«Но где же отец? – подумала Грей. – Может быть, ожидая появления Бальмейна, сэр Ройс снова запер его в башне?»

Отец был такой заметной фигурой, что уже через мгновение стало ясно, что во внутреннем дворе его нет. Да, именно в башне она найдет его. Приподняв юбки, Грей быстро сбежала по ступенькам, но была вынуждена замедлить шаг, пробираясь сквозь толпу, устремившуюся ко внешнему двору. Хотя дочь опального барона и притворялась, что не замечает любопытных взглядов, но с неудовольствием ощущала их на себе.

Мучительно краснея, Грей прошла по мостику, соединявшему внутренний и внешний дворы, как раз в тот момент, когда пышная процессия всадников в рыцарских доспехах проходила под поднятой решеткой замковых ворот. При виде воинов, вступающих на землю ее отца, Грей резко остановилась.

Бальмейн прибыл.

Охваченная паникой, Грей опустила голову и смешалась с толпой челяди, собравшейся поприветствовать нового хозяина. Голоса простолюдинов звучали громко и хрипло, когда они криками выражали восторг по поводу впечатляющего зрелища. Лишь скрывшись в толпу слуг и крестьян, на фоне темной одежды которых резко выделялось ее белое платье, Грей снова осмелилась бросить взгляд на процессию.

Стараясь оставаться незамеченной, она держалась в гуще толпы, но из-за своего небольшого роста была вынуждена встать на цыпочки, чтобы увидеть свиту, входившую в замок. Девушку толкали со всех сторон, и она непроизвольно уцепилась за руку того, кто стоял рядом. Получив таким образом небольшое преимущество, она стала искать глазами темноволосого, с темной же бородкой всадника среди шествовавших мимо рыцарей.

Каждый раз, когда взгляд ее останавливался на проезжавших один за другим воинах, Грей вздыхала с облегчением. Все они были или недостаточно высоки ростом, или их волосы оказывались слишком длинными, или лица – слишком добродушными.

– Миледи, – высокая женщина рядом с Грей дотронулась до ее плеча.

Грей узнала одну из женщин, следивших за порядком в холле, и со смущением обнаружила, что уцепилась за ее локоть. Быстро сняв свою руку, она пробормотала слова извинения и вновь устремила взор на всадников.

– Нет, миледи, я совсем не об этом, – сказала женщина. – Я просто хотела показать вам барона.

Грей подумала, как странно было то, что она так настойчиво пытается отыскать неведомого любовника среди всех этих мужчин. Густой румянец залил ее щеки. Поблагодарив женщину, Грей снова оперлась о предложенную ей руку и повернула голову в ту сторону, куда та показала.

Ее взгляд упал на могучего белого коня, который шествовал по мостику, ведущему во внутренний двор, во главе процессии. Вероятно, на этом прекрасном коне и ехал сам Бальмейн. Кровь застыла у Грей в жилах, когда она широко раскрытыми глазами всмотрелась в коня редчайшей белой масти. Только однажды она видела такого белоснежного скакуна.

Девушка со страхом заставила себя перевести взор на длинные ноги, обтянутые темным трико, ярко-красную с позолотой тунику, на лицо, обрамленное бородкой, и на знакомые глаза, смотревшие прямо на нее.

Это он!

Время словно остановилось. Бесконечно долго тянулись мучительные мгновения – весь мир, казалось, замер, потрясенный драматизмом этого события.

Со сдавленным криком Грей отвела глаза, оборвав нить узнавания. Отшатнувшись, она наткнулась на мужчину, стоявшего у нее за спиной. Тот поддержал ее и сразу же вскрикнул, так как Грей, торопясь выбраться из толпы, наступила ему на ногу. Девушка едва замечала сыпавшиеся со всех сторон возмущенные возгласы, пока пробиралась среди сбившихся в кучу людей, хотя сознавала, какую суету создает своим медленным движением. В результате пришлось наступить не на одну ногу, из последних сил вырываясь на свободу.

Испуганная Грей даже не взглянула назад, но не сомневалась, что всадник преследует ее. Свободное пространство впереди сулило возможность бегства. Грей не знала, куда броситься потом в поисках укрытия.

Когда она вырвалась в конце концов из толпы, то перед нею вдруг появился белый скакун. Его огромные огненные глаза словно приковали девушку к месту. Вокруг слышался заинтересованный шепот: все обратили внимание на неожиданный поворот событий.

Прижав руку к сильно бьющемуся сердцу, Грей отпрыгнула в сторону от грозного коня. Ей удалось устоять на ногах. Несмело глянула она на всадника. Презрительный взгляд, которым окинул он бедную девушку, был красноречивее любых слов.

Загнанная в угол жертва жестокосердного негодяя, виновного в смерти брата, Грей взволнованно огляделась в поисках пути к отступлению. Совсем рядом находилась часовня. Недолго думая, девушка обогнула коня и помчалась к ней, не чуя под собой ног.

Шагая через две ступеньки, она поднялась на крыльцо часовни и проскользнула внутрь, а затем плотно закрыла за собой дверь и прислонилась к ней, стараясь отдышаться. Несколько мгновений Грей стояла неподвижно, потом решительно заставила себя встряхнуться и направилась к алтарю.

Неожиданно навстречу ей вышел священник, и Грей остановилась.

– Святой отец, – тихо проговорила она, опустила глаза на свои сжатые кулаки.

– Что случилось, дитя мое? – спросил священник ровным голосом, выдававшим обычное отсутствие интереса к делам паствы. – Что-то неладно?

Грей взглянула на него, но быстро отвела глаза.

– Мне нужно помолиться, – сказала она и прошла к алтарю. Не успела Грей опуститься на колени и молитвенно сложить руки, как дверь часовни широко распахнулась, с грохотом ударилась о стену, впустив в полутемное помещение яркий поток света.

Склонив голову, Грей в своей истовой молитве пыталась не обращать внимания на тяжелые шаги. И все же резкий голос, громко прозвучавший под сводами часовни, заставил ее вздрогнуть.

– Вон отсюда! – приказал барон Бальмейн священнику.

Трепещущая Грей пропускала между пальцами узлы на кожаном поясе, отсчитывая молитвы. Слышно было, как священник суетливо засеменил к выходу, а затем наступила тишина. Раздались звуки тяжелой поступи, затем последовал стук закрывшейся двери, и часовня снова погрузилась в привычный полумрак.

Грей продолжала молиться, надеясь, что каким-то чудом сможет избежать неминуемой кары. Может быть, разверзнется пол под ее коленями или раскроется потолок, и неведомая сила поднимет ее вверх и унесет в небеса…

По мере того как проходили минуты, присутствие Бальмейна становилось все более ощутимым. Грей молилась, чтобы он удалился, но его присутствие продолжало давить. Она молилась, чтобы происходящее оказалось страшным сном, но знала, что не грезит. Молилась, чтобы перенестись в другое место и в другое время, но, открыв глаза, убедилась, что находится в часовне. В конце концов, ничего другого не оставалось, как только смело шагнуть навстречу грозному противнику.

Перекрестившись, она медленно поднялась с колен, потом повернулась к человеку, погубившему ее брата, к тому, кому она отдалась прошлой ночью в полном неведении. К барону Бальмейну.

Он стоял в центральном проходе между двумя рядами скамеек, широко расставив ноги, скрестив руки на широкой груди. Это был грозный противник. На лицо рыцаря падала тень, черты были жесткими и бесстрастными. Барон Бальмейн отвел взгляд от лица Грей и оглядел ее измятую одежду.

Грей заставила себя сохранять спокойствие. В то же время ее терзал страх, скрыть который стоило большого труда. Сердце билось так сильно, что нельзя было дышать полной грудью.

Когда наконец глаза Бальмейна встретились с ее глазами, показалось, что взгляд этого человека пронизывал насквозь и не таил ни капли нежности, которой можно было бы ожидать после прошедшей ночи. Грей почувствовала себя глубоко несчастной. Это был не тот человек, что любил ее накануне, хотя сходство казалось полным. Перед ней стоял разгневанный мужчина, который, судя по его виду, готов был скорее растерзать ее, чем осыпать любовными ласками. Грей похолодела, ожидая упреков, что должны были неизбежно последовать.

Наконец в тишине часовни раздался его глубокий, звучный голос.

– Очевидно, сестра, вы не привыкли сдерживать свои обещания: ни священные, ни какие бы то ни было вообще.

Грей содрогнулась, услышав эти слова. Поистине, она предстала перед этим человеком в наихудшем свете. Предложила ему свое тело, потом дала обещание, которое не собиралась выполпять. А сегодня стояла перед ним в монашеском одеянии.

Бальмейн сделал шаг вперед, в его позе чувствовалась некоторая неуверенность.

Грей внутренне собралась в ожидании того, что должно было произойти. Она выпрямилась, расправила плечи, подняла голову и приказала себе не трусить.

Барон Бальмейн приблизился на расстояние вытянутой руки и остановился. Грей судорожно проглотила комок, вставший в горле, и подняла глаза навстречу леденящему взору мужчины, смотревшему на нее сверху вниз. Теперь его лицо оказалось не в тени, а на свету, и Грей поразилась голубизне глаз Гильберта Бальмейна. В ночной тьме она могла заметить лишь их живой блеск, но глаз такого цвета девушка никогда прежде не видела.

– Какое же ты имя носишь, дочь Эдуарда Чарвика, неверная Христова невеста? – спросил Бальмейн, слегка скривив губы.

Грей заставила себя вернуться к действительности. Во рту вдруг стало сухо, лишь через несколько мгновений она смогла ответить:

– Я…

– А, так ты все-таки умеешь говорить. Еще один отрицательный штрих к плохому мнению о ней. Чувствуя, как краска заливает лицо, Грей кивнула.

– Я леди Грей Чарвик, – проговорила она дрожащим голосом. Барон ничем не выдал своего удивления, только слегка сощурил глаза. – Но я не …

– Грей, – повторил барон ее имя, потом произнес его еще раз, как бы пробуя на вкус. Подходящее, – одобрил он и склонил голову, приветствуя дочь Чарвика. – А как звучит ваше имя во Христе, сестра?

Она покачала головой и отступила назад, когда Бальмейн придвинулся ближе. Грей сразу же упрекнула себя за слабость, но не смогла удержаться от инстинктивного стремления отступить перед угрозой оказаться слишком близко от разъяренного противника. Мелькнула мысль, что она всегда пыталась спастись бегством от тех, кто внушал ей страх. Она ненавидела себя за это, но все равно другого способа защититься от опасности не было, и на этот раз она вытянула перед собой руку, надеясь оградить себя от близости Бальмейна.

– Я не принадлежу к общине сестер-монахинь, – объяснила Грей.

Рыцарь остановился, услышав эти слова, и пристально посмотрел в ее бледное лицо, прежде чем высказать свое мнение по поводу ее заявления.

– Разумеется, я имел в виду факты, упоминая монашеский статус, – отрезал он. – Я не говорил о твоих природных наклонностях. Нам обоим это известно, не так ли?

Брови Грей взлетели вверх, почти касаясь головной повязки, обтягивающей лоб. Она снова попыталась объяснить барону, что он ошибается.

– Конечно, нет, после той ночи, – он сделал еще шаг вперед, и его длинные мускулистые ноги коснулись юбок Грей.

Обеспокоенная, Грей обнаружила, что отступать больше некуда, потому что икры ее ног уже упирались в скамеечку для коленопреклонений.

– Нет, вы не понимаете, – сказала Грей. Ей приходилось задирать голову, чтобы смотреть на Бальмейна снизу вверх. – Я не бросаюсь словами. Я говорю правду, я не монахиня. Я еще не приняла обет.

Неожиданно его руки опустились на плечи Грей, и она чуть не вскрикнула от страха. Сжавшись, с трудом подавляя дрожь, девушка опустила голову и невидящими глазами уставилась в свободное пространство между нею и бароном.

Бальмейн резко встряхнул Грей. Пальцы с силой сжимали девичьи плечи – эти руки так отличались от тех, что ласкали ее на пруду!

Барон приподнял ее подбородок и заставил глянуть ему в лицо, на котором застыло выражение холодности и суровости.

– Если ты не монахиня, – прорычал он, – то почему одеваешься в монашеское платье?

Гнев бушевал в его груди. Это было заметно не только по лицу, отражавшему бурю чувств, но и по напряженным мускулам, железную твердость которых Грей ощутила, цепенея под сильными пальцами, вцепившимися ей в плечи.

– Я… – она принудила себя собраться с духом и, подыскивая наиболее убедительные слона, выдавила нескладное объяснение, смущаясь от близости этого человека. Ее взволновало странное чувство страха, смешанного с желанием.

– Я была послушницей, – удалось ей наконец вымолвить. – Это наряд Христовой невесты, в котором я должна была принять монашеский обет.

Грей скользнула взором по бесформенному одеянию, скрывавшему ее изящную фигуру, потом снова перевела взгляд на Бальмейна:

– Мое пострижение в монахини должно было произойти в тот день, когда отец прислал за мной.

Барон недоверчиво посмотрел на нее:

– Так это правда, что ты не приняла монашеский обет?

– Да, об этом я и говорю!

С коротким смешком барон отпустил ее плечи.

– Большую тяжесть ты сняла с моих плеч, – признался он, подходя к передней скамье и опускаясь на нее. Он вытянул ноги, заложил руки за голову, словно собирался расположиться в часовне надолго.