Анита Фрэй - Монахиня Адель из Ада

По поводу кустов у Юры тогда случилась паранойя, ибо в этом смысле он знал Лялю очень хорошо. Тут самое время вспомнить об одном уроке физкультуры, проводившемся в бассейне. Ляле тогда было десять лет, а ему — пятнадцать. Он аккурат учился в пред-предпоследнем классе.

Юра и раньше видел Лялю в мокром купальнике, но это его не впечатляло. До одного рокового дня. В тот день он собрался было домой, уже вылез из душа, вытерся, как вдруг услышал крики: «Девочка тонет! Вытащите ребёнка!»

Выбежав из раздевалки и глянув в прозрачные воды бассейна, Юра заметил на дне чьё-то тело. Нырнул не раздумывая. А чего тут раздумывать, когда все только кричат, а прыгать никто не собирается. Вынырнул он… с Лялей на руках!

Тут все сразу набежали, стали советы давать, мол, дыхание надо делать искуственное… Нагнулся Юра к Лялиному лицу, а та — ка-а-ак заржёт! Он чуть не выронил её с перепугу.

Позднее выяснилось, что сидела она на дне специально — дабы панику создать. Объясняла, конечно же, по-другому, мол, тренировала задержку дыхания и для этой цели свистнула в спортзале гантелю. Проверили — так и есть, гантеля на месте. В смысле, на дне. Но нырял за ней уже не Юра.

В тот раз Ляле почти поверили, даже бабушку для допроса не вызвали — чтобы директора снова не ухандокала. Пожалели-то как раз его. Однако Юра верить не спешил. Тут явно намечалась какая-то система. Пройти сквозь стеклянную дверь — трюк опасный, ничего не скажешь. Нарочно на такое не пойдёшь. Но после случая в бассейне Юра призадумался, так как случай тот был с последствиями. Для него лично.

Попрыгав на одной ножке, вытряхнув воду из ушей, Ляля схватила его за руки и завизжала:

— Идём в раздевалку! Поможешь мне шапочку снять, раз уж ты спасатель!

Все замерли, но не от Лялиных слов. Плавки Юры встали конусом спереди. Как он ни упирался, хитрая поганка затащила его в пустую раздевалку. Там она, не прибегая к его помощи, сняла шапочку и тряхнула кудрями, которые сильно отросли. Юре захорошело…

— Юра! Юра! Лялин! Лялин!..

Толпа скандировала, как на стадионе. Юра открыл оба глаза. Вроде бы, на полсекунды отключился, а вокруг столько народу. Кто-то тряс его за плечо, кто-то по щекам лупасил. Волна голосов то спадала, то нарастала. Юре почудилось: «Гений-гений! Ленин-Ленин!» Так в детстве хвалила его бабушка.

Свою бабушку видеть Юра не чаял, та давно померла, зато Лялина прибежала, сильно запыхавшись. Какая-то добрая душа позвонила ей и сообщила о безобразии в бассейне.

Бабушка, вопреки желаниям болельщиков, скандала не устроила, а, наоборот, пристыдила Лялю за нахальное поведение. Остальным скомандовала:

— Чего пристали к мальчику? А ну, отойдите! Сынок, вставай, одевайся, пойдём…

Ляля стояла рядом, держа в руках его вещи. Одевшись, Юра хотел сразу же идти домой, но бабушка сказала, что у неё давно к нему разговор имеется, мол, лучше сейчас пойти в гости, чем на потом откладывать.

Между Гадюшником у Балтийского вокзала, где ютилась коммуналка Юры, и Лялиным домом на Лиговке всего три остановки на метро. Юра уже слышал, что Ляля с бабушкой жили одни в пятикомнатной квартире и никогошеньки туда не впускали — боялись отселения в новые районы. Страхи несколько наивные: задумают переселить, так никуда не денешься, а не задумают, будешь оплачивать лишние метры. И накой им, в самом деле, безразмерные хоромы? Продали бы половину, так и нервничать бы не пришлось. А на разницу весь Советский Союз объехали бы, вплоть до озера Байкал…

Зачем такие хоромы иметь, Юре стало ясно, лишь только он переступил порог квартиры. Такое обычно показывают в фильмах про революцию, типа входит красноармеец в буржуйские покои, а там — книги, книги, книги, книги, книги… Кто были Лялины родители, он спросить постеснялся, но на ум почему-то пришло: «профессура»…

Среди книг Юра увидел биографию Петра Первого, изданную к 200-летию Санкт-Петербурга. Таких книжек в мире всего триста экземпляров, но у отчима один имелся. И в Лялиной библиотеке такая «книжица» нашлась. Невероятное совпадение!

Три крохотные комнатёнки, набитые книгами, со стеллажами до самого потолка, имели вид публичной библиотеки. Зато в других двух можно было спать. А сложить все пятеро покоев, так вышли бы две нормальные комнаты — метров по восемнадцать. Завистники напрасно жёлчью истекали, лишними метрами в той квартире и не пахло.

Кухня тоже выглядела по-киношному: в углу имелась кафельная печь. Под эту печь когда-то покупался набор замысловатых кочерёжек, веничков и совочков. Всё это висело на диковинной бронзовой подставочке. Кругом был армейский порядок! Зная бабушкин решительный характер, на бардак в квартире рассчитывать не приходилось.

После распития чая из необыкновенных чашек с диковинным вареньем Юра удостоился беседы с бабушкой «тет-на-тет». Ляле было предложено, прямо с едой, переселиться в комнату для просмотра детской передачи. Насупленная Сирота Сирот потащила в комнату тарелку макарон, сосиски в банке производства ГДР, полбатона, бутылку кефира и целлофановый кулёчек с пряниками. Ещё зачем-то прихватила свой мокрый купальник.

— По-моему, вы её перекармливаете, — авторитетно заявил Юра. Надо же было с чего-то беседу начать.

— Да ладно, пусть ест, пока можно… Наплавалась… Нанырялась…

С этими словами бабушка достала из тайника под скатертью сигареты и спички.

— Ты куришь? — спросила она гостя.

— Не-е-ет! — возмутился тот.

— Правильно…

Вскоре и пепельница нашлась — крошечная, но зато из чешского стекла. Полюбовавшись на очаровательную заграничную стекляшку, бабушка стряхнула в неё пепел и начала увлекательное повествование.

— Я ведь ей не совсем родная, в домработницах у них ходила, пока родители не умерли. Потом опекунство взяла, вот и маюсь по сей день.

— Родителей, и правда, расстреляли?

— Да нет, это я так, для красного словца! Её родители разбились на машине, три года назад, как раз когда девке в школу идти. Потому сначала и училась плохо, всё молчала, горевала за ними очень…

— А другой родни у неё нет?

— Дальняя родня вся по Мухосранскам да по Крыжополям, а из особо близких — никого. Мы с тобой, выходит, самые близкие. Она про тебя часто рассказывает. Все мозги мне тобой запорошила…

Бабушка снова затянулась «Примой».

— Не обижайся на мой комплимент, я вполне искренне…

Юра и не думал обижаться. Ему было приятно.

— Интересный ты человек, говорят, но только этого мало, понял? За таким ребёнком глаз да глаз нужен. Не ровён час, хулиганкой вырастет. Ты заходи к нам почаще, а? Возьми над ней шефство, а?

Юра сперва удивился такой просьбе, но потом вспомнил, как он несколько раз, на правах старшеклассника, водил малышей на экскурсии в Эрмитаж, Русский Музей и Меньшиковский дворец. Выглядел он тогда и впрямь солидно. Сам себе нравился. Но была ли среди той мелкоты Ляля?..

Неожиданно из комнаты раздался писк, довольно-таки громкий. Бабушка ринулась туда. Через минуту вышли обе. Ляля плакала, показывая палец, который сильно кровоточил.

— Ну, ни на миг нельзя оставить! Ну, что за наказание такое, а?! И где только ножницы откопала?!..

Минуло два года. Ляля перешла в пятый класс, а Юра — в десятый. Как раз в то самое время грянули перемены в политике государства, народ стал активно выезжать. Теперь можно было объехать не только весь СССР, от Байкала до Прибалтики, но и всю заграницу. От школы, где учились Ляля с Юрой, сформировали две тургруппы по тридцать человек, во главе с четырьмя преподавателями — по два куровода на группу. В помощь куроводам из числа старшеклассников были выбраны координаторы. Юра сразу попал в их число.

Под поездку школе выделили некоторое количество валюты, но каждому хотелось «немного ещё», поэтому все купе были забиты бутылками с шампанским, блоками сигарет «Родопи», матрёшками, вышитыми полотенцами и прочими сувенирами. Юра в этом плане не суетился: во-первых, денег не было, а во-вторых, иностранные магазины его ничуть не трогали, они ему ещё в детстве надоесть успели. «В общем и целом» он был спокоен, но… На душе как-то непонятно скребло. И не напрасно. Ему в той поездке светил Третий Знак. Чтоб не забывал о неизбежности судьбы и о Лялином в ней присутствии. Их с Лялей отношения были полны разных Знаков, но он на них сначала не обращал внимания. Первые два Знака — стеклянная дверь и тело в бассейне — вспоминались частенько, но на солидные в мемуары, пожалуй, не тянули. Серьёзный отсчёт начался после Третьего Знака — после неудачного пересечения границы…

До границы доехали весело. В вагоне пахло колбасой, куриными ножками, первыми летними овощами, сыром, варёными яйцами и котлетами. По коридору пройти было невозможно: юные вояжёры толкались, лаялись с проводниками и друг с дружкой. Однако вскоре, ближе к паспортному и таможенному контролю, все разобрались по своим купе, стали вещи перепаковывать, декларации заполнять, совать лишнюю валюту в носки, в рукава, под матрацы — кто куда умудрился.

Со стороны таможенников бесчинств не наблюдалось. Два вагона детишек, что с них возьмёшь. Сюрпризы преподнёс — кто бы мог подумать! — паспортный контроль. С появлением в вагоне пограничников началась беготня с паспортами. У кого-то куроводы уже взяли документы, а кто-то лихорадочно рылся в чемодане, отыскивая непривычные загранкорочки. Если первый блин всегда комом, то почему первая поездка за границу должна быть исключением?

Ляля с Юрой сидели в купе одни, на нижней полочке. Полка напротив пустовала — десять минут назад с неё сорвались обе куроводихи и помчались паспорта с народа собирать. Юра прикрыл за ними дверь. Но та дверь вскоре отворилась. На пороге появился пограничник.

— Скобелева Алла Юрьевна!

Ляля вскочила, почему-то сильно покраснев, а Юра подумал: «Она ещё и Юрьевна! Атас!»

— Где ваша доверенность?

— Доверенность на неё оформляли! Сам видел! — вступился Юра.

— Сидите-сидите, не дёргайтесь, вы ведь не Алла Юрьевна!

Юра нахохлился, стал затравленно глядеть в окно. В итоге выяснилось, что бумажка, подписанная бабушкой, куда-то подевалась, и Ляле пришлось возвращаться на родину, не успев покинуть её пределы. Куроводы сразу вспомнили, что Юра многократно бывал за рубежом, так что… Сами понимаете, кому выпало везти домой несчастного ребёнка!

На обратном пути Ляля вела себя спокойно, почти совсем не приставала, не пришлось даже говорить «брысь-брысь». Она даже раскрыла свои жизненные планы, сказала, в частности, что мечтает стать актрисой или диктором телевидения.

Юра в жизненных вопросах ориентировался чётче. Он к тому времени уже успел поработать, и не каких-нибудь пару месяцев, а целых пару лет, целых два полноценных туристических сезона. Несмотря на невысокий рост, выглядел он взросло и солидно, так что уже с пятнадцати лет подрабатывал в «Интуристе» гидом. В качестве дешёвой рабсилы. Правда, крутых иностранцев ему не давали, до перестройки Юра работал исключительно с чехами. Ему бы и чехов не дали, да язык больно трудный — труднее всех славянских языков вместе взятых.

До перестройки славянские языки назывались «соцовскими», учить их мало кому хотелось — из-за нищеты носителей языка. Твёрдой валютой рядом с «соцами» не пахло, и штатные гиды на такой вариант неохотно подписывались, то и дело норовили на больничный смыться.

Чехи, сказать правду, были чуть богаче других «соцов» и на этом основании считали себя в праве доставать обслугу мелкими придирками. Ну, и, соответственно, в ответку получали, чай, не «капы»…

— Лариса, нас опять пересадили?

— Постоянные места на кладбище!

— А можно вместо кофе чай?

— Будете себя хорошо вести — получите чай!..

Этот диалог смахивает на разговор вожатой с пионерами в столовой лагеря на четыреста человек. Однако сцена происходит в солидном ресторане, за столами чавкают пожилые чехи, а рядом скачет на одной ножке гидесса примерно их же возраста, но несколько другой комплекции. Ибо она «не употребляет».

Список того, чего не принимала внутрь Лариса Юзефович, ветеранша туристического спорта, был такой же длинный и впечатляющий, как её ноги на шпильках: пиво, сливочное масло, все без исключения колбасы, макароны, сладости и т. п. В её возрасте женщины уже почти не носят высоких каблуков, а Лариска, помимо шпилек, пялила на себя ещё и юбочки до кобчика и килограммовые серьги-гири. В командировки, кроме вышеперечисленных вещей, она брала спортивную обувь и треники. Пока туристы дрыхли утром по номерам, Лариска нарезала круги вокруг гостиницы. При этом ухитрялась подмечать, кто куда идёт и что несёт. Как-то Юра на зуб попался: