От коридора отходили три двери.

— Мне нужна подсказка поточнее.

Через несколько секунд Майкл вышел из двери, что была напротив лестницы. Он шел к ней, держа перед собой сложенные ладони «чашечкой», откуда доносилось настойчивое мяуканье.

— Господи, как я рад это видеть, — сказал он, заметив пипетку. — А то я уже собирался отрезать палец от перчаток.

Элизабет засмеялась.

— Майкл, это же делают с маленькими телятами! Ведь ты же вырос в деревне, неужели не знаешь, что делать?

Он передал ей котенка и взял пипетку.

— Мой отец был фермером, а не скотоводом. Он не испытывал тяги к домашним животным.

Элизабет подняла к щеке извивавшийся клубок оранжево-полосатой шерсти.

— Как же можно не любить домашних животных?

— Отец говорил, что надрывает себе спину работой, чтобы прокормить семью, а не скотину.

Котенок прижимался носом к мочке уха Элизабет, пытаясь сосать.

— А где молоко, которое дал тебе ветеринар?

— В спальне. Я пытался заставить их слизывать его у меня с пальца.

— Они для этого пока что недостаточно взрослые.

Между тем котенок, расстроенный неудачной попыткой накормиться, снова принялся завывать. Элизабет сунула его себе под подбородок и пошла по коридору.

— Все хорошо, — говорила она нежно. — Вот еще несколько минуточек… ну, тихо, тихо… я знаю, что ты проголодался… ничего, все хорошо.

— Ты так это делаешь, как будто уже занималась такими вещами, — заметил Майкл.

В его голосе отчетливо слышалась надежда.

— Моя бабушка — вот кто был настоящим специалистом, — ответила она. — До того как умер дедушка и ей пришлось продать ферму, все в наших краях приносили ей осиротевших животных. К тому времени как я туда приехала, она уже жила в городе. Пришлось повозиться с котятами и щенками.

Она вошла в спальню Майкла, заметила коробку, поставленную посередине кровати, и посмотрела в нее. Остальные котята, истощив силы, уснули, сбившись в кучу.

— Поскольку их пятеро, то дело у нас пойдет намного быстрее, если мы будем их кормить вдвоем. Я попозже загляну в аптеку и захвачу еще несколько пипеток.

Майкл тем временем уже наполнил молоком пипетку.

— Ну и что дальше?

Элизабет присела на краешек кровати и приподняла голову котенка.

— Сунь кончик ему в рот и осторожно нажми на резинку.

Котенок в ответ обернул своим язычком цилиндрик пипетки и жадно глотнул.

— Черт меня подери! — негромко воскликнул Майкл.

Он выглядел таким довольным, что Элизабет не могла удержаться от улыбки.

— Только не слишком быстро.

— Это, похоже, куда легче, чем я думал.

— Когда они наедятся, их надо погладить.

Майкл сделал паузу, чтобы снова наполнить пипетку.

— Это еще зачем?

— Если верить моей бабушке, когда кошка вылизывает их, она их не просто умывает, но еще обеспечивает, чтобы входящее в них потом выходило обратно. Лично я считаю, что именно забота и позволяет им вырасти домашними кошками, помимо прочего. Те, кто любят, чтобы их ласкали, вероятно, родились от заботливых матерей.

Пришлось еще несколько раз сходить к чашке с молоком, прежде чем их первый питомец утолил свой голод. Когда они восстановили ритм кормления, Майкл поднял взгляд на Элизабет и спросил:

— А сколько тебе было лет, когда умерли твои родители?

— Я переехала к Алисе, когда мне исполнилось десять.

Элизабет по возможности уклонялась от таких вопросов, в особенности если спрашивал кто-то из людей, ей небезразличных.

— Это была авария?

— Что?

— Несчастный случай?

— О… да-да, это случилось поздно ночью.

Когда она уезжала в колледж, Джордж Бенсон и ее бабушка встретились и решили, что проще и безопаснее, если она унаследует не только имя Элизабет Престон, но и ее биографию.

— Это, должно быть, перевернуло всю твою жизнь вверх ногами: потерять родителей, а потом и всех своих друзей, когда ты переехала жить к Алисе.

По этим отрывочным фактам очень трудно было составить целый рассказ. Она хотела рассказать ему о Элизабет, но сердце предпочитало доверить Майклу то, что было можно, про жизнь Дженни.

— Мы переезжали с места на место довольно часто, так что никаких настоящих друзей у меня и не было. И к тому времени, когда я стала жить со своей бабушкой, я уже привыкла жить без друзей. Похоже, я так и прожила одиночкой всю свою жизнь.

— Вроде тех котят, которых недостаточно гладили?

Ей совсем не хотелось, чтобы он разгадал ее характер. Не то чтобы она боялась разоблачения и огласки; больше ее тревожило другое: если ему удастся выяснить, кто он на самом деле, то тогда возникнут непреодолимые узы. И независимо от того, сколь сладким было искушение иметь кого-то близкого, с кем она могла бы говорить свободно и открыто, пойти на такой риск Элизабет не могла. И уж никак не с Майклом.

— Я полагаю, можно и так сказать.

— Но дело не только в этом?

— Да, — призналась она.

Элизабет почувствовала, что где-то глубоко внутри нее вот-вот должно было что-то произойти. Но ничего не произошло. Не блеснуло никакой молнии, не прогремел гром, не последовало даже удивленного взгляда Майкла.

— Но ты не хочешь рассказать мне, что это такое.

Элизабет взялась за край юбки и вытерла молоко с ротика серого котенка, прежде чем возвратить его в коробку и достать следующего, тоже серого, только с шерстью подлиннее. То, что она делала, и было ответом.

— Ты была отчуждена от семьи своего отца, как я понимаю?

Элизабет засмеялась и, несмотря на свое твердое решение, уступила и ответила на его вопрос. Испугало ее совсем другое: то, как легко и охотно она уступила.

— Отчуждена… какое причудливое слово…

— Я не имел в виду, что так оно и было. Просто мне трудно поверить, что ты выходишь замуж и не приглашаешь родственников, кроме Алисы. Должны же быть как минимум один или два в живых.

— Семья моего отца отреклась от него еще до моего рождения. Когда я училась в средней школе и переживала этакую стадию любопытства, Алиса решила в летний отпуск разыскать их. И когда она в конце концов с ними связалась, они ей заявили, что не желают ни видеть меня, ни слышать обо мне.

Во всяком случае уж это-то было правдой.

Майкл перестал кормить котят.

— Да, это и в самом деле отвратительно. Не надо мне было бередить твою душу. Извини.

— Ну, ты же не мог знать.

— Но я, конечно, черт подери, мог бы предположить. Ты по-настоящему ошарашила меня, когда, выяснив, что не можешь иметь детей, отреагировала на это так, словно наступил конец света. А я-то думал, что вся эта затея с ребенком… ну, что ты это делала для Амадо. Но выходит, что нет, так?

— Когда твои собственные родители бросают тебя, ты вырастаешь с мыслями, что уж для своих-то детей ты будешь самым лучшим родителем. А с мечтами нелегко расставаться.

— Я никогда не думал об этом раньше, но, полагаю, что для ребенка смерть — это в своем роде форма отказа от них.

Элизабет необходимо было найти какой-нибудь изящный выход из этого разговора, пока она не рассказала ему еще больше. Помимо всего прочего, ей даже не хотелось оглядываться в свое прошлое и сожалеть о том дне.

— Ну, в детстве ты считаешь себя центром вселенной, — как бы подводя черту под этой темой, сказала она.

На ее попытку смягчить напряженность разговора Майкл ответил такими словами.

— Бьюсь об заклад, что когда ты была маленькой девочкой, на тебе была уйма ленточек и кружев. Я даже могу представить тебя: локоны до самой талии, а огромные голубые глазищи способны пригвоздить к стене спесивых мальчишек вроде меня.

— Попал пальцем в небо, — сказала Элизабет и занялась котенком, лежавшим у нее на коленях.

Майкл присел на корточки, чтобы попасть в поле ее зрения, и Элизабет была вынуждена посмотреть на него.

— Ну так расскажи мне, как ты выглядела.

Прежде чем она успела ответить, их прервал голос Амадо:

— Элизабет? Майкл? Вы здесь в доме?

Майкл поднялся.

— Мы в спальне.

Спустя несколько секунд фигура Амадо заполнила дверной проем. Он улыбнулся Элизабет, а потом посмотрел на Майкла.

— Я стучал, но, полагаю, вы меня не слышали. Когда Тони рассказал мне про этих котят, я почувствовал, что найду вас здесь.

— Я пыталась дозвониться тебе и сказать, что немного задержусь, — начала Элизабет. — Но потом я так погрузилась в кормление, что забыла еще раз позвонить.

— Понятно. Я только заглянул удостовериться, что вы здесь и не застряли где-нибудь, — он ехидно улыбнулся Элизабет. — Если бы ты позволила мне установить в твоей машине телефон…

Элизабет упорно не хотела, чтобы кто-либо, пусть даже и Амадо, мог в любое время суток связаться с ней.

— Нам как раз осталось накормить еще одного котенка.

— И как у них дела?

Она улыбнулась.

— Подойди и посмотри сам.

Амадо протестующе поднял руку.

— Даже на таком расстоянии я чувствую…

Сердце у нее упало.

— У тебя и на кошек тоже аллергия?

— Вот на них-то больше всего.

— Извини, Амадо, — сказал Майкл. — Ты никогда мне об этом ничего не говорил. Я не имел ни малейшего представления.

— Ну, котята же у тебя. Но я, действительно, думаю, что мне лучше оставить вас и вернуться К своему занятию.

— Где мне тебя искать, когда я освобожусь? — спросила Элизабет.

Он, казалось, не знал, что ей ответить.

— Тебе совсем не обязательно искать меня. Я спешил все сделать с утра; во второй половине дня у меня назначена встреча в Санта-Розе.

— Ты не хочешь, чтобы я сделала что-то, пока тебя не будет здесь?

Она заранее знала его ответ, но чувствовала, что спросить ей все-таки следует. Вот уже десять лет Консуэла устраивала приемы и стала профессионалом в этом деле, так что Элизабет с радостью уповала на нее.

— Консуэла сказала, что у нее все под контролем. Впрочем, если у тебя есть время, проверь — готов ли коттедж для гостей.

— Ты не говорил, что кто-то останется на ночь.

— Элана и Эдгар выяснили, что они все-таки смогут заехать.

Элизабет не видела ни того, ни другого со времени той стычки с Эдгаром в квартире.

— Я отправлюсь туда, как только закончу кормление.

Амадо кивнул.

— Ну, тогда до встречи.

Майкл проводил Амадо до дверей, а Элизабет встала, чтобы поменять котенка. Оставшиеся в коробке снова сжались кучкой. Она растащила их, чтобы найти того, которого еще надо было накормить. Приподняв из коробки самого маленького из пятерых, она в изумлении затаила дыхание.

— Говард!

Она подняла котенка повыше и принялась изучать его мордочку. Отыскивая скорее опровержения, чем подтверждения, она пробежала пальцами по его хвосту, нащупывая, но совсем не ожидая обнаружить на самом его кончике шишку. Она оказалась там. Элизабет прижала его к щеке и закрыла глаза.

— Ты вернулся, чтобы напугать меня? Ты привидение, да? — Она погладила его кончиком пальца. — Мне очень неприятно говорить тебе это, Говард, но на этот раз ты действительно появился некстати. Я не могу забрать тебя к себе домой.

В комнату вернулся Майкл. Он сел рядом с Элизабет и взял пипетку.

— Ты готова?

В точности, как она и ожидала, возродившийся Говард ел не с таким рвением, как остальные, после двух пипеток, полных молока, он отвернулся.

— Не болен ли он? — спросил Майкл. — Как по-твоему?

— По всей вероятности, он просто устал от крика.

Она решила, что благоразумнее промолчать о том, что Говард всегда мало ел.

Майкл провел пальцем вдоль спинки котенка, а потом забрался ему под подбородок.

— Не хотелось бы говорить этого, особенно когда он может меня услышать, но нет смысла пытаться сделать его лучше, чем он есть, — его голос перешел почти на шепот. — Этот вот невероятно уродливый котенок будет нам обузой. Он похож на потерявшую аппетит летучую мышь. Мы можем очень долго провозиться, подыскивая ему хозяев.

— Он выправится, — сказала она.

В первый раз после того, как он вернулся в комнату, Майкл посмотрел на Элизабет.

— Ты чем-то расстроена?

— Разумеется, нет. С чего я должна быть расстроенной?

— Не знаю.

Майкл изучал ее все внимательнее.

— Это из-за котенка, — созналась она наконец. — Он напоминает мне кота, который у меня жил. Вообще-то, честнее сказать, это я у него жила.

— Не хочешь рассказать о нем?

Элизабет застонала.

— Ты прямо как Люси. Ты должен узнать, не даст ли вам Чарлз Шульц вдвоем взяться за дело.