Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада

Конечно, за военным гостем могли стоять другие люди, более свирепые. Но зачем она им, такая хитрая да глазастая? Она ж не кисейная барышня. Заметит опасность — сразу уедет к тятеньке!

Фросенька ощутила в себе прозорливость, что-то вроде ясновидения. Вероятнее всего, гадалка мстила ей за молодость и красоту. Завидовала! Может, ей самой хотелось в Петербург? Ведь на болотах, как известно, жизнь занудная. Точно! Позавидовала старая карга! Фросенька пока ещё не знала, что после её ухода гадалка сразу же и померла, поскользнулась, ударилась виском об угол печи. Сон о блондине, приносящем смерть, оказался в руку.

В тот момент, когда шла беседа молодого барина с есаулом Репкина, Фросенька пребывала в радостном настроении. Она мечтала о пирожных! Их, наверное, в Смольном подают четыре раза в день: в завтрак, в обед, в полдник и в ужин! Ну, и, конечно, о царе дверей, о таинственном подземном владыке всё время помышляла. Ей, непосредственно перед отъездом, снился один и тот же красочный сон: симпатичный пузатый дяденька, да такой ласковый, да с такими большими перстнями на пальцах, ловко её танцевать водил, будто пушинку болтал в воздухе! А она всё туфельки теряла… Теряла и теряла… Словно Золушка из французской сказки. Нет, не зря она в Париже родилась. То было хорошее начало. Для чего? Там видно будет… А пока она считала вёрсты до столицы: полустаночки так и мелькали, так и мелькали…

На одном из полустанков подсел к ним в бричку… Капитан! Нашёл-таки время, бросил все остальные дела. Ещё и извинился, добрая душа, что прямо из отцовской избы взять её не смог — дела другие были, устраивал другие судьбы.

Выслушав о Фросенькиных снах, благодетель подтвердил, что царь дверей именно так и выглядит, мол, ему тоже подобные видения случались. Но об этом советовал пока не думать. Думать советовал о предстоящей встрече с государем. Если повезёт, он уже через несколько часов прибудет инкогнито в самую богатую гостиницу Воронежа, для предварительного знакомства с будущими фрейлинами, коих будет несколько — десять-двенадцать.

И то, что Фросеньку, минуя Смольный, могут сразу во фрейлины взять, тоже охотно подтвердил. Смотря, как она себя поведёт. Возраст-то уже солидный, целых шестнадцать лет. Смолянки в этом возрасте вовсю о женихах мечтают, а не об учёбе!..

До гостиницы оставался большой кусок. Была полночь-заполночь, а ещё даже границы города Воронежа не обозначились.

Хоть и трясло в повозке, похожей на карету, а всё же Фросеньке удалось слегка вздремнуть. Время от времени приходя в себя, вспоминая, кто она, где родилась, где всё время потом жила и куда, собственно, ехала теперь.

В полумечте-полудрёме приятно грезилось о мужчинах: то Пётр привидится, то отец, то капитан. То ещё какие-то, совершенно незнакомые, мужчины — все солидного вида, приличные, богатые.

Но лишь удавалось заснуть покрепче, сразу же являлся Пётр Сергеевич. И снова была сладость во всём теле. Наипаче внизу живота. Не рановато ли они расстались с барином? Можно было бы ещё порезвиться, практику приобрести, какую-никакую…

В очередной раз пробудившись, казачка громко вымолвила: «Петя!»

Хорошо, что капитан не слышал, тоже задремал.

Пришлось Фросеньке признаться самой себе, что за Петром Сергеевичем она ужасно сокучилась. И ещё долго будет скучать, если… Если не попадётся кто-то более оборотистый и смелый, и начнёт её так же страстно целовать, кусать и тискать… Ах… Как неудобно, всё-таки, думать про такое…

Пришлось, однако, срочно поменять ход мыслей. В таком-то положении лучше всего думать о серьёзных людях. О капитане, например. Ах, если б маменька сейчас была жива и видела, как её бравая дочь-героиня путешествует в одной повозке с таким же бравым рыцарем. Ну и что, что он намного старше, ведь мать была тоже намного младше тятеньки — на целых тридцать шесть лет!

Поймав себя на таких отважных мыслях, Фросенька смутилась даже больше, чем когда грезила о Петре Сергеевиче.

Окончательно проснувшись, она глубоко вздохнула, повернула голову, глянула на капитана. Тот уже успел перекусить, смахивал с себя хлебные крошки, лохматил носовым платком усы. Затем достал из кармана трубку.

— Не спишь, родная? Надобно готовиться ко встрече. Ради тебя ведь сам приехал!

— Уже приехал?! И давно? — всполошилась «будушая фрейлина».

— Мне о его прибытии встречные посыльные уже два раза сообщали. Пока ты дремала. Так что… Прихорашивайся! Куй железо, пока горячо.

— Поняла-поняла!..

Юная казачка, снова начисто забыв о присутствии лишних ушей, то бишь о ливрейном кучере, принялась щебетать, вслух строить смелые планы относительно будущей встречи с императором. Капитан остановил её многозначительным взглядом. И даже по-отечески пригрозил — «сделал пальчиком»!

Этот взгляд и этот жест чрезвычайно умилили Фросеньку. Какой, всё-таки, заботливый капитан. И какой самоотверженный! У самого дел полно, а он нянчится с ней, буквально нянчится! «Не спишь, родная?» Как сладко в душе после таких слов. И не только в душе…

Тут Фросенька невольно вздрогнула. Хотя, что здесь преступного? Если на отца смотерть с вожделением грех, то на капитана… Почему бы нет?

Царь ведь будет её во фрейлины отбирать, а не в любимые. Скорей всего, встреча, хоть и ночная, пройдёт хлодно, официально. А Фросеньке так хотелось тепла… Любви…

Казачка снова глянула на капитана. Сквозь ресницы, робко. Не прочитал ли он её мыслей?

Служивый только ухмылялся в усы, по-доброму подмигивал. Затем… Погладил коленку!

Фросенька вспыхнула, одернула зачем-то юбку. Затем устыдилась этого жеста. Что, если капитан обидится?

Нет, он не обиделся, а снова улыбнулся, ещё добрее.

— Не смущайся, милая, всё будет хорошо!

И снова эта добродушная улыбка…

Фросенька разомлела окончательно. Ох, если бы не казённая встреча, которой ей уже почти совсем не хотелось, она бы мигом обняла капитана, прильнула бы к нему всем телом, расцеловала бы, а затем, приехав на место, отдалась бы со всей страстью, даже более охотно, чем Петру Сергеевичу. Он солиднее «будущего графа». Да и умнее, так как в графья не метит. Он делает людей счастливыми. Он крепко стоит на земле, рассуждает здраво. Он не мечтательный маменькин сынок. Этому доброму мужлану, хотя он и старше её, намного старше, и не отец вовсе, она отдала бы всё, всю себя. Но и об отце не забывала бы, конечно.

Вдруг ей пришла здравая мысль.

— Пока я буду беседовать с…

Фросенька бросила сторожкий взгляд на кучера.

— Тс-с-с… — снова «сделал пальчиком» капитан.

Фрросенька приблизила губы к его уху.

— Пока я буду беседовать с государем, где в это время будете вы?

Капитан прищурился. Пошевелил усами. Вдруг, резко ухватив её за талию, прижал к себе. Фросенька вспыхнула, прильнула к благодетелю. Ах, снова эта сладость, захлестнувшая волной!

Благо кучер всё время сидел ровно, смотрел прямо.

От капитана пахло так же, как и от отца — табаком. Усы приятно щекотали ухо. Дыхание буквально обжигало.

— Я, моя милая, буду у себя, в той комнате, которую мне приготовили. Моё дело привезти тебя. А дальше…

— А дальше меня увезут во дворец?

— Возможно…

— Прямо-таки во дворец?!

— Неисповедимы пути государевы. Я за вершителей судеб отвечать не могу-с…

Он с тяжким вздохом отодвинулся на сидении, вжался в мягкий борт повозки. Боялся искушений? Сильных чувств? Как это мило. Какой он стеснительный, скромный, доброжелательный и совсем ещё не старый, этот ветеран отечественной войны.

Фросеньке захотелось сделать капитану что-нибудь приятное. Большое, значимое. Не тотчас, конечно, а позже. Когда станет ясной её судьба. Когда она сделается фрейлиной. Тогда она перво-наперво отблагодарит его, одарит по-царски. Если не по-царски, то по-фрейлински.

А вот и город. Вот и гостиница впереди. «Отель де Франс». В других гостиницах разве могут цари останавливаться? Хотя…

— Разве нет у царя в каждом городе по дворцу? — осторожно спросила Фросенька.

— Есть! Но это когда он открыто путешествует. А сейчас инкогнито…

Фросенька ликовала. Такие мелочи, которые не мелочи на самом деле, сильно её трогали, до глубины души: царь сподобился уделить ей время, снизошёл до такой мелкой мошечки. Знать, не такая уж и мелкая она, юная казачка, знать, дело серьёзное насчёт неё задумал император. Планы на неё имел и виды… Страна по-прежнему требовала героев! И героинь.

Бричка остановилась. Кучер спрыгнул с облучка, зевая, подошёл к капитану. Тот дал ему несколько монет.

Затем оба путешественника ступили наземь.

Из главной двери вышел швейцар, раскланялся. Почему-то только перед Фросенькой. А капитана, вроде, и не заметил! Видать, шепнули уже ему насчёт Фросенькиного будущего места во дворце.

Затем, также отдельно от капитана, уже другой служитель гостиницы, повёл девушку в прекрасные покои. Ни души там не было, а всяких красивых штучек и вкуснейших яств полным-полно. Были и пирожные, да в таком количестве, что в одиночку никак не съесть, тут и месяца не хватит.

В одиночестве Фросенька недолго оставалась. Сначала в комнату ввалились… Нет, пока ещё не люди, а только запахи. В виде металлическогго кувшина с фигурной ручкой, принесенного неприметной, почти прозрачной девушкой в чепце.

«Горничная», — догадалась Фросенька. Она знала, кто такие горничные, зря что ли, путешествовала по Европе, хоть и в малом возрасте. Да и тятенька любил о них рассказывать, когда прибыли на родину. Говорил, что те чужие девки зело покладисты. К чему он это говорил, смекнула позже.

Фросенька пошевелила ноздрями. Ах, какой же аромат шёл из сосуда Аладдина!

О пирожных она временно забыла, хотя мысли её оставались по-прежнему в животе, чуть пониже желудка. Не впервой. Снова сделалось сладко, гораздо слаще, чем во время встреч с Петром Сергеевичем. Где-то он теперь, её любезный друг?

Запахи чуть поутихли, Фросенька быстро к ним привыкла, принюхалась.

А на пороге появился важный господин. Точь-в-точь как человек из вещего сна! Весь разодетый в шелка и бархат, а также в меха…

На том величественном барине была соболья шапка, которую он хотел было сбросить небрежно, прямо на пол, но прибежавшая услужливая горничная успела подхватить её. Затем прозрачная девица в кружевном чепце присела в глубоком реверансе. Важный человек протянул ей рубль. Она приняла его, поцеловала руку дарителю. А на руке той…

Недавно виденный сон сбывался полностью! На руке той было несколько перстней. Вторая же рука, опять-таки согласно сновидению, была украшена двумя браслетами.

При человеке находился красивый саквояж красно-зелёных бархатных тонов, местами отдававший в коричневато-болотную зелень. Так то был сам болотный владыка? Именно ему было поручено готовить юную казачку ко встрече с государем?

Если подумать, иначе и быть не могло. Царь, путешествовавший инкогнито, мог полагаться только на тайные силы. Скажи он хоть одному человеку о своих планах, инкогнито нарушится.

Фросенька продолжила лихорадочно соображать. Стало быть, и капитан не совсем обычный человек? Впрочем, это чувствовалось с самого начала. Потому Полканиха и лаяла. А не потому, что он плохой.

Когда горничная удалилась, человек раскрыл саквояж, достал из него саквояжик поменьше, такой же бархатный и приглушенно цветастый.

— Вы из дворца? — спросила Фросенька.

Мужчина кивнул. И дальше он всё делал молча.

Сперва задул свечу, располагавшуюся на фигурном настенном канделябре. Шёлковая обивка кресел и кушеток мгновенно потускнела, комната погрузилась в полутьму, пронзаемую пламенем крохотной лампадки, некогда освещавшей икону. Самой иконы не было, вместо неё имелось ярковатое прямоугольное пятно, окружённое слегка выцветшим узором обоев.

В полутьме настенный канделябр стал смахивать на ветку дерева. Или на протянутую руку. Фросеньке очень захотелось пожать её. Человек из сна, будто прочитав мысли будущей фрейлины, взял тяжёлый завиток пухлыми пальцами, чуть прижал его и… резко повернул! Ну, и силища была у того барина, раз мог ворочать чугунным канделябром. Что дальше?

Дальше начались сплошные чудеса. Узорчатая стенка поплыла куда-то в сторону. Образовалась дверь, довольно широкая. И высокая, прям до потолка. Сущая дыра. Дырища!

Барин важной походкой вошёл в ту дыру. Стало тихо. Потом раздался металлический щелчок. Затем деревянно хлопнуло. Там была ещё одна дверь? Где-то шумно полилась вода. Любопытство захлёстывало Фросеньку, усидеть никак было нельзя. Она на цыпочках подошла к полураскрытому саквояжу, осторожно заглянула в него. Там лежал атласный свёрток, из которого блестящими носками торчали красивые туфли — целых две пары. Порыться бы, узнать, что там ещё внутри, да боязно. Фросенька уселась на кушетку, стала ждать.