они базируются в Днепре. — Кивнул младший и ограбил меня на шоколадку. Посмотрел внимательно, понял, что крик не подниму и ограбил еще на две.

— Сейчас взвою. — Сердито предупредила я.

— Ты не вой, ты слушай дальше.

— А там есть еще и дальше?

— Есть! В общем, с его жизненными принципами «Все будет…» и «Возможно все!» он добивался, чего хотел, несмотря на сложности.

— И какие сложности выпадали на его долю?

О самом Сереже я многое узнала от Алека, будет чудесно, если теперь младший поведает о брате. Думая об этом, закусила губу в ожидании подробностей.

А он задумался и пожал плечами:

— Все что связано с работой Лешки я сейчас и не вспомню. Он с этими вопросами разбирался на ать-два и нас не привлекал.

Я припомнила, его слова относительно друзей проверенных в беде и улыбнулась. Значит, он во всем тихо и мирно разбирается сам. Похвально.

— А в других сферах его жизни?

— Тоже ничего такого… просто хорошо время проводили, посещали музеи ракето- и машиностроения, места, отмеченные историческими событиями. Разве что, как-то в поездке сломал нос. Тайна эта покрыта мраком, он так никому и не рассказал, какой Джеки Чан до его носа дотянулся.

— Знаешь, ты рассказываешь, а я как наяву увидела его с велосипедом. В шлеме, наколенниках и налокотниках не вижу, а вот с великом — да. — Я улыбнулась и подвела итог. — Хорошо рассказываешь.

— Хорошо воображаешь. Но он должен быть в шлеме, велосипедной футболке и шортах с памперсом, на плечах вместительный рюкзак, на багажнике палатка с ковриком.

— Памперс? — подумала, что ослышалась.

— Да. — Уверенно кивнул младший. Наверное, там не тот памперс, о котором я подумала. — И надо заметить шоколад уплетаешь тоже хорошо. — Он указал на пустую коробку в моих руках.

Проследила за его взглядом, и тут же забыла о незнакомом слове с повышенной гигроскопичностью. Коробка на 500 гр шоколадного изделия была пуста.

— Это все я?

— Не без моей помощи, но я не сильно старался помочь. Так что да, это все ты.

— Мне будет плохо.

— А должно быть хорошо и весело.

— Весело будет. — Тихо пообещала я, откинувшись на подушки.

— Вижу. — Он посмотрел на часы, потом на меня и непререкаемым голосом заявил: — Спать!

— Если у тебя комендантский час, то никто не держит. — Пожала плечами и указала на дверь. — Доброй ночи, Серенький.

Улыбнулся, потер нос и ответил в том же мягком тоне: — Доброй ночи, Оленька.

В ту ночь я спала, как младенец, а утром пришло оно — осознание. Я с семнадцати лет жила Лешей, надеялась на взаимность и заменяла отсутствующую личную жизнь его редкими появлениями. Хотела обрести счастье, как только он расстанется с Наташей, а получилось, что все это время ждала и, что таить, верила в свою удачу. И вместо того, чтобы гордиться собой, все же на крайние меры я не шла, радоваться своему решению, прозрела не через десятилетие, я начала анализировать все глупости продуманные и передуманные за это время. Что за ду…?

К концу недели младший не выдержал и заявил, чтобы я покончила с раскисанием.

Он в третий раз за день застал меня на кухне перед очередной остывшей чашкой кофе. И ничего не было бы сказано против, не сиди я в темноте, в углу столовой, прислонившись лбом к стеклу. Поначалу он меня и не заметил, включил свет над рабочей поверхностью кухни, набрал в чайник воды и поставил его греться. Выходя, он выключил свет, и вот тут меня потянуло шмыгнуть носом. Какой была первая реакция младшего, я не увидела, он обо что-то где-то стукнулся и основательно матернулся. А вот вторая не заставила себя ждать и предстала передо мной во всей разгневанной красе.

Верхний свет вспыхнул ослепляя: — Оля!?

— Да. — Не меняя позы, я продолжила сидеть у окна. А он в отражении разгневанный и возмущенный потер ушибленное плечо и отложил в сторону хоккейную клюшку, выуженную из кладовой.

— Ты меня напугала.

— Бывает.

— Давно сидишь? — подошел ближе посмотрел на кофе и на когда-то горячие бутерброды, им же приготовленные для меня несколько часов назад. Настроения есть не было, поэтому они, как лежали на тарелке, так и лежат. Он подвел итог, — все еще сидишь. То есть из универа вернулась и до сих пор не сдвинулась с места.

— Я двигалась.

— Ты и не переоделась…

— Нормальный вид.

— Был бы нормальный, не будь он всю неделю таким! — Сережа вылил мой кофе со словами: «Скоро заплесневеет» и выключил закипевший чайник. Некоторое время он крутился на кухне, что-то сопя про себя, а затем громко и серьезно постановил:

— Собираешься и едешь домой.

— У меня пары.

Спорить не было желания, как и говорить, как и двигаться. В последние дни я была в каком-то энергосберегающем режиме, вялая, постоянно выпадающая в осадок, зато в голове пусто, больше никаких мыслей о Леше или Наташе. Кто они вообще такие, не помню.

— Раньше это тебя не останавливало. Договорись с преподавателями и езжай к маме. — Продолжил настойчивый Селозя.

К маме сейчас можно, Лешки в Днепропетровске нет. А надо ли ехать к маме? Если я своим видом раздражаю Сережу то, что будет дома. Что-то я не могу представить себе маму, которая позволит мне быть в состоянии амебы, она, как Люсек, подвижный энергетик. А когда в коалиции выступают и мама, и подруга это все — туши свет!

Я попыталась отстоять свое право свободного выбора, но и это у меня получилось вяло: — Но Сережа…

— Без но. Надоело. Жизнь и так коротка, а она киснет.

— А ты хочешь, чтобы я на радуге повисла? — перекривила словами из рекламного ролика.

— Да точно… было бы не плохо. И признаю, я был не прав в прошлый раз…

— Ты часто не прав.

— Оля не гневи, только не сейчас. — Оборвал он меня, заваривая черный чай в одной чашке и какую-то гадость в другой. — Я ранее предполагал, что ты сама в петлю полезешь, но теперь…, скажу честно, останешься тут, и я сам ее на тебя натяну.

— Это угроза? — оторвалась от созерцания непроглядного пейзажа за окном и посмотрела на младшего.

— Да.

— Я позвоню твоему отцу. — На его угрозу ответила в том же духе.

— Звони, он меня поддержит! — передо мной поставил чашку с гадостью.

— Чай из элеутерококка. — Сообщил младший и полез в холодильник. — Успокаивает и тонизирует. Бутерброд один съедаешь, чай пьешь, сегодня же звонишь маме… — выглянул из холодильника и добавил с угрозой, — или позвоню я. И чтобы я завтра же тебя не видел.

— А еще и выгоняет. Нужна пустая хата так и скажи. Я найду где…

— Не повешу, а подожгу, — изрек он сердито.

— Да самое время вспомнить о черном юморе.

— Так я повеселюсь, глядя на твой огненный забег по дому в поисках воды. — Прищурился и, покачав головой, добавил. — Хотя в таком состоянии ты просто останешься сидеть на месте, и шоу не будет.

— Обидно?

— Досадно. Даже на YouTube такое не выложишь.

Я уехала из Львова на следующий день утром. Серега отвезти не мог, и к вокзалу меня подбросил Олег Дмитриевич, а потому никто с вопросами особо не дергал, и я вновь и вновь прокручивала в мыслях обещание, данное когда-то самой себе — никаких больше Леш. Зря я об этом думала, совсем забыла, то мысли материальны и реализуются, несмотря на знак: будь он с положительным или отрицательным. В следующие месяцы я встретила пять новых Алексеев, с которыми должна была общаться.

Первый — мамин друг. Мужчина в возрасте около шестидесяти с черными молодыми глазами и совершенно седой шевелюрой. Он был ее роста и лишь немного крупнее, но держал себя с удивительной уверенностью. Глядя на него, не скажешь, что перед тобой сварщик шестого разряда, который дни напролет загружен нелегкой работой в частной компании и, вне зависимости от времени года и погодных условий, постоянно находится на объектах.

Второй — его внук. Двухлетний сорванец так похожий на своего дедушку. И такой же энергичный и подвижный. Пробыв в его компании всего лишь час, я поняла, что значит выражение — квартира небезопасное место.

Третий — парень, познакомившийся со мной в поезде на пути Днепропетровск-Киев. Общение прошло гладко и частично весело. Обменялись контактами и пообещали писать на электронный почтовый адрес друг другу. В нем не было ничего особенного: светленький, полненький, голубоглазый, совсем как тот…, к тому же живет далеко — киевлянин. А отношения на расстоянии я больше не верю, не ценю и в грош не ставлю. Достаточно. И все же переписку мы с ним вели и я тренировалась не вздрагивать от писем с пометкой «от Лешки».

Четвертый во Львовском бассейне — инструктор по прыжкам. Среднего возраста, среднего телосложения, смуглый и подкаченный брюнет. Женат, двое детей. Требовал, чтобы обращались только по имени и только Леша или в крайнем Леха. А я хотела научиться прыжкам, пришлось дрессировать не только этот навык. К концу февраля оно удавалось мне почти с легкостью.

А пятый оказался мне знаком, вот только я его опять не узнала.

В начале первого весеннего месяца глава семьи краснощек и его супруга во Львов не вернулись. Богдан Петрович решил задержаться в Европе еще на одну неделю, да так странно, что 8, 9 и 10 марта в нее тоже вошло. Они с Раисой решили навестить всех его друзей, выехавших когда-то из родной страны и не пожелавших вернуться.