Патриция Поттер - Молния

У претендентов на ее руку никогда не было желания обсуждать с нею политические вопросы или последние открытия науки, и лишь немногие из них читали книги, которые имели для нее такое большое значение.

Она взглянула на стоявшего рядом с нею мужчину. Хоть он и позабавился, пока она раздевалась, но он не смеялся над нею, когда делился своими знаниями об острове и море.

Его звучный голос с приятным акцентом имел особое очарование, в нем чувствовалась властность и мощь. Она легко могла представить его на корабле, уверенно отдающим отрывистые команды, в то время как его судно пробирается сквозь оцепление блокады, приказывающим пустить ложные ракеты…

Лорен помотала головой, пытаясь сосредоточиться на его словах.

— Вы не слушаете.

Это прозвучало, как упрек школьного учителя, и она на мгновение задумалась о том, в сколь разных обличьях представал перед ней Адриан: владелец строптивой обезьяны, спаситель, английский лорд, щеголь, учитель, человек, наживающийся на войне. Который же из них был настоящим Адрианом Кэботом? Впрочем, это не имело значения. Из всех его обличий только одно имело значение — последнее. Но ей нравились все остальные его обличья. Ей становилось страшно при мысли о том, до какой степени они ей нравились.

— Я голодна, — ответила она, но ответила недостаточно быстро для того, чтобы уклониться от его испытующего взора.

— И это все? Казалось, вы были за сотни миль отсюда.

— Я… думала о доме. Мой брат, бывало, брал меня с собой, когда ходил к океану.

Она почувствовала, как его рука сжала ее руку.

— Извините.

В голосе его звучало сожаление, и ей так хотелось не чувствовать этой знакомой боли — боли и ощущения вины.

— У вас есть брат?

Неожиданно его лицо странно напряглось.

— У меня был брат.

По выражению его лица Лорен поняла, что ей не следует спрашивать, но не смогла удержаться от вопроса.

— Что случилось?

Это уже было вторжением в личную жизнь, и она почти надеялась, что он проигнорирует этот вопрос, но вместо этого он отвернулся в сторону моря и очень тихо сказал:

— Он застрелился.

Она закрыла глаза. Значит, и он знал, что такое утрата. Ей следовало ощутить проблеск удовлетворения, но она его не ощутила. Она испытывала к нему только сочувствие, потому что это было сказано с грустью одинокого человека.

— И нет… других членов семьи?

— Несколько дальних родственников.

Рука ее невольно сжала его руку, и он вновь испытующе взглянул ей в лицо.

— Вы совершенно необычная женщина, Лорен Брэдли.

— Да, голодная, — ответила она, сознавая, что ей следует сменить настроение, которое так объединяло их, несмотря на их прямо противоположные цели.

— Нет в вашей душе романтики, мисс Брэдли, — сказал он, но голос его вновь звучал непринужденно, словно и он понимал, что оба они входили в опасные воды.

Еда была бы прекрасной, если бы Лорен не лишилась аппетита.

Но упомянув о голоде, она вынуждена была есть и ела, не отрывая глаз от жареного цыпленка, свежего хлеба и фруктов. Когда же она отважилась взглянуть на него, то увидела, что он смотрит на нее с непроницаемым выражением, но губы его улыбаются. Каждый раз она чувствовала предательское желание ответить ему улыбкой на улыбку. Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него. Она жаждала этого прикосновения, но знала, что не может рисковать.

— Когда вы… снова отправляетесь в рейс?

— Я отправляюсь сегодня с вечерним приливом, — ответил он.

— Но я думала… — она резко осеклась.

— Что вы думали?

— Что вы будете ждать, пока луна не пойдет на убыль.

— Некоторые капитаны так и делают, — сказал он. — Это действительно время наибольшей активности, но я не могу ждать так долго. А сейчас видна лишь половина луны. Если нам повезет, в Чарльстоне будет туман.

— И вы не опасаетесь неудачи?

Он пожал плечами.

— Это нечто такое, что зависит не от нас, поэтому меня это не беспокоит. Я беспокоюсь лишь о том, что я могу контролировать, например, я могу обеспечить себе самую лучшую команду и самый быстроходный корабль.

Ответ был уверенным, почти высокомерным, и она ощутила в себе прежнее негодование: его удача и мастерство погубили ее брата. Она откусила кусочек незнакомого фрукта. Он был скорее острым, чем сладким. Потягивая из бокала легкое вино, она смотрела на воду. Солнце украсило ее поверхность бликами, отчего вода приобрела еще больше оттенков.

— Как… как долго длится рейс?

— Около десяти дней. Я подожду в Чарльстоне, пока пройдет полнолуние.

— Вы берете пассажиров?

— Нет.

Это было произнесено бесцветным голосом.

— Но я слышала…

— Некоторые корабли действительно берут пассажиров. А я нет. «Призрак» не оборудован для перевозки пассажиров. У нас нет лишних кают, только место для груза.

— Но…

— Если я стану беспокоиться о женщинах и детях или о любых гражданских лицах, я могу сделать ошибку. Лорен, я не могу пойти на риск. Те, кто со мной плавает, знают об опасности и о шансах на выигрыш, но я не желаю отвечать за чьи-либо еще жизни.

Лорен с удивлением посмотрела на него. Он всегда говорил о блокаде с легким пренебрежением.

— А я думала, что вам это нравится.

— Отчасти, — признался он. — Немногое в жизни так волнует, как успешный рейс сквозь блокаду, как сознание, что ты перехитрил целый Военно-морской флот, но я не хочу, чтобы кто-то еще расплачивался за мое извращенное понятие об удовольствии. Он немного помолчал.

— Вы ведь не собираетесь совершить рейс сквозь блокаду?

— Возможно, — ответила она.

— Но зачем?

— У меня есть друзья в Чарльстоне, и… возможно, я могла бы что-то делать… ухаживать за ранеными, например.

Ей тяжело было лгать. Как она могла когда-то подумать, что это будет легко?

Адриан замер.

— Ухаживать за ранеными?

— Мой отец был врачом. Я привыкла помогать ему.

— Приходилось ли вам ухаживать за человеком, разорванным на куски пушечным ядром? — Голос его невольно стал грубым.

— Нет.

— Я видел раненых, Лорен, — сказал он, и голос его стал хриплым. — Они сильно отличаются от обычных больных.

— Когда это было? — произнесла она едва слышно.

— Не здесь. В Крымскую войну. Мой корабль спасал уцелевших с другого корабля. Это был ад.

Лорен обдумывала сказанное. Она размышляла о том, какими словами это было сказано, и о том, какие чувства стояли за этими словами. Кэбот не воспринимал смерть легко. Но все же он играл со смертью. Но все же он убил Лоренса. Ее охватила дрожь, и она понимала, что он это видит.

— Извините, — сказал он, — но вы ведь не хотите идти в Чарльстон?

Это предположение рассердило ее.

— Я так решила.

Его пристальный взгляд не изменился, но он кивнул, не вступая в спор, и через несколько минут они вновь были на маленьком парусном суденышке. Появились послеполуденные облака, день стал не таким ярким, словно в тон настроению Лорен.

До причала они добрались к концу дня. Ощущение близости между ними было нарушено. Лорен чувствовала, что Адриан понимает, что между ними возник некий барьер, хотя его удивленный взгляд говорил ей, что он не понимает, почему это произошло.

Но у задней двери дома Джереми он взял ее руку и на мгновение задержал в своей, и оба они ощутили, как от одного к другому идет тепло солнца, и тепло их тел, и еще тепло…

— Это было чудесно, — сказал он, и голос его был тихим, обольстительным, полным обещания. — Могу я заглянуть к вам по возвращении?

Лорен почувствовала испепеляющий жар в своей крови, ощутила головокружение, которое не имело ничего общего с обычными причинами, вызывающими это состояние. Она посмотрела на него, в пристально глядевшие на нее опьяняющие глаза, и ей захотелось протянуть руку и дотронуться до него, дотронуться до него и уберечь.

— Не уезжайте, — неожиданно произнесла она с отчаянием в голосе, сама не понимая почему. Он взглянул на нее еще более удивленно.

— Не ходите сквозь блокаду!

Выражение его губ смягчилось.

— Я буду в относительной безопасности.

Она подавила протест, подавила свой страх, хотя и не понимала, за кого именно она боялась. Она кивнула и проследила взглядом за тем, как он повернулся и быстрыми шагами направился к своему кораблю у причала.

Окна ее комнаты выходили на гавань, где стоял его корабль. Она была не в состоянии обедать и сказала, что пикника было более чем достаточно. Она часто замечала на себе взгляд Джереми, но у него не было возможности поговорить с ней наедине.

Она рано ушла к себе в комнату, сославшись на то, что у нее от солнца разболелась голова. Там она села у окна, наблюдая оживленную деятельность вокруг «Призрака».

С наступлением сумерек на корабле загорелись огни, и когда очертания корабля слились с тьмой, стало казаться, что мерцающие огни светят из ниоткуда. Лорен продолжала сидеть у окна. Она видела, как огни медленно начали удаляться и исчезли в ночи.

Этот рейс в Чарльстон был для Адриана одним из самых легких за все время, что он ходил сквозь блокаду. Лишь немногие капитаны рисковали прорываться сквозь блокаду при луне, и северяне теряли бдительность. Прежде чем оказаться под защитой пушек фортов Молтри и Самтер, «Призрак» проскользнул незамеченным мимо двух отчетливо различимых кораблей противника.

Когда они входили в гавань, прилив был высоким. Пушка форта Молтри сообщила об их прибытии. К тому времени, как «Призрак» добрался до причала, там уже было множество агентов, которые, несмотря на ранний час, наводили справки насчет груза. Позже, днем, коммерческий груз будет продан с аукциона чарльстонским купцам, а Адриан, вероятно, проведет остаток дня в переговорах с агентами конфедератов об остальной части груза — о снаряжении, ружьях, медикаментах.

Прибытие каждого корабля, прорвавшегося сквозь блокаду, было в Чарльстоне поводом для праздника, и Адриан знал, что утром получит несколько приглашений на обед и на танцы. Чарльстон не собирался поддаваться унынию, несмотря на усиливающиеся перебои в снабжении. Он знал, что для жителей Чарльстона поддержание бодрости духа стало делом чести.

Но сегодня вечером он намерен отклонить все приглашения, потому что он крайне нуждался в отдыхе. За последние несколько дней ему практически не удалось отдохнуть. Он никогда не спал во время рейсов сквозь блокаду, зная, что в любой момент их могут заметить боевые корабли северян, но этот переход был для него менее спокойным, чем обычно, ибо он не мог выбросить из головы мисс Брэдли с ее золотисто-зелеными глазами.

Около семнадцати лет назад он узнал о том, что женщины склонны обманывать, и о том, что им нельзя доверять. Он знал, что если когда-нибудь ему удастся получить Риджли, то он женится, но женится просто для того, чтобы иметь наследников, не более того. Если же он не получит Риджли, то он останется холостым.

И он сказал себе, что Лорен Брэдли — женщина не в его вкусе. Она определенно была синим чулком, а женщин этого типа он обычно избегал. Однако он был заинтригован ее бесконечным любопытством и ее умом, а временами и ее способностью молчать, когда сказать было нечего. Ему пришло в голову, что это самая необычная черта ее характера. Когда несколько дней назад они плыли на маленьком парусном суденышке вокруг острова домой, она почти ничего не говорила.

Она была не столь красива, как большинство женщин, за которыми он ухаживал. Она была довольно хорошенькой, но действительно красивой она становилась лишь в те редкие моменты, когда улыбалась от души. Более чем красивой. Он думал о том, как она была неотразима, когда решала, снять туфли или нет — тот быстрый неуверенный взгляд, который она бросила на него, удовольствие, отразившееся на ее лице, когда она решилась и погрузила ноги в песок. Ему казалось, что его собственное сердце упадет прямо на песок к ее ногам.

Он и не знал, что у него еще оставалось сердце. Недовольный своими мыслями, он передал штурвал первому помощнику. Вейд осторожно улыбнулся ему, и Адриан понял, что в этом рейсе он вспыльчив, как Сократ.

Адриан отправился в свою каюту посмотреть, не надо ли ее прибрать перед приходом агентов, но Сократ ничего не тронул.

Во время этого рейса он был таким смирным, что Адриан уже начал беспокоиться, не заболел ли он. Но ел он хорошо, и Адриан подумал, не оттого ли Сократ так себя ведет, что он тоже скучает по Лорен Брэдли.

Ему самому ее не хватало.

Сократ потопал к нему, но еще до того, как он сделал первое движение, Адриан понял, в чем дело. Прежний владелец Сократа относился к нему крайне плохо, и иногда, когда кто-нибудь подходил к Сократу слишком близко, обезьяна, охваченная смятением и страхом могла его ударить. С тех пор, как Адриан приобрел это животное, прошло два года, но временами Сократ все еще испытывал к нему недоверие.