Лорен проснулась от собственного крика, от охватившей ее мучительной, ужасающей боли.

Постель ее была мокрой от пота. Ей показалось, что она слышит звук, похожий на пушечный выстрел. Почти против воли она открыла глаза.

За открытым окном стояла жаркая влажная ночь. Ветер неистово трепал занавески. Крупные капли дождя разбивались о светло-зеленый ковер. Яркая вспышка молнии осветила комнату, потом вновь загремел гром и его грохот был столь же яростным, как звук пушечного выстрела в ее кошмарном сне.

— Господи, прошу тебя, пусть это окажется лишь сном!

Но боль росла, усиливалась, пока не поглотила все тело Лорен. Потом неожиданно прекратилась, оставив ее измученной и опустошенной.

Но облегчение не наступило. Ушедшая боль оставила в душе Лорен мрак, который был страшнее, чем агония.

— Ларри! — раздался ее крик в пустом коттедже, где кроме нее никого не было.

Имя это потонуло в новом раскате грома, в то время как сама Лорен метнулась с кровати. В какое-то мгновение она чуть не упала, но схватилась за столбик изголовья и прижалась к нему, обратив взор на бушующую за окном грозу.

— Ларри! — закричала она снова, но на этот раз шепотом, потому что ею овладело отчаяние.

— Ларри! — звала она вновь и вновь, но казалось, что ее окутал плотный серый туман, уносивший часть ее души.

Лорен вновь ощутила боль, на этот раз такую сильную, что, задыхаясь, упала на постель.

С душераздирающей уверенностью она знала, что Ларри, ее брат-близнец, умирает. Где-то в такой же буре жизнь покидает его. Ей и раньше случалось ощущать его боль, так же как он чувствовал боль Лорен. Их обоих удивляло то, что им приходилось страдать от болезней и несчастных случаев друг друга, и они считали это проклятием.

Его больше нет. Она это знала. Слабость ее усиливалась, а растущее ощущение пустоты, казалось, увлекало ее в бездну мрака.

Новая вспышка молнии осветила комнату, и Лорен почти поверила в то, что перед нею стоит Ларри и с шаловливой улыбкой протягивает руку. Потом его образ угас, свет померк и она осталась одна.

Совершенно одна.

Отец как-то сказал, что Ларри подобен первым лучам утреннего солнца, а Лорен похожа на нежные вечерние сумерки. Такие разные, они были частью одного целого. И вот его не стало.

Лорен протянула руку во тьму.

— Не уходи! — прошептала она, понимая, что некому откликнуться на ее призыв.

И подумала о том, каково ей будет влачить дни, в которых не будет утра.

ГЛАВА 1

Чарльстон, апрель 1863 года

— Патрульное судно справа по борту!

Тихий шепот был еле слышен в туманной ночи. Двое мужчин разговаривали, едва шевеля губами. Звуки гасли во влажной тишине ночи.

Адриан Кэбот поморщился, слушая мерный пульсирующий звук машин и легкий плеск врезающихся в воду лопастей.

«Призрак» крался, нащупывая путь между канонерками Военно-морского флота северян, которые, как стервятники, поджидали добычу у входа в гавань Чарльстона. Порт и свобода остались позади.

Стоя у штурвала собственного судна рядом с нашептывающим указания лоцманом, Адриан испытывал знакомое смешанное чувство веселья и тревоги. Он никогда не испытывал ничего подобного тому опьянению, которое в нем вызывали рейсы сквозь блокаду северян. Казалось, этой ночью ему сопутствует удача. Месяц на небе был совсем тонким, да и его закрыл туман, нависший над Чарльстоном в эти ранние утренние часы. «Призрак» уже проскользнул незамеченным мимо одной из канонерок северян, потом мимо другой. Теперь с правого борта откуда-то появился еще один корабль.

Адриан быстро произнес краткую молитву моряков. Он знал, что его корабль трудно заметить, особенно в этом тумане. Он сам участвовал в создании проекта этого корабля и гордился его скоростью и маневренностью, а также его изящными очертаниями, сливающимися с темнотой ночи. «Призрак» весь, вплоть до парусов, был окрашен в жемчужно-серый цвет, и его корпус лишь слегка возвышался над водой. Сегодня его могли заметить лишь самые бдительные часовые.

Его руки крепче сжали штурвал. Ему нужен был этот рейс. Этот и еще восемь таких же. Для него это был единственный способ выкупить родовое имение, восстановить честь семьи.

Он вновь внимательно оглядел тяжело груженный корабль. Нигде ни огонька. Все люки закрыты брезентом. Строжайшая дисциплина запрещала использование любых источников света.

По левому борту корабль северян исчез из виду и Адриан ровно выдерживал курс, полагаясь на знания лоцмана, позволяющие избежать кораблекрушений, а также опасных мелей и перекатов. Джонни был наделен способностью видеть ночью и знал эти воды лучше всех знакомых Адриану лоцманов. Адриан беспрекословно подчинялся указаниям, которые Джонни давал тихим, спокойным голосом. И все же он чувствовал себя слепым в густом тумане и никогда не мог смириться с тем, что не может сам полностью контролировать ситуацию.

Он уже собирался отдать приказ увеличить скорость, когда неожиданная вспышка осветила небо. Он услышал взрыв с правого борта и сквозь такелаж просвистело ядро.

— Полный вперед! — крикнул Адриан, не заботясь о том, что его услышат.

Другое ядро попало в тюк хлопка слева от него, разбросав повсюду белые клочья и воспламенив несколько соседних тюков. До него донесся резкий запах горящего хлопка. Но прежде, чем он успел что-либо сказать, моряки принялись тушить груз, заливая его водой.

Адриан почувствовал, что задыхается от неожиданно взметнувшегося дыма. Он обернулся к Джонни.

— Далеко еще до глубокой воды?

— Мы почти пришли, капитан.

Над головами просвистели ядра нового залпа.

— Дым. Они потеряли нас в дыму, — удовлетворенно заметил Адриан, когда один из его людей появился из густой влажной смеси дыма и тумана.

— Огонь потушен, сэр.

— А дым не даст им нас увидеть, пока мы не выйдем в море, — сказал, усмехнувшись, Адриан. — Нам бы следовало отправить им благодарственное послание.

— Проклятые янки, — сказал моряк, который только что доложил о том, что огонь потушен. — Как бы я хотел, чтобы мы могли им ответить!

Адриан рассмеялся.

— Я бы тоже не возражал, Синклер. Теперь я знаю, как себя чувствует лиса.

Раздался новый выстрел, но ядро упало позади «Призрака», и всплеск был едва различим в туманной тьме. Преследователи потеряли цель, по крайней мере, временно.

У Адриана гора свалилась с плеч. Радостное волнение придавало ему сил и уверенности. Они прошли самую опасную часть пути, миновали главные силы, блокирующие вход в гавань.

До рассвета Адриан оставался у штурвала. Они заметили еще один корабль из блокадного оцепления. Он был обшит железом, так что Адриану, даже с таким тяжелым грузом, было нетрудно его обогнать.

Он занялся подсчетом ущерба. Никто не был ранен, хотя у него самого на руке оказался сильный ожог от куска горящего хлопка. Повреждения на корабле были минимальными, и хлопка они потеряли совсем немного. Им еще предстояло два с половиной дня пути до Нассау, но настроение у Адриана было прекрасным. У него было достаточно угля, и он знал, что по скорости «Призрак» превосходил почти все корабли Военно-морского флота северян.

Он уже сделал больше двадцати рейсов. А этот рейс был одним из самых прибыльных. Адриану хотелось бы знать, как поживает в его каюте Сократ, но он не решался оставить штурвал до тех пор, пока они не отойдут подальше от побережья. Военно-морской флот северян значительно усилил блокаду побережья, так что теперь Чарльстон, Уилмингтон и Галвестон остались единственными открытыми портами.

— Иди спать, Джонни, — сказал Адриан юному лоцману. — Ты свою работу сделал. И сделал ее чертовски хорошо.

— Спасибо, сэр! — ответил Джонни с ноткой гордости в голосе. — Спокойной ночи, капитан!

Адриан проследил взглядом за тем, как лоцман исчезает в люке, и затем вновь перевел взор на океан. Берега уже не было видно, и туман полностью рассеялся. Утро было ясным, огненный шар солнца поднимался на востоке. Его хватило чувство удовлетворения. Приятно выигрывать! И чертовски хорошо быть живым в такой чудесный день!



Пять часов спустя Адриан передал штурвал первому помощнику, спустился по трапу к своей каюте и несколько мгновений помедлил прежде чем войти. Он никогда не знал, чего ему ожидать, и теперь, когда опасность уменьшилась, на него навалилась усталость, он чувствовал ее каждой клеткой своего тела. Он не спал два дня.

Открыв дверь, он тотчас же понял, что покой не для него. Со смирением Адриан огорченно оглядел свою разгромленную каюту.

Вдобавок к разбитому зеркалу, осколки которого лежали на полу, страницы книги были вырваны и разбросаны по кровати, а его любимая рубашка скомкана.

Он вздохнул, заметив, что за ним внимательно наблюдают искрящиеся весельем черные глаза. И все потому, что утром после стрельбы у него не было времени прийти успокоить животное.

Адриан не знал, чего ему было жаль больше — зеркала или книги. В море книги были для него драгоценны. Они были единственным спасением в его жизни с ее постоянными переходами от страшной скуки к страшной опасности, и одной из таких опасностей он только что избежал.

И зеркало. Оно было ему нужно для бритья, а теперь ему придется одалживать его у команды. Он непоследовательно подумал о том, что у него, в конце концов, есть репутация, которую нужно поддерживать и которая часто помогала ему набирать самую лучшую команду и ремонтировать корабль в самые сжатые сроки.

Поморщившись, Адриан взглянул на свою руку. Кроме свежего ожога, там были другие, крошечные отметины на кистях рук и на запястьях. Он привык к укусам маленьких острых зубов.

На борту не было ни одного члена команды, который бы не задумывался о том, почему капитан не избавится от Сократа.

Иногда он и сам думал об этом. Никогда еще на свете не было такого сварливого, вздорного существа как то, что сидело на корточках перед Адрианом и с невыразимым удовольствием взирало на учиненный им самим разгром.

Но именно крайняя независимость этого существа и нравилась Адриану. У него вызывало восхищение то, что обезьяна осмеливалась кусать руку, которая спасла и кормила ее.

Вейд, его зачастую непочтительный первый помощник, говорил, что оба они — капитан Адриан Кэбот, известный также под именем лорда Риджли, и обезьяна Сократ — очень похожи друг на друга.

Адриан знал, что сам он мог быть злобным и временами набрасывался на друзей и обижал их. Но потом всегда испытывал раскаяние и старался загладить обиду. А Сократ нет.

И зеркало! Чертовски плохо.

Адриан не был склонен к предрассудкам. Однако из-за разбитого зеркала им овладели дурные предчувствия.

Он покачал головой, осуждая собственную глупость. Человек сам творец своей удачи. Те, кто полагается на судьбу, обречены на несчастья.

Но он слишком устал, чтобы думать об этом. Ногой он сгреб стекло в сторону, потом нашел пакет с крекерами для Сократа. Вскоре он лег и через несколько минут заснул.



Когда они уже приближались к Багамским островам, Адриан вновь бросил недовольный взгляд на беспорядок в своей каюте. У него не было мальчика-слуги, он не хотел рисковать жизнью подростка, а у команды были более важные дела, чем уборка за непутевым любимцем капитана. Обычно в Нассау Адриан нанимал кого-нибудь прибрать каюту и постирать белье.

Он вышел на палубу. Они скоро должны были подойти к Нассау. Рейс этот был необычайно прибыльным. Адриану не хотелось, чтобы что-нибудь помешало ему благополучно его завершить. Он не очень боялся кораблей северян, блокировавших Нассау. Его корабль превосходил по скорости любой из них, а они не осмеливались близко подходить к островам и навлекать на себя ярость британцев. Британия считалась нейтральной, и любые акты агрессии в ее водах были запрещены. Фактически и корабли северян, и корабли конфедератов навещали Нассау, чтобы запастись провизией и сделать ремонт. И эта странная ситуация приводила к многочисленным стычкам на улицах и в тавернах.

Адриан усмехнулся, увидев, как Вейд пытается маневрировать между кипами хлопка, грудами возвышающимися по всей палубе. Хлопком было занято все свободное пространство, и ему приходилось слышать многочисленные жалобы и проклятия. Однако с тех пор, как каждый член команды стал получать свою долю прибыли от каждого рейса, они стали добродушнее и были лучше материально обеспечены. За хорошую цену их ждали ром и женщины, а сегодня вечером у всей его команды этого добра будет сколько угодно.

Он пробрался меж тюков хлопка и облокотился на поручни, всматриваясь в растушую на горизонте точку. День отоспаться, потом переговоры о новой партии груза, потом новый рейс сквозь блокаду в Чарльстон. У него не было времени на женщин, не было и желания тратить на них деньги. Риджли был единственным, что сейчас имело значение. Он был родовым поместьем его семьи в течение семисот лет, пока его старший брат не проиграл его и не застрелился после этого.