— Новая жизнь! — широкая улыбка осветила его лицо.

Мне показалось или он сейчас подшучивает надо мной. От возмущения даже руки сложила на груди, но от намеченной цели не отойду ни на йоту. Пусть смеется в голос, я все равно ему правду скажу.

— С горизонтами понятно, что там дальше? Какое-нибудь «но», наверняка есть. — Алек усмехнулся про себя, не отрывая взгляда от дороги, — «но» обязательно должно быть.

— Есть. Но более 50 % мужчин сожалеют об уходе из семьи и хотят вернуться. Только кто им позволит. — Вспомнив отца, прикусила губу. Не маленькая давно, а до боли обидно за маму. За что он с ней так? Я отвернулась и, глядя на пробегающие мимо деревья, вспомнила еще один факт, почерпнутый из статей: — Каждый четвёртый разведенный повторно женится на своей предыдущей жене.

— Интересная статистика, — согласился Алек, — но не для меня.

— Каждый третий к этому стремится. Ты от этого не застрахован.

— Допустим, что дальше?

— А дальше… 65 % мужчин вступают в брак вторично не менее, чем через 3–5 лет после развода. То есть уходил просто так, безосновательно.

Он окинул меня внимательным взглядом:

— Три-пять долго, я столько не продержусь.

— Да уж, конечно. — Усмехнулась я. — Ведь, более половины из них уверены, что предыдущая жена была лучше.

— А вот это вряд ли…

Его голос звенит стальными нотками, а я не отступаю.

— Алек, поговори ты с ней открыто, не делай глупости. Может, тебя раздражает иной негативный фактор: работа, бизнес, подчиненные, налоги…, а ты тянешь ситуацию и на семью.

— Нет с этим все в порядке… теперь. — Процедил он сквозь зубы и недобро посмотрел на меня. — Своего решения я не меняю.

Старалась скрыть враждебность, очень старалась, но агрессия все же прорвалась:

— У тебя что, другая на стороне?

— Оля.

— Да, извини, у меня нет прав спрашивать…

То, что мы ехали по мокрой трассе на приличной скорости, я заметила и раньше, а вот сейчас почему-то испугалась.

— Не гони.

— Оля… Мы едем на нормальной скорости.

А я как заведенная повторяю свое: — Алек, не гони.

— Да, не гоню я.

Вот резкий поворот, деревья справа, машина на встречной и неожиданно силуэт пса, стоящего на нашем пути.

— Собака!

А он не тормозит и не пытается ее объехать.

— Алек…? Алек, впереди собака!

— И она не должна стоять на середине дороги. — Произнес он, не сбавляя хода.

— Блин! — закрыла лицо руками. Простонав про себя, за что он так с четвероногой дворнягой. Точнее трехногой, я видела, что одна передняя лапа у псины перебита. Ужас, мы только что сбили собаку на повороте.

— Олененок, — голос у него тихий и вкрадчивый. — Оль, та полудохлая псина осталась жива, посмотри в зеркало.

— Ты ее переехал… — просипела я и отвернулась.

— Нет, она жива, посмотри. — Повторил, как маленькой.

Сквозь пальцы глянула в боковое зеркало. Действительно силуэт дворняги на трех лапах, только что скрылся в кустах. Фууух, я потерла лицо и опустила руки, не задавил.

— Вопросы есть? — спокойно интересуется Алек, вот поспешил он с наездом, ей богу поспешил.

— Ты почему не остановился?!

— Как я должен был остановиться? — ответил он и посмотрел на меня с укором. — При резком повороте на мокрой дороге?

— Д-да.

— Когда в машине двое человек и один из них мне более чем дорог?

— Ну… — это он о ком сейчас? Обо мне он такого сказать не может. Значит, о себе. Что ж похвально. Теперь ясно о ком он думает в первую очередь. Следующей фразой он лишь, усугубил мое мнение на этот счет.

— Нужно было нас обоих угробить, ради той псины?

Никогда не думала что старший сын Богдана Петровича, такой… такой, слов нет, какой.

— Не нужно было. — Я отвернулась.

— Вот и я так думаю.

Молчание между нами длилось долго, краем глаз я видела, как он, то крепко сжимает руль, то начинает по нему барабанить, и не могла понять, что же меня так обидело. Собака осталась жива, мы продолжаем ехать дальше, а у меня слезы на глаза наворачиваются, как за здрасти.

Повисшую тишину прервал Алек, прочистил горло и глухим неестественным голосом произнес:

— Оль, извини…

— Ничего. — Пришлось-таки смахнуть набежавшие слезы. — Переживу.

— Это точно…

Странная горечь проскользнула в его словах. Она была приправлена нотой сожаления, но не из-за того, что я переживу, а из-за чего-то другого, чего-то очень важного. Интуитивно почувствовала, если я хочу что-либо узнать, то должна спросить сейчас, иначе он замолчит. Стерла слезы и заставила себя успокоиться.

— Ты это к чему сказал?

Молчит, хмурится, а руки сжимают руль, с такой силой, что костяшки на его руках побелели.

— Алек…, ты можешь рассказать?

В напряженном молчании прошла секунда, затем вторая, третья… Уже и не надеясь что-либо узнать, отвернулась к окну, рассматривая горизонты. Через минуту, а может быть и больше я впервые слышала его неестественный глухой голос. Сколько же боли таится за каждым его словом.

— Мне было девять, когда мамы не стало. Она погибла при схожих обстоятельствах. Пожалела собаку.

Я зажмурилась, ругая себя последними словами. Могла бы не срываться и не вопить. А кто знал? Никто не знал. И все-таки…

Алек продолжил:

— Пустая дорога, стандартная скорость, а деревьев… много. Маму и ее двоюродную сестру хоронили в один день. Двое детей сзади остались живы.

— Ты… — я сглотнула комок в горле и все же спросила, — там был ты? Поэтому не любишь машины.

— Там был младший. — Горькая усмешка. — Он с ситуацией справился лучше меня. Сережа даже аварии не помнит.

Оцепенение накрыло с головой. У меня просто нет слов ни на соболезнования, ни на извинения, никаких.

— Я… Алек, я…

— Шшш, — он улыбнулся мягко и грустно, взял меня за руку и сжал ее. — Предлагаю забыть этот инцидент. И начал я говорить не для того, чтобы…

— Ясно. Замяли.

— Оля, — теплые пальцы описали круг на тыльной стороне моей ладони, — я хотел сказать, что уезжаю на полгода в Израиль. Там открылись новые перспективы, хочу их использовать.

— Здорово. — Вот и все.

— Оль ты будешь все еще здесь? То есть у отца в Львове?

— Нет.

Он несколько мгновений молчал, прежде чем спросить: — Почему? Возвращаешься в Днепропетровск?

— Переведусь в Москву.

— Зачем? Оставайся у нас, закончи образование здесь. — Улыбнулся Алек и продолжил озвучивать доводы в пользу дела. — Отец привык к тебе как к родной, Серега за сестру считает…

— И я не считаю вас чужими, но остаться не могу.

Кажется, мы вновь наступаем на грабли недопонимания, вот только теперь он наезжает, а я вяло отмахиваюсь, точь-в-точь, как в теме о его разводе.

— Новые горизонты? — процедил он.

— Да. — Ответила, не кривя душой, а по ощущениям погрузилась в какую-то щемящую безысходность. Да профессия будет, и обширная практика в ней тоже будет. Но это не совсем то, чего я хотела.

А, может быть, я просто слишком многого хочу?

— Понимаю. — Алек отпустил мою руку, чтобы переключить скорость передач, и всецело отдался вождению. Его синяя Mazda ускорила ход, пейзаж вокруг окрасили первые лучи солнца, а мне стало холодно и не спокойно.

Почему?

20

— Как я понимаю, это был именно тот переломный момент, когда ваши пути разошлись.

— Да. — Кивнул мой самый нежный. — Она разбила мне сердце и уничтожила все матримониальные планы на корню. Я уехал в Израиль склеивать осколки.

— А я, несмотря на все свои расчеты, полетела не в Москву, а в Германию.

— Вы этого не планировали?

— Она ошиблась самолетом с подачи моего отца. — Улыбнулся Леша и, шутя, пояснил для Евы, — он прекрасно подает правой.

— Более чем, просто прекрасно. Потрясающе. — Поддержала я. — До сих пор помню тот вечер. Богдан Петрович пригласил меня на диалог, а получился монолог, которым он фактически ставил в известность о своем решении. В общем, посылает он великолепно.

— На самом деле специалист по посылам у нас Оля. Делая третье предложение руки и сердца, я ожидал услышать направление и напутствие. — Покосился в мою сторону, не скрывая довольной улыбки. — К счастью, пронесло.

— Простите, Ева сверилась с бумагами и с удивлением спросила, — а когда вы решились на второе предложение? Оно было озвучено?

— На дне рождения Сережи.

— Это не считается, — воспротивилась я, — за неделю до этого они шутили напропалую, что ради спокойствия их отца я должна остаться во Львове. Я помню, как они подначивали друг друга: «Если Оля против, то ее муж точно должен быть за и уж он-то повлияет на строптивицу». А потом шли вариации следующего типа: «Ты у нас самый старший, задави ее авторитетом» или «Вы больше времени проводили вместе, ты знаешь, чем ее шантажировать».

В зале послышались смешки.

— Знаете, в ту неделю я боялась выпускать из комнаты Ричарда и на прогулки выводила его сама.

Ведущая рассмеялась и обратилась к Леше:

— Повлиять на решение Ольги шантажом не получилось?

— Нет. Она отказала мне, послала Серегу и была такова. — Он внимательно посмотрел на меня и, не отводя взгляда искрящихся карих глаз, сказал. — Хорошо, что мы точно знали, где ее искать.

* * *

— Оля, зайди ко мне.

Богдан Петрович поймал меня утром, как только мы с Ричардом вернулись с прогулки.

— Одну минуту, сейчас лапы красавцу вымою и приду.

— Хорошо.

Алек привез меня во Львов вчера, помог занести сумку в дом, поздоровался с родственниками и уехал. Я пыталась разговорить его в пути, даже пару анекдотов вспомнила. Не помогло. Он был хмур, опять зол и на контакт не шел, как я ни старалась.

В уютном доме на Дагестанской меня встретили, как родную. Я даже прослезилась от такого теплого приема и первые минуты не могла говорить, наверное, еще и потому, что мой замечательный наниматель теперь ходит, как нормальный человек, много улыбается и шутит. А еще он помолодел, точнее они оба, Раиса расцвела. Осталось надеяться, что глупостей вдвоем эта парочка не наделает и не перебьет позднюю весну, промозглой осенью. Любовь любовью, но если они опять ему спину сорвут, я за себя не ручаюсь… и вообще до сих пор не понятно, как глава семейства получил это увечье. Как он дважды уничтожил старания врачей, я знаю, а вот история как Богдан Петрович получил увечье, до сих пор покрыта тайной.

Что-то подсказывает, что своими проблемами со здоровьем Богдан Петрович обзавелся в силу бурного темперамента. Но спрашивать не буду. Пусть прошлые ошибки останутся за гранью настоящего. Урок из них он вынес.

Лапы золотистого красавца я вымыла, шерстку причесала и, погладив его умильную мордашку, отправила Ричарда на кухню к Людмиле Васильевне. Через десять минут я уже стояла в кабинете перед своим самым клиентом и с гордостью смотрела на его безболезненное передвижение по комнате. Он теперь свободно ходит, медленно, но свободно. И более не стискивает зубы, когда встает из-за стола или садится, хотя там еще с коленом проблема, но думаю, мы и ее решим в ближайшее время.

— Ты улыбаешься. — Заметил он, заняв место за столом, и пригласил меня сесть.

— Да.

— Чему?

— Нравится, как вы передвигаетесь.

— Гордишься…

Дальше он явно собирался меня подколоть, теперь я точно знаю, откуда эта особенность у Сереги. Оказывается Богдан Петрович тот еще язва, когда у него настроение хорошее, а сам он что-то задумал. Поэтому я его перебила:

— Вами очень горжусь.

— А собой?

— А поехали бы вы на операцию на полгода раньше, гордилась бы собой в большей степени. — Я улыбнулась. — А так приходится делиться местом спасительницы с Раисой.

— Опять ты за свое.

— Не опять, а снова. И я в восторге от вашей способности выбирать людей. Ваша супруга тому подтверждение.

Сейчас он вспомнит, как мы с его второй супругой секретничали, и она в подробностях рассказала, каких страхов нахваталась, пока он в себя приходил. Прошло больше месяца, а в ее глазах при упоминании операции до сих пор панический ужас потери.

— Спасибо. — Кивнул он, но темы не продолжил. — Как у тебя с иностранными языками?