Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада

— Какое благородство! Нынче таких людей — днём с огнём не сыскать!..

Капитан, чем больше удалялся от села Болотникова, тем громче пел себе под нос. И бормотал. Хорошо, что гостеприимные хозяева его не слышали.

— Вот липучие создания, не хуже банного листа! Чаи теперь гонять будут сутками да обо мне судачить… Одно слово — увальни! Поживи с такими недельки две, сам обрюзгнешь…

Отойдя подальше, он бросил котомку наземь, размялся, подпрыгнул, сделал два десятка приседаний, затем потряс конечностями, потёр колено на «хромой» ноге.

— Так и вправду охрометь недолго… Пора ногу менять! Нынче на левую припадал, а теперича на правую охромею… Ать-два, ать-два! Не забыть бы…

Дойдя до проезжего тракта, он остановился, достал из котомки табак и бумагу, сделал самокрутку, закурил. Ну, и где этот пройдоха-кучер? У него ведь всё запасное платье! Может, стоило взять хотя бы один саквояж у тюфяков? Да нет, плохая примета. Пользоваться личными вещами дураков — самому вскоре поглупеть. Ночные колпаки, ишь, предлагали, целых два. Так и околпаченным стать недолго.

Быть кем-то околпаченным в планы капитана не входило. Самому околпачивать приходилось. Но не всем об этом полагалось знать.

Командир всех ветеранов криво улыбнулся, стал ещё усиленнее озираться. В кустах через дорогу, совсем неподалёку, в зарослях высокого кустарника, виднелась задняя часть брички. Позади тех кустов паслась одинокая лошадь.

— Вот он где примостился! Дрыхнет, небось! И пьян, как пить дать пьян! Ну, я ему сегодня задам, пожалуй…

Капитан бегом припустил в ту сторону. Наконец обнаружил негодяя кучера, храпящим на траве, рядом с бричкой. Пришлось толкнуть его ногой.

Извозчик вскочил, завращал соными глазами.

— Кто вы?! Чего вам надобно от меня?!

Пришлось ударить его по лицу.

— Хозяина не признал, шельма?!

— Так ведь вас две ночи, почитай, и два дня не было! Оголодал я! Провизия-то кончилась! Вот и выпил… маленько…

— Может, тебе ещё и рассолу принести? Запрягай кобылу, едем в соседнюю деревню!

— Как звать-то деревню?

— Село Никитино.

— Далековато. Овёс почти весь вышел. Дотянет ли кобыла?

— Дотянет! А не дотянет… Сказывают, что народ здесь повсеместно зело гостеприимный. Если что, накормят и тебя, и кобылу твою сухорёбрую…

Усевшись на мягком сидении брички, дав команду кучеру, капитан вынул из-за пазухи пачку бумаг. Затем достал из кармана список, полученный от Болотникова-старшего.

— Уф-ф-ф! Канцелярская работа опостылела. Надоела до смерти! Так и запутаться недолго… Героев нынче развелось! Успевай помогать…

— Мне бы хоть немного помогли… — буркнул кучер.

— Бог поможет!

Немного погодя вдали нарисовались избы. Повеяло дымком, свежескошенной травой и навозом. Извозчик сделал ладонь козырьком.

— Кажись, уже скоро… Приехали, кажись… Не иначе, как село какое… Большое!..

— По всей видимости — да-с! — подтвердил капитан, сделав и себе что-то вроде козырька, из того же.

Дальше шли не подтверждения, а сплошные приказания. Попробуй-ка ослушаться.

— Ну-с, приказ будет такой: за мной не увязываться, держаться сторонкой, ходить по деревне с весёлым видом, крестьян да ихних бар очаровывать. Тогда не только пропитание, но и ночлег тебе будет обеспечен. А через двое суток… Велю ждать здесь, при дороге, как обычно!

Кучер, сперва онемев, изобразил отчаяние.

— Помилуйте! Мне без вас никто ничего не даст, не умею я очаровывать!

— А ты постарайся, голова на что? Скажи, что воевал, награды есть, но дома их оставил… и всё такое прочее…

Отчаяние кучера усугубилось.

— Говорю вам: не дадут мне ничегошеньки! Я местные нравы давно изучил. Учёный!

Капитан был непреклонен.

— А коли учёный, проваливай на все четыре стороны! Дальше без тебя обойдусь, дубина…

Немного подумав, он вручил нерадивому извозчику мешок, подаренный Болотниковыми. При виде окорока и бутыли кучер облизнулся, неистово заулыбался.

— Благодарствую!..

— Благодарностей твоих мне не надо, тупица. Мне в селе Болотникове дармовую бричку вместе с кучером предлагали, в полное и безраздельное пользование, а я, дурак, тебя пожалел, без работы оставлять не хотел…

Кучер сделал вид, что поверил.

— Благодарствую… Коли желаете, назад поеду, восвояси, только…

— Что?

— Заплатить бы не мешало!

С недовольным видом капитан вынул из-за пазухи бумажник, расплатился с пьяницей. Чтобы тот не сболтнул лишнего при случае.

Горемычный вконец расцвёл.

— Премного благодарен-с!..

Капитан поморщился.

— Ну, теперь проваливай! Из-за тебя придётся мне пешком… хромать…

— Давеча вы, вроде, не хромали-с…

— Что ты знаешь! У меня нога в боях ранена. Иногда даёт о себе знать, а иногда не даёт! По-разному бывает! Ну, пшёл… Поехал!..

Но возница, однако же, не торопился трогать. Он аккурат протрезвел и пожелал дать совет строптивому вояке. На прощание.

— Не серчайте, но уж больно долго вы этих бар и казаков разговорами угощаете. Так всю жизнь молодую на них потратите!

— Да? — ухмыльнулся жулик в кителе. — И что ты предлагаешь взамен длинных разговоров — с ночёвками, да под гавайскую сигару с ромом?

— А вы-то сами не можете сообразить? Вы же говорили, что работали в cекретной службе… при дворе…

— Не работал, а работаю до сих пор. Секретным служащим!

— Как хотите, — ухмыльнулся кучер, — однако легче разговаривать с людьми, когда они тебя… боятся…

Сказал вот так извозчик и уехал. А капитан задумался. Тогда ещё царская охранка, как таковая, не существовала, но многим людям уже страсть как хотелось наушничать. И зарабатывать этим.

Совет извозчика очень пригодился, ускорил процесс, ещё нескольких помещиков уговорил «столичный капитан» переезжать в Санкт-Петербург. Но в двух-то случаях не помогли угрозы, пришлось-таки напрячься и проявить особую изобретательность. В двух последних деревнях попались крепкие орешки.

В один из таких хлопотных денёчков, капитан, припадая, как всегда, на «раненую ногу» приблизился к крайней избе села Никитино. Из неё вышла крепостная девка с корытом белья.

— Приветствую тебя, красавица!

Девка поставила корыто, улыбнулась, кокетливо подоткнула юбки.

— И вам здравствовать, коли не шутите!

Капитан достал из табакерки очередную дозу табака на самокрутку.

— Я никогда не шучу! Шутки дело столичных бар, а я служивый человек, раненый в боях.

Девку пришла в восторг.

— Ой! Так вы Наполеона видели?!

— Видел.

— И какой он из себя?

— Великий, как и подобает Наполеону.

— Говорят, он ростом невелик… как вы…

— Как я? Ну да… Я тоже ростом невелик. Зато велик душою! Помогаю людям, чем могу…

Не желая терять времени, капитан уселся на любимого конька.

— Скажи, красавица, а хозяин у тебя есть?

— Это уж как водится!

— А кличут его как?

— Барином кличут! Ещё Никитой кличут, когда как… Он добрый, вы его не бойтесь!

Капитан, в своей жизни никогда и никого не боявшийся, так уж сложилось, решил вдруг уточнить: вдруг и вправду стоило поостеречься.

— Я-то не боюсь его, поскольку ни разу не видел, но с удовольствием послушаю, что люди говорят о твоём барине…

Девка снова бросила бельё, начала описывать добродетели хозяина.

— Он ведь какой: ни одну не облапил, ни одной ни разу не обидел, хотя и все права имеет…

— Так-таки ни одной не тронул? Ни разочка?

— Говорю вам, хороший человек!

Служивый многократно смерил девку взглядом, оценил и формы, и росток, и с лица пригожесть.

— Ну, ежели тебя ни разу не обидел, стало быть, действительно хороший…

Девка засмеялась. Поняла ли шутку?

К разговорам с крепостными временный хромой прибегал редко. Толку от рабов мало, все как один пустобрёхи, обделённые барской лаской. Им только дай позубоскалить!

После краткой перепалки с прачкой капитан решил немного отдохнуть. Не сразу приступил он к личному знакомству с барином Никитой, далеко не сразу. Перед новой встречей необходимо было новую речь придумать. Пришлось побродить по деревне, побормотать, порепетировать.

Кроме того, пришлось письмецо написать — Репкиным. В белый конверт положить. Благо, почтовая карета проезжала по деревне. Дал молодому посыльному денег, наплёл небылиц для острастки.

И вот, наконец, ближе к ночи, когда стемнело, капитан, очень сильно хромая, приблизился к усадьбе поручика Баранова. При свете Луны и огарка свечи, всегда имевшегося в кармане, стал рассматривать ограду, затем фруктовые деревья, затем дом, стоявший в глубине сада.

— М-да… Это имение, пожалуй, побогаче будет, нежели Болотниковская усадьба…

Послышался скрип отворяемой двери, лай собак.

Из-за угла особняка вышел хозяин.

— Я гляжу, кому-то напрочь не спится в столь поздний час…

Капитан, изобразив испуг, сначала уронил курительную трубку, затем поднял. Затем картинно схватился за сердце.

— Уф-ф-ф! И напугали ж вы меня!

Хозяин дома, пребывавший до того в благодушном настроении, явно не хотел менять его ради незнакомца.

— Кто вы?

— Имею честь представиться: штабс-капитан Заступников Фёдор Пафнутьич, участник многих сражений обладатель бесчисленных наград…

Реакция хозяина усадьбы была на удивление спокойной.

— Я тоже воевал… И что?

Барин не спешил тащить гостя в дом, в отличие от казака Репкина и другой гостеприимной деревенщины. Образовалась пауза.

— Я вот думаю… — промолвил раздосадованный капитан, давненько помышлявший о застолье и прочих проявлениях гостеприимства, к коим успел уже привыкнуть. — Смотрю на вас и думаю…

— Думаете? — почему-то вдруг растрогался Баранов.

— Думаю-гадаю! Кумекаю-соображаю!

— О чём же, не томите?

Изголодавшемуся гостю стало ясно: наступил черёд финальной фразы, которую он готовил и даже репетировал вслух почти полдня.

— Готовы ли вы…

— К чему?

— Готовы ли расстаться со всей этой красотой, да и с верными собаками в придачу, ежели, к примеру, найдётся подходящий вариант в столице?

Никита почесал затылок.

— Не думал о таком, признаюсь… А уж судачить о таких вещах при лунном свете вовсе не решусь…

— Так пригласите меня в дом! Али боитесь?

Никита почесался весь, ещё чуток подумал. Оценил фигуру капитана, примерно так же, как давеча служивый оценивал девкины достоинства.

— Заходите! Вреда от вас будет мало, даже если и надумаете чудить…

Дальнейшая беседа гостя и хозяина протекала уже не при Луне, а при светильниках. И под знатное угощение. Капитану удалось-таки нащупать душевные струны поручика. И хорошенько брякнуть по ним!

— Стыдно, батенька, позорно герою войны в деревне загнивать, когда в столице дел невпроворот. Это всё лень помещицкая в вас говорит… Столица, может быть, только и живёт ожиданием своих героев, ей, матушке, может быть, тошно плодить щелкопёров-чиновников, устала она, может быть…

Никита почесал затылок, пожал плечами.

— Да накой я ей нужен, столице-то?

— Как это «накой»?! Вы меня удивляете! Страна, может быть, стоит на пороге войны с Польшей…

— Что вы говорите! Неужели?!

— Али газет не читаете совсем?

— Читаю!

— И ничего не помните из прочитанного?

— Признаться, нет… Выпиваю я, сильно выпиваю с горя… Вдовый я, бездетный…

Капитан, будто сильно удивившись, заорал:

— Бааааа!!! Удача-то какая!!!

Баранов тут же захотел объяснений. И получил их. Все пояснения были выданы ему в форме военных сводок.

— Выражусь коротко, — с надрывом начал капитан. — По проверенным слухам, в Польше зреет восстание.

Никита поёжился.

— Бр-р-р-р! И Польша катится в тартарары, не только матушка-Россия?!

— Совершенно верное ваше замечание. Неблагодарные поляки, освобождённые нами от Наполеона, так и норовят отделиться, уменьшить размеры великой империи…

— Как по мне, катились бы они, эти поляки, на все четыре стороны!

Сказав так, хозяин дома с жадностью набросился на студень, стал уплетать его, громко чавкая.