— Э-э-э! Не по-государственному мыслите! — воскликнул капитан. — Неправильно!

— А как надобно мыслить?

— Чувствуется в вашем понимании этакий застой, этакая тухлость деревенская. Ну, ничего, мы эту затхлость вашу, эту лень преодолеем!

— Каким же образом, если не секрет?

Склонившись над тарелкой и не перестав жевать, Никита быстрым жестом отправил к себе в горнило стакан водки.

— Простите великодушно, но одинокому вдовцу малая толика непонимания простительна… А водочка просто-таки необходима! Вот и батюшка благословил…

Капитан с досады вынул трубку. Стал нервно набивать её. Самокрутки при таком серьёзном разговоре были неуместны. Закурив, начал ждать более разумного ответа.


Дабы скрасить ожидание, служивый, поднявшись с табурета, несколько раз обошёл гостиную. Припадая строго на ту конечность, которая отдыхала в селе Болотникове, на хуторе у Фросенькиного отца.

В числе объектов, заинтересовавших гостя, была стопка скатертей, с виду, вроде бы, ни разу не использованных. Далее взгляд его остановился на часах старинной работы, висевших на крашеной белилами стене.

Интересно, что все стены горницы, а их было почему-то шесть, ввиду тупости некоторых углов, все стены были каждая иной расцветки.

Вот, например, бордовая с золотыми росписями стенка давала весьма своеобычное впечатление. Расписать бы так всю горницу, можно было бы принять её за приёмную борделя, отнюдь не дешёвого.

Радовала глаз и стена с премилыми квадратиками — жёлтыми на голубом фоне. В каждом квадратике помещалась надпись чёрными чернилами. Вероятно, то были автографы наиболее уважаемых посетителей. Либо имена крестников. Либо ласковые прозвища любовниц. Либо и то, и другое, и третье. Можно было и спросить, но риск сбить с мысли незадачливого барина представлялся слишком уж огромным. Оставалось молча ждать, когда, наконец, пьяный деревенский увалень начнёт задавать умные вопросы. По существу сделанного предложения. А пока можно было посвятить себя исследованиям.

Если уж исследовать, так всё. Не обделил вниманием хромой вояка и следующую стену, коричневато-красную, однотонную. Вся она была усеяна картинками, исполненными неуверенной рукой, почему-то мелом. Сюжеты представлялись несколько сомнительными, равно как и сопутствующие надписи к ним, однако все эти узоры общий вид не портили.

Не портила вида и стоявшая прямо на полу, двумя рядами, изысканная коллекция небольших фигурных бутылочек, с диковинными надписями на этикетках. Не зная иностранных языков, но применив фантазию, можно было догадаться, что ранее в тех пузырьках хранились анисовые капли, водку редкого урожая, экзотические вина и так далее. А можно было ничего не думать, так спокойнее.

Была ещё стена с огромными иконами, не поместившимися в красный угол.

Последняя стена ничем не радовала, ибо денег на её убранство явно не хватило. Она была бревенчатой, невыносимо голой. Но зато не раздражала пестротой и аляповатостью. Что ж, гуляя по такому вернисажу, можно разное удовольствие получить.


Ждать, однако, капитану пришлось не очень долго. Его хитрый расчёт удался: через минуты три Никита не выдержал, бросил вилку, вытер лицо салфеткой, пошёл к иконам, стал креститься. Тут уж и гость не выдержал.

— Перестаньте вы поминутно крестом себя осенять, чай не в церкви находимся!.. Приказываю вам немедленно собраться и мысленно сосредоточиться, иначе…

— Иначе что?

— Иначе разговора у нас с вами не получится! Не удастся мне вас в Петербург перетащить…

Никита, игриво махнул салфеткой.

— А-а-а… Ну… Это пустяки! Сущие пустяки!..

Он снова сел к столу.

Гость решился на крайнюю меру: сменил капитанский тон на полковничий.

— Приказываю вам… Немедленно встать! Встать, говорю!

Никита поднял на него изумлённые глаза, икнул.

— Встать? Зачем?

Капитан брызнул слюной.

— Встать, когда старший по званию вам велит! Увалень вы этакий…

Никита неохотно поднялся, стал по стойке «смирно», попытался подтянуть живот.

— Господин штабс-капитан, вам и невдомёк, что мне теперича вся эта муштра, всё это кровавое… воинское… мракобесие… без интереса… без надобности…

— Что такое?!

— Я уж и обет дал… Монастырю… И всё имущество туда… им… скоро отпишу… Не о чем мне больше волноваться в этой жизни…


Вот так удар! Капитан полдня потратил составление речей. К тому же, им было, пока в уме, подсчитано, сколько земель у отставного поручика Баранова, сколько работников и какая движимая часть имеется.

Никите же было не до подсчётов. Он с новым рвением принялся уплетать остатки ужина, с довольным видом поглаживая живот. Регулярно отрыгивая.

Заступник ветеранов посерел с лица.

— Погодите… Погодите… Что-то я не понимаю… Какой обет?!

— А чего там понимать! Вы такой же православный, как и я, а значит про обеты монастырские в курсе, не притворяйтесь. Обыкновенный обет я дал! И молебен ради этого отстоял, а на другой день — и обе службы, утреннюю и вечернюю…

— Погодите… Погодите… И что же получается в результате всего этого стояния, моления и… давания обетов?

— А то, что я уже обязан отписать всё своё имущество, движимое и недвижимое, вкупе с крепостными душами, на сугубо монастырские нужды…

— Кому лично отписывать вы всё это собрались? На чьё имя?

— Да какая теперь уже разница…

— Разница есть, и огромная! Если имя женское, а оно непременно женское, в женском-то монастыре…

Капитан, уже в который раз, вынул из-за пазухи пачку бумаг, потряс ею в воздухе.

— Я-то преотличнейше разбираюсь во всех тонкостях закона и прочего крючкотворства, а вот вы, милейший, я вижу, совершеннейший профан в этом деле!

Он с ненавистью глянул на Баранова. Вот уж… баран.

— Больше скажу: вы, Никита Гордеич, в данный момент олицетворяете собой… Вселенское зло!

Баранов, догладывавший косточку, снова громко отрыгнул.

— Не может быть! Неужели я вчера так размашисто бедокурил?! Слуги донесли вам, признайтесь!.. Честно, говоря, со мною в пьяном виде всякое возможно…

Капитан чуток послушал. Затем сделал снисходительную мину.

— Полно-полно, не пугайтесь, я ведь пошутил. Но… Шутки шутками, будь на моём месте кто-нибудь из императорских шпиков, мигом бы состряпал на вас дельце, да не одно…

Баранов даже кушать перестал. Напрочь.

— Какая же вина на мне? Извольте объясниться!

— Изволю! Вот, к примеру, вы только что оклеветали невинного человека.

— Кого?!

— Матушку-настоятельницу. Главу того монастыря, куда вы, с позволения сказать, хотите бросить… Нет, не бросить, а… изрыгнуть весь свой капитал, ни секунды не задумываясь о последствиях!..

— Да как же это?!

— Очень просто. Сначала вы назвали священный долг защитника отечества кровавым мракобесием. Потом, хоть и косвенно, утверждали, что именно матушка-настоятельница внушила вам такие мысли, лишь бы только вы не ехали в столицу, не устраивались там и не продолжали верой и правдой служить отечеству.

— О-о-о… А ведь и правда, в наши дни за такие вольности посадят…

Никита положил голову на стол, накрыл её руками, стал издавать нечеловеческие звуки.

— О-о-о… Что же теперь делать?..


Баранов ещё несколько минут пребывал душевных муках. Капитан стоял над ним, победно ухмыляясь.

— Сколько я могу вам повторять, бестолочь вы этакая: своё доброе имя вы можете доказать лишь в столице, возобновив служение императору…

Никита поднял голову.

— Я не прочь!

— Не прочь? Вот и поладили…

Гость снова достал пачку листков, начал раскладывать их на столе. Хозяин с любопытством наблюдал за его действиями.

— Как бишь, я запамятовал, ваше полное имя-отчество-то будет?

— Никита Гордеич…

— А фамилия?

— Баранов…

— Невероятно! Неужели же и впрямь «Баранов»?! — продолжал глумиться капитан. — Он снова закурил, стал хищно улыбаться, шевеля усами.

— То, что отчество у вас «Гордеич» — это хорошо-с! Это значит, что гордость в вас имеется. А вот «Баранов»… С такой фамилией, вам, братец, стыдно будет претендовать на звание главного интенданта Петербурга. Зря я, что ли, к бумажкам приставлен? Даю вам новую фамилию — «Воеводин»!

— Не надо…

— Как «не надо»?! Как «не надо»?! Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!

Никита снова рухнул лбом на скатерть, замычал уже членораздельнее.

— Без надобности мне титулы, особенно после смерти жены… Покойница любила всякие чины — для неё всю жизнь старался выслужиться, а теперича в тягость мне всё это!

Капитан неприятно захихикал, потёр руки.

— Опять неверно мыслите! Полагаете, что жена ваша вас сейчас не видит?!

— А вы полагаете — видит?!

Никита стал вертеть головой, с любопытством изучая пространство. Тут уж капитан заржал в полный голос.

— Ха-ха-ха! А ещё православным числитесь! Неужто запамятовали, что наши родные души за нами с небес наблюдают? Неужто матушка-настоятельница вас этому не научила? Чему она вас там вообще учила? Ведь не только я, а и другие заинтересоваться могут!

Никиту передёрнуло.

— Не говорите мне больше о матушке-настоятельнице, умоляю!

— Хорошо, не буду! — согласился капитан. — А вот что касаемо вашего будущего — тут уж извольте, не перестану уговаривать! Назначаю вас главным военным интендантом Петербурга — и точка!..

— Не может быть!..

— Только так, и никак иначе!

— О-о-о-о-о… Пожалуй, соглашусь! Дайте я вас расцелую, дорогой вы мой человек!..

Баранов встал из-за стола и с «бараньей» миной пошёл на гостя. В планы капитана это не входило.

— Что вы, право, как животное какое, аки бык или… баран… на меня навалились? Пустите меня! Приказываю отпустить!

Никита, неохотно, но всё же выпустил из рук благодетеля.

— О-о-о-о-о… Простите великодушно! Обижать вас и не думал! И в мыслях не имел!

Капитан перевёл дух, отряхнулся.

— Одно слово — деревня! Этак вы совсем тут одичаете! Водкой баловаться да монашенок совращать — дело непристойное, мужицкое…

Никита выкатил глаза.

— Не было этого! Я верен своей жене и после её кончины!

— Ну, не было — так не было! Это я так, шутки ради…


Уже пора была заканчивать, но тут прибежал поварёнок.

— Барин, к вам гости пожаловали! Из соседней деревни помещики — господин Бузинов с супругой! Прикажете пригласить?

— Приглашайте!

Капитан в отчаянии замахал руками.

— О, нет! Только не это! Не нужны нам гости! Пока не нужны…

— Пошто вы гостей моих так не любите? Ещё и не знакомы вовсе — а уж невзлюбили!

Капитану пришлось крякнуть и изобразить почтение.

— Скорей всего, эти гости не ваши, а очень даже мои! Как, вы говорите, их фамилия?

— Бузиновы-с!

Гость снова порылся в своих бумагах, вынул одну, вчитался.

— Так и есть! Оне-с! Ко мне-с! Видимо, не дождались письма и сами с челобитной препожаловали! Видимо, им кто-то уже донёс, что я у помещика Баранова гощу!

Никита снова перекрестился.

— Воистину слухами полнится земля наша святая!

Капитан сурово зыркнул на поварёнка.

— А теперь кыш! Доложил — и марш на сеновал дрыхнуть! Да, и попроси гостей на время выйти со двора и подождать за воротами усадьбы. У меня дело к ним зело секретное! И чтобы я тебя до утра не видел! Увижу — убью!

Никита нахмурился.

— Уж больно вы суровы с моей дворней! Нехорошо-с!

— А что хорошего в их беспардонном поведении? — зашевелил усами капитан. — Я из-за этих ваших… тварей… чуть важных посетителей не лишился — отпугнуть ведь могли, бестии!

— Так уж и отпугнуть…

После отбытия поваров Никита посуровел. Взгляд его сделался пытливым, более осмысленным. Тут надлежало капитану стушеваться, но он, как человек военный, знал: лучшая защита наступление.

— Ладно, некогда мне с вами тут рассуждать! Готовьтесь к моему визиту через месячишко-другой. О том, что тут говорено, ни слова, ни полслова, никому.

— Никому-с! Клянусь!

Гость благосклонно хмыкнул.

— Кому-кому, а вам-то клясться нет нужды. Если кто-нибудь проведает о ваших отношениях с матушкой-игуменьей…

— Не продолжайте-с! Понял! Буду всё держать в секрете, только вот…

— Что ещё?

— Как насчёт моей бараньей фамилии? Новую бумагу мне сейчас дадите или… Позже?