Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада

Есть поверье, что сфинксы приносят несчастье. Поговаривают, что именно из-за них город Санкт-Петербург всё время мается. Как привезли из Египта сфинксов, так и пошло.

Возраст Города не старый, Великий Город младше любой мало-мальски приличной деревни. Младше-то младше, но сколько исторических событий: три революции, Блокада, декабрьское восстание. Имён одних сменилось невероятное количество: и Питербурх, и Петроград, и Ленинград, и Санкт-Петербург. Это только имена официальные. Не говоря уже о прозвищах: Питер, Северная Пальмира, Город на Неве…

Короче, гладить сфинксов нежелательно. Но разве только их?

В маленьком питерском дворике, притаившемся между Невским проспектом и Итальянской улицей, жила собачка по имени Гаврюша, местный мутант. Некоторых пёсиков в бронзе отливают, а её смантулили из листа железа. Получился гибрид: нос как у свиньи, уши как у неё же, осанка как у гиены после удачной охоты.

Посадили ту собачку в самом неприличном закутке, куда народ раньше по нужде заглядывал. Правда, перед тем как усадить её туда, всё почистили, продезинфицировали, деревянный поддон, как в бане, соорудили. Да только недовольная осталась, мстит всем подряд. Из-за неё однажды итальянская трагедия случилась.

Два тележурналиста — один молоденький, а второй не очень — посещали город на Неве по заданию канала «RAI-3». Тут необходимо вспомнить, что Питер Мекка и для итальянцев, а не только для российских писателей-поэтов. Но, к сожалению, не целый год, а только в августе. Зачем всей страной в отпуск в августе идти — тема отдельная. Турфирмам, однако, чистый убыток. И вот однажды решили все итальянские турфирмы скинуться на зимнюю рекламу. Заслали в Петербург вышеозначенных горемык, чтобы те отсняли снег, лёд на Неве и ещё что-нибудь этакое. Прибыли те журналюги, разместились в номерах, и сразу же какая-то добрая душа посоветовал им навестить Гаврюшу.

Если вы ещё не видели собачку из листа железа, местные доброжелатели не только вам расскажут, как к ней пройти, но и проинструктируют, чего с ней, вернее с ним, делать. Мол, погладить надо и желание задумать. На первый взгляд, совет нормальный, ведь гладят же туристы разные скульптуры, даже Джульетту за грудь берут.

В процессе съёмки Гаврюша сидел смирно, но, как выяснилось позже, недоброе задумал.

Журналисту, что постарше, повезло — он устал ещё с утра и наотрез отказался собачку гладить. Вместо этого томно засел в ближайшем кафе, за стеклянной витриной. Молоденький же, как на грех, весь ритуал исполнил: и погладил, и желание задумал — чтобы дома, в Италии, у его собачки всё было хорошо.

Любит ли Гаврюша итальянцев, сказать трудно, а вот собаки итальянские ему не по сердцу. Наутро младший журналюга в истерике забился, мол, его супруга пошла погулять с собачкой, и на них наехала машина. Жена отделалась лёгким испугом, а собачке задние лапки ободрало.

Шут с ними, с итальянцами, пускай не лазят по подворотням, но как посмотришь, сколько в том дворе автографов: и «Фабрика звёзд», чуть ли не в полном составе, и другие, хоть и не такие известные, но довольно многочисленные личности. После того случая состоялась беседа Юры с проводницей «Красной Стрелы». Проводница была из коренных, из питерских. Услышав о трагедии, она даже обиделась:

— Здрасьте! Вы что, не знаете, что ни сфинксов, ни эту собачку гладить ни в коем случае нельзя?!

Вот такая странная история. Юра и забыл бы про неё, но совсем недавно видел Гаврюшу сидящим у здания ТЮЗа. Кто его туда перенёс? Повинуясь чьему приказу? Никак приказ тот шёл из-под земли…

Юра задумал серию книг про гостей Петербурга. В написании ему активно помогал Мася: чай-кофе подносил, уносил грязные тарелки. За это мальцу полагалась зарплата. Маринка журила, мол, балуешь ребёнка.

— Пусть привыкает к нелёгкому писательскому труду, — отшучивался Юра.

— А к подачкам зачем приучать?

— Ничего, вырастет — мне машину купит. Правда, Мася?

— Дык… не успею…

— Почему?

— Вы же к тому времени уже…

Участник многих похорон Фантомася сделал маленькими розовыми губками пукающий звук…

Юра Лялин не подозревал, как комично смотрится со стороны его литературно-семейная идиллия. Начнём с того, что его заклятый враг Валера, он же «извечный соперник», никогда таковым себя не считал. Да и Лялю красавицей не считал — он вообще не любил блондинок. Приударял за ней для вида, с одной лишь целью: побольней ужалить князька, мнившего о себе чересчур много. Он, видишь ли, потомственный дворянин! А знает ли «товарищ князь», что быть водяным в наши дни гораздо престижнее? Особенно когда живёшь в негласной столице мира — в болотной! Хоть зародился и не в ней, а в воронежских болотах.

Не каждый в курсе, кем он является на самом деле. Телом мы все человеки, а душой — кто кошка, кто голубь, а кто и ворона. Если ваш дух зародился в болоте, то вы, скорей всего, водяной. Поселились в кусочке плоти, выданном биологической матерью.

По слухам, водяные, они же болотняне, они же болотники, могут рождаться и без инкарнации, то бишь без человеческой помощи. Что наша плоть? Атомы-молекулы. Словом, энергия. Её хватает в любом болоте: газ, торф. Тут получается «чистейший вариант», не загрязнённый людскими страстями.

Впрочем, строгой иерархии среди болотных выходцев нет. Кто «чистый», а кто «нечистый», их мало волнует. Водяному главное — выйти в люди, скорей забыть унылое болотное существование и найти пару для крепкого семейного счастья, о котором так долго мечталось. Больше ему в этой жизни ничего не надо.

Среди болотников нет карьеристов. Нет и агрессоров, и, уж тем более, убийц. Если убьёт кого болотник, так исключительно из-за любви…

Собственно, из-за угробленной любви стал Болотников питать неприятные чувства к князьку, а не из-за разницы в происхождении. И не так к нему, как его подруге, которая, гуляючи, буквально походя, выставила вон из города Валерину любовь, приезжавшую погостить. Настоящую любовь! Заставила обидеться и уехать навсегда.

Настоящая любовь Валеры, чернявая русалка Люся, так и осталась в Воронеже, где прошло их совместное детство. Раннее детство. Потом родителям приспичило в Санкт-Петербург переезжать. Сами переехали и сына, знамо дело, с собой перетащили. Как шахматную пешку! Позже принудили поступать в университет.

Он выбрал биологический факультет, так как с детства обожал природу. Родители, конечно, снова хотели свою волю навязать, но здесь-то он их не послушался. Худо-бедно, любимой профессией овладел. На стажировку в загранку уехал. Заматерел! Многое приобрёл, а любимую девушку потерял, практически безвозвратно. И тут не только лишь родители были виной. Очень сильно навредила Ляля. С какого перепугу она за ним ухлёстывала? При её-то внешности? Не нравился ей низкорослый дворянин, так могла найти себе другого, не обязательно Валеру. Могла бы оторвать кто-то познатней и побогаче, а не бросаться на сына воронежских полубомжей.

Началось всё с роковой случайности: их с Лялей дачи оказались в одной деревне. Деревянная халупа, которую на лето снимали Валерины родители, стояла буквально стена к стене с особняком, доставшимся туповатой блондинке от покойных родителей.

Сначала её ухаживания казались смешными. Затем сделались назойливыми. Чтобы отделаться от идиотки, Валера решил прикинуться альфонсом — стал деньги клянчить, якобы взаймы. И регулярно не отдавать! Кто любит жиголо? Практически никто. Но и это не помогло: красотка деньги давала исправно, приставать не переставала.

В разгар этих ухлёстываний в Петербурге появилась Люся. Его красавица-брюнетка Люся! С очередной автобусной экскурсией. Она с детства любила на экскурсии в Санкт-Петербург мотаться. Валера был уверен, что из-за него. И в этот раз она наведалась к ним домой — по старой памяти. А родители возьми и брякни ей про Лялю!

В общем, обиделась Валерина любовь, уехала домой, навсегда. А вскоре вышла замуж за воронежского бизнесмена, родила двоих детей. Но счастья в том браке, по слухам, не было. А богатая дурища не унималась: продолжала осыпать его материальными благами. Больше того: высылала ему крупные суммы в Голландию, долго высылала, а бывало, что и лично привозила.

Настал момент, когда у Мичурина вдруг проснулась совесть: собрался он было с духом, захотел всю правду-матку выложит Ляле, ну, чтоб та не очень-то надеялась. Но нет! Возник непредвиденный случай.

Неожиданно к нему на амстердамскую квартиру приплелась (иначе и не скажешь!) какая-то старуха в потрёпанном прикиде, типа театрального. Выглядела суперстаромодной русской эмигранткой — самой что ни на есть первой волны, ещё дореволюционной. Показала ему Лялину фотку и говорит:

— Вы мою дочку не обижайте…

— Как дочку?! Она же сирота! — возмутился Валера.

— Это вы так думаете… — с расстановкой, почти не шамкая, вымолвила гостья.

Затем она, деловито и без обиняков, изменила будущее Дуремара, сделала его миллионером — лишь бы он свалил с насиженного места.

— Видите ли, моя глупенькая дочурка будет сюда ещё не раз наведываться, а оно вам надо? Посажу-ка я на это место, в эту самую квартиру, более толкового человека, а вас пристрою в лучшем виде, будете довольны…

Беседа кончилась тем, что старуха, с виду потрёпанная, оказалась ещё богаче своей бешеной «дочурки»: вручила Валере чек на миллион зелёных и ключи от шикарной антверпенской квартиры — не чета его тесной каморке. Сделала то, чего не смогли сделать родители: заставила его сменить профессию, стать бриллиантовым королём. Короче, перестал Мичурин быть биологом.

Биологом работать хорошо, особенно в Амстердаме: тюльпаны, ирисы. Говорят, представителям естественных наук и прочей медицины вообще лучше жить на Западе, там они нарасхват и получают крепко. Всяко лучше, чем кошкам головы отрезать — где-нибудь в занюханной иркутской лаборатории. Вот и у Валеры всё сложилось как нельзя лучше.

Старуха не только доложила Валере, кто будет проживать в его амстердамской квартире после него, но и карточку показала. Там был пухлогубый розовощёкий «граф», слегка похожий на него самого, когда-то мелькавший в таинственной коммуналочной нише. Хм… Ну, дела!

А ещё удивительнее сделалось Валере, когда он вживую увидел этого «графа» — сморщенного, почти престарелого субъекта. «Да ну их, этих, эмигрантов! У богатых свои причуды…» — подумалось тогда ему. Не хотел он больше ничего о них знать. Взять-то дарёные денежки взял, переселился в дарёную антверпенскую квартиру, но дальше проявил полное отсутствие любопытства. Потому так и не узнал о двух визитах «к брату Пете»- о Лялином и о Юрином. Ему и без лишней информации было неплохо. Жизнь окончательно наладилась. В материальном смысле. А вот в личном…

Однажды захотелось Дуремару навестить гадалку. В Европе, кстати, много ворожей. Говорила гадалка по-фламандски, Валерин английский там мало пригодился, но смысл ухватить было можно, вполне. Из колдуньиных речей речей стало ясно: над родом Болотниковых довлеет проклятие — из-за преступления, некогда совершенного одним из предков.

— Вы потомок убийцы. Он убил нескольких человек. Ради любви… В итоге сам потерял любовь и весь род свой обрёк на серое существование… без любви…

Бизнесмену Болотникову вспомнились нескончаемые ссоры родителей, каждый раз чуть ли не до драки. Неужели же из-за проклятия? Из-за серии убийств, совершенных прадедом? Прапрарадедом?

— Когда это случилось? — спросил Валера.

— В начале девятнадцатого века, приблизительно в тридцатые годы, — молвила гадалка. — События происходили в городе со множеством каналов…

— В Амстердаме?

— Нет…

— А где?

Гадалка воспользовалась кристаллом.

— Там, где цари на конях… В виде памятников… И огромные мосты… разводные…

Затем старая ведьма взяла Валерин волосок — сняла с плеча его дорогого костюма.

— Ваш волос?

— А чей же ещё?

— Всякое бывает…

Подержав волосок над пламенем свечи, она воскликнула:

— Есть надежда на возвращение любви! Но надо потрудиться…

Оказалось, что за каждое убийство полагалось вернуть к жизни умирающего. Или выручить из беды человека, находящегося в смертельной опасности. Или помочь вернуть смысл жизни потенциальному самоубийце.

В конце сеанса гадалка повторила:

— Поезжайте в город со множеством каналов, там, в стенной нише, хорошо знакомой вам, есть временной портал… Там и найдёте ключ к разгадке… Подсчитаете количество убийств…