Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада

Любителей пожить на «Пионерке» мало, но они есть. Что смущает, так это проблема с метро. В остальном — рай, предприятий почти нет, дыши по самое «хватит». Переселившись в тот рай, Ляля дико радовалась. Её не пугала даже депрессия, в которую могли вогнать одинаковые серо-бежево-коричневые коробки. Сейчас ведь все строят по-разному: бывает, что и аккуратно, а бывает, что новый дом прямо-таки с первых дней смахивает на старый сарай.

Юра приблизился к дому, где Ляля якобы стукнула соседа-пьяницу по голове. Якобы табуретом. Учитывая хрупкое телосложение преступницы, в такое верилось с трудом. Может, она его ножом пырнула?!

Старушек-информаторш у подъезда не было, так что отставалось идти в ЖЭК. Юра повертел головой, но следов жилконторы не обнаружил. На поиски ушло полтора часа. Войдя, наконец, в помещение ЖЭКа (или РЭУ, или ЖЭУ, или ДЭЗа — как сейчас правильно, кто его знает), Юра искусственно закашлялся, дабы привлечь к себе внимание. Но внимания на него никто не обратил, из чего можно было заключить, что в микрорайоне всё спокойно, труп пока не обнаружен.

Простояв с полчаса незамеченным, Юра, наконец, не выдержал и пошевелил плечом густую массу плотников, водопроводчиков и слесарей, дожидавшихся заявок. Он приблизился к диспетчерше максимально: меж их носами не осталось и полуметра. — Куда лезете, мужчина?!

— Мне только спросить…

— Ой, не морочте голову! Вы что, не знаете, когда приёмные часы?!

— Да я в эту квартиру достучаться не могу! Вот, поглядите! Сами вызвали, а сами дверь не открывают!

Юра сунул диспетчерше бумажку с Лялиным адресом. Специально вывел крупно, чтобы как следует прочла. А чтобы его самого не запомнили, нахлобучил «дохлого зайца» пониже.

Диспетчершу адрес не впечатлил. Она даже не спросила, кто он, почему в ушанке летом и почему, собственно, ломится в данную квартиру, будучи совсем чужим и незнакомым ей мастером. Ибо свой контингент диспетчерши знают отлично. Порядок! Значит, обстановка в микрорайоне действительно спокойная.

«Ой, не морочьте голову!» прозвучало как амнистия. Теперь оставалось узнать, существовал ли труп на самом деле. Из Лялиной несвязной болтовни вовсе не следовало, что человек умер. Упал — да, почти замертво — да, но пульс ему никто не щупал. Самая большая сложность заключалась в том, что жертва знала Юру в лицо. Он решил, заделавшись рабочим, попытаться заглянуть в окно на пятом этаже. Для этого пришлось вступить в преступный сговор с местными малярами.

Вопрос: зачем панельным домам подкраска наружных стен? Ответ: во-первых, не стен, а междупанельных щелей, а во-вторых, не подкраска, а замазка. Дома ведь не просто стоят, они всё время вибрируют. Щели меж панелями, как результат, неуклонно расширяются. Ко всему прочему, многоэтажные махины распирает изнутри несметное количество жильцов, набившихся как сельди в бочку. Отсюда и зазоры. Зазоры желательно всё время смазывать вонючей серой дрянью. А то дом однажды рухнет! В такую версию трудно поверить на трезвую голову, но жэковские маляры просыхают редко, так что подбить их на замазку щелей никакая не проблема. Для этого пришлось облегчить карманы на двести баксов, полученных в «Онегине». Город-Таможенник, как всегда, не дремал!!! За эти деньги Юра получил не только люльку и ведро с раствором, но и необходимый тренинг, и грамотных ассистентов.

Качаясь в люле ради Ляли — так и поэтом недолго стать! — Юра думал только об одном: не уронить бы кому-нибудь на голову ведро. Ему вовсе не улыбалось загреметь на нары вместе с дорогой подругой.

Окон у Ляли было два: комнатное и кухонное. В комнате покойника не было. Пришлось изловчиться, немного поёрзать, подтянуть канаты и, рискуя жизнью, добраться до кухонного окна. Зрелище потрясало степенью садизма. Труп распивал спиртные напитки в компании таких же, как и сам, шарахнутых. И не факт, что именно табуретом. У двоих алкашей шрамы были застарелые, а третий сиял свежеполученным фингалом. Но то была не Лялина работа: Ляля про вторую жертву ничего не говорила.

Стало ясно, что подруга туда больше не вернётся. Ничего, некоторое время поживёт у бабушки. Маршруткой из деревни до центра рукой подать. Минут сорок, не больше.

Вернувшись из разведки, Юра заявил, что сам спакует Лялины вещи по списку и привезёт. И расплатится с хныкалкой. Будь он месте подруги, балерина за последний месяц нифига бы не получила. Но Ляля продолжала щепетильничать, не хотела, чтобы и её всю оставшуюся жизнь называли падалью. Пришлось смотаться к старой жульнице с деньгами. Необходимо было срочно вытащить подругу из дыры и уговорить её жить по-человечески. Счастливо!

«Желаю личного счастья» лозунг неправильный. Другого счастья не бывает. Надо говорить: «Желаю счастья». В борьбе за своё счастье Юра убивать кинжалом никого не собирался. Он хотел пользоваться хорошей классикой, желательно английской. Ему всё чаще вспоминалась трагедия, виденная по ящику:

«Один английский джентльмен, немолодой уже, имел молодую жену. А та, как это ни банально, имела молодого любовника. Ну, не очень молодого, а лет тридцати с гаком, да к тому же ещё и сердечника. Любовник-сердечник повсюду таскал с собой валерьянку. Старый джентльмен выведал про бутылочку и украл её. Казалось бы, зачем? Ведь, при желании можно новую приобрести! Расчёт, однако, тоньше оказался: тот старый джентльмен, тот английский Кощей Бессмертный, был неслыханно богат, у него в подвалах вин дорогих хранилось немеряно, а одна бутылка, самая ценная, дольше всех лежала под толстым слоем паутины. Поговаривали, будто из-за неё много всякого народу полегло!

И вот, в один прекрасный день старик объявил, что будет открывать драгоценную бутылку. Пришли нарядные гости, стоят-ждут. И любовничек пришёл, как бы инкогнито. Но старик отлично знал его в лицо, изучил заранее, путём найма дорогого детектива. Кстати, детектив тот и выкрал у любовника валерьянку, прямо на пороге, прямо при входе на званый банкет.

Лишь только все собрались, старикашка стал бутылку откупоривать. Откупоривал нарочно долго, по-садистски, так что дорогие гости чуть слюной не истекли. А когда открыл, стал медленно, и тоже по-садистски, выливать содержимое себе под ноги, прямо на персидский ковёр. Ну, тут, конечно все завыли в горестной истоме, стали валерьянку из карманов доставать. И любовничек пошарил у себя в карманах… Лап-лап, а валерьянки-то и нету! Окочурился. А жена старика, вместо того чтобы по судам его затаскать или, в крайнем случае, подать на развод, поступила непорядочно: в ту же ночь вошла к супругу в спальню и с шумом отдалась. Потом полгода, или год, восклицала: «Он ради меня на такое пошёл!»»

Ради Ляли Юра был готов и не на такое. Он ей покажет, на что способен истинный кощей. Но сначала надо было выведать намерения Дуремара, главного соперника. Если тот вдруг отвалился сам, то и подвиги никакие не нужны, в смысле, до инфаркта доводить никого не потребуется.

Подвиг подвигом, но планы Дуремара оставались неясными. Поиметь его голландский адрес ничего не стоило, для этого пришлось, всего-то навсего, съездить в деревню, чаю семейно попить, детство вспомнить.

После чаепития Ляля взяла со стола бутылку конька и потащила старинного друга в спальню. Там над кроватью висело фото белобрысого. Юра возмутился.

— Слушай, накой тебе этот прыщ? Даже писать перестал… Сколько лет уже прошло, а?

— Неважно! Не пишет, значит работой занят. Как только освободится, сразу напишет. Зато розы регулярно шлёт…

Ляля, словно ненормальная, метнулась в угол комнаты. Там «вниз головой» висели сухие букеты. Знала бы она, от кого эти розы! Она сняла со стены один и букет и, закатив от блаженства глаза, понюхала.

— Вон уже сколько наслал!

— А что ж ты их по всей комнате не развесишь, как веники в бане? Прикольно будет…

— Ой! Хорошая идея!

Ляля с воплем ринулась к письменному столу за ножницами и скотчем. Юру от этих танцев затошнило, и он завыл ей в тон, как восточная плакальщица у гроба:

— Ой, щас начнём цветочками портретик украшать!

— Ты не юродствуй, а лучше помоги! Подавать букеты будешь, а то я одна не справлюсь!

Сбросив тапочки, Ляля полезла на кровать и стала прикреплять сухие розовые веники вокруг портрета. Прицепив последний, театрально подбоченилась.

— Ну, как?

— Отлично! Не хватает чёрной ленточки с золотыми буковками: «От друзей, от жены, от сотрудников по работе… Помним, скорбим…»

— Хватит ревновать! Помним, но не скорбим, а просто — ждём и всё. Между прочим, расстояние только укрепляет чувства…

— Или проверяет… настоящие ли они…

— Вот и поезжай! Проверишь лично! Зайди к нему на амстердамскую квартиру, привет от меня передай, ладно? Только не обмани! Ты ведь обещал!

— Ну, и садистка же ты…

Ляля его не слушала, мурлыкала своё. На какую-то секунду в ней проснулось любопытство.

— Кстати, что это за странная командировка у тебя?

— Да так… По обмену опытом…

— Ой, а мы с Валериком в Америку поедем! Будем там флористами работать, дворы американцам озеленять!

— А если те не захотят?

— Не захотят — отключим газ!

Юра сочувственно глянул на кретинку. Таки помешалась! Ляля явно не разделяла его настроения.

— Да не смотри ты так грустно! Развод не конец света, а Изольда не пуп земли! Кстати, общая работа сближает. Найди себе единомышленницу-переводчицу… Хи!

— Ага, найду, послушаюсь, наверное! У зоолога-ботаника жена должна быть обязательно биологица, а у сантехника — сантехница, да? Или управдомша, это уж как минимум. То есть, если я, к примеру, ваннами стану торговать или унитазиками, то мне непременно нужна будет торговка или менеджер. Аминь!..

Юра выскочил из спальни, даже не открыв коньяк. Бабушка на кухне читала любовный роман, подкинутый Лялей. Ляля ничего не делала просто так, и романчик подкинула явно с каким-то подлым умыслом. Накой, спрашивается? Бабушка не сомневалась, что у внученьки с мозгами полная монтана.

— Ну, всё, бабуля, я пошёл…

— А грустный чего такой? Она всё никак? Всё думает о том хмыре?

— Не знаю… По-моему, она его любит…

— Дурак! Мне виднее, кого она любит! Ты жди, жди… Пусть пока думает, что цветы от него, а то совсем на любовной почве тронется! Мы ей потом всю правду выложим, а пока сиди тихо и молчи в тряпочку. Ближе тебя у неё всё равно никого нет и не будет!..

А через две недели Юра уже стучался в амстердамскую квартиру Дуремара. Квартирка была ништяк: среди добротной мебели стояли пальмы в кадках. Утешило одно: квартира оказалась съёмной, а значит не Дуремаровой собственностью. Хозяин-арендатор открыл в футболке, джинсах и шлёпанцах на босу ногу. Мордашка — всего за несколько лет! — скукошилась, сморщилась — бр-р-р! Гнуснятина. Ничего общего с портретом над Лялиной кроватью.

Юра начал атаку прямо с порога:

— Не узнаёшь?

— Простите, но я вас не помню… Кто вы?

— Твой соперник! Только не пугайся, ладно? Тебе бояться нечего, она любит только тебя! Вот, и записочку прислала!

Гнус молчал, ехидно ухмыляясь. Сильно выпил или укололся?

— Я что, не туда попал? Ты… Вы… Валера?

— Вообще-то, Пётр… Но некоторым больше нравится «Валера»!

Юра опешил. Надо же! Не только мордульон, но и мозги сморщились у бедолаги, уже не помнит своего имени.

— Ладно, Пётр — так Пётр… Зайти-то можно?

— Вы по какому поводу? — уже не так растерянно произнёс потасканный Мичурин.

— Я от Ляли…

— Аааа!.. — как бы обрадовался белобрысый. — Так бы сразу и сказали, а то…

— А то что? Даже на порог не пустил бы? Вот оно — знаменитое голландское гостеприимство…

Выбрав амплуа придурка, Юра изо всех сил старался не выходить за эти рамки. Он огляделся, руками развёл, и по-плебейски перешёл обратно с «ты» на «вы».

— Ба-а-а! Да тут королевские апартаменты! Я давеча с одним голландцем разговаривал, по бизнесу, так он мне знаете, что сказал? Вы удивитесь! Он сказал, что ездит в Россию… мыться! Невероятно! Сказал, что у вас в Голландии всё такое маленькое, тесное, квартирки крошечные, ванных вообще нет, одни душевые. Мол, вам приходится всё время стоя мыться!

— Ну, это он преувеличил. Возможности тут у всех разные. А у вас, как я понял, свой бизнес?

— Да, я ваннами торгуем, унитазиками! Гы-ы…

Мичурин брезгливо поморщился. Вот, негодяй! Знал бы он, с кем разговаривает.

— Ну, и как там Ляля?