— Не пугай, подруга, я и так вся на нервах! Конец света, говоришь? И чё нам теперь делать-то?

Мадам странно глянула на неё. Замерла.

— Стой, Мария! А ведь делать надо! Причём срочно! Мне же вчера Силантий насчёт вас с Маринкой поручение давал, а я о нём напрочь забыла…

В очередной раз покопавшись в сумке, экс-привратница достала две коричневые палочки. Затем, подумав, одну спрятала.

— Одной достаточно, думаю… — загадочно произнесла она. — Неси сюда свои молодые фотографии!

Вздрогнув и нахохлившись, баба Маша собралась было покинуть кухню. Но вдруг остановилась.

— А эти-то, твои-то, может, спрятать куда-нибудь, а то, не ровён час, польёт их кто-нибудь чайком или супчиком…

Она кивнула на фотки, лежавшие на столе. Мадам вскочила, забыв о недомогании.

— Да порву я их нафик и — в печку…

Бабу Машу снова передёрнуло.

— Стой, не надо рвать! Говорят, когда чьи-то-фото рвёшь, привязываешь к себе того человека…

Мадам сникла.

— Был бы человек, а то… Мразь. И приметы тут твои ни при чём, и без примет он ко мне ещё сунется, неоднократно подкатится, нужна я ему буду, как пить дать! Я ему время от времени сильно пригождаюсь, с большой регулярностью, иначе не заманивал бы меня в своё логово почти двести лет назад…

Она взирала на фотки с ненавистью.

— Хорошо, сожгу целыми!

— Погодите! — вмешался Максимка. — Если на всех этих фотках ваш главный недруг, только в разных обличьях, то, может, сохранить их стоит?

— Зачем?

— Ну, чтобы узнать при встрече… Когда-нибудь…

Старуха хмыкнула.

— Он второй раз в одном и том же обличье не является, по крайней мере, людям…

— Ну, тогда сожгите, что ли… — согласился Мася.

Мадам начала бросать фотки, по одной, в огонь. При каждом броске в печи возникала, будто живая, большая страшная морда и невыразимо морщилась, будто от боли. Потом исчезала.

— Морщится ещё, скотина, будто не знает, что его в самом конце ждут ещё худшие муки… — цедила экс-привратница, запугивая отсутствующего экс-начальника.

— Свят-Свят-Свят… — шептала баба Маша.

Воспользовавшись заминкой, она вышмыгнула из кухни и через некоторое время вернулась с двумя потрёпанными фотоальбомами.

— На, смотри, Аделаида, выбирай! Любую! — баба Маша принялась быстро-быстро переворачивать пожелтевшие картонные страницы, на которых, зацепившись углами за прорези, красовались добротные, фигурно обрезанные по краям фотоснимки времён эпохи развитого социализма.

— Эта вполне подойдёт! — сказала мадам, указав на фотографию комсомолки с толстыми косами, выложенными на груди. — Сколько лет-то тогда тебе было?

— Семнадцать, кажись. А зачем тебе такая древняя? Возьми вот эту, где я в меховой горжеточке, подаренной покойным мужем. Здесь мне уже за тридцать. Эта поприличнее будет, бери эту!

— Нет, Силантий велел дать ему комсомолок, — торжественно произнесла мадам.

— Что значит «дать»? — не поверила своим ушам баба Маша. — Для чего «дать»?

— Комсомольцы-добровольцы страну когда-то поднимали, и теперь стране то же самое не помешает! Поедешь осваивать Сибирь…

После этих слов мадам взяла коричневую палочку, побормотала над ней, и на кухонном столе возник маленький чёрный игрушечный автобусик.

— Вот на этом чёрном жуке, Мария, и полетишь туда! Хлопни по нему ладошкой, не стесняйся…

Баба Маша стояла с выпученными глазами.

— Думаю, пускай малец лучше хлопнет, а то я могу силу не рассчитать!

Максимка не заставил себя упрашивать, подбежал, хлопнул. От хлопка автобусик увеличился, примерно вдвое.

— А ещё раз можно? — спросил малец.

— Хлопай! — разрешила привратница.

— Ой, нет, сначала вынеси на улицу, от греха! — попросила испуганная баба Маша. Она правильно чувствовала ситуацию, ибо сроду не пила.

Через несколько минут Максим уже лежал на крыше огромного, допотопного, неизвестно какого года выпуска автобуса, со множеством рекламы на боках.

— Я же просила легонько хлопнуть, а ты изо всей силы зарядил! — возмутилась привратница. — Что я теперь Силантию скажу?

— Сейчас подумаем, — ответил Максим.

Он встал на ноги, подпрыгнул несколько раз, отчего автобус значительно уменьшился.

— Гы… Ты смотри, я бы не до такого не додумалась! — поизнесла мадам. И ещё раз гыкнула. И икнула…

А через пару дней, сразу после Рождества, восьмого января утром, у дома бабы Маши, прямо посреди сельского тракта, стоял тот же чёрный автобус, только в придачу битком набитый мотоциклами. Колеса некоторых мотоциклов торчали наружу, так как некоторые окна были открыты, из чего Максимка заключил, что в автобусе, должно быть, страшная холодина.

Силантий, находившийся рядом, нетерпеливо посвистывал и притопывал, трамбуя валенками снег. Он дожидался выхода из дома бабы Маши и тёть-Марины.

Наконец те появились. Бывший подчинённый мадам привратницы строго глянул на пожилых подружек. Затем сменил выражение лица и произнёс:

— Любезные дамы! А ведь вас ждут испытания! И какие!

Подруги переглянулись, пожали плечами, почти синхронно. Они в последние годы всегда синхронно реагировали на проявления окружающей среды.

— Испытания? На старости лет? А отдыхать когда? — спросила тихо баба Маша.

Как ни странно, Маринка была гораздо больше готова к переменам.

— На том свете отдохнёшь, а тут — работай до последнего, чтобы правый ответ держать перед Господом! Не профукивай время, а проживай!

— Правильно, — одобрил ход её мыслей Силантий. — А теперь — прошу следовать за мной!

Он пригласил старушек в автобус.

Из окон махины через пару минут полетели их личные вещи: сумки, пальто, валенки, шапки, платки… А сам автобус стал постепенно увеличиваться в размере, хотя, казалось бы, куда уж больше. Торчавшие колёса мотоциклов втянулись вовнутрь, окна плавно и бесшумно закрылись.

Вскоре на снегу рядом с домом бабы Маши лежал огромный чёрный дирижабль. Но и это ещё не всё. Из боков дирижабля стали вырастать крылья!

Прошло ещё несколько минут, и Максимкиному взору предстала троица: молодой комсомолец с лицом Силантия, одетый в чёрный кожаный лётный костюм с меховой подбивкой, а при нём — две девушки, очень похожие на комсомолок с молодых фото бабы Маши и Маринки. Только в этот раз на ногах у них были не носочки старомодные и не туфельки «прабабушкинской эпохи», а наимоднейшие шкары. Да и по одёжке их теперь уже старомодными было не назвать — чисто рокерши, только без мотоциклов.

«Внутри чёрного жука, сто процентов, зеркало имеется, с помощью которого я взрослым становился», — подумал Мася, но вслух не высказал. Вместо этого решил поиздеваться.

— Ну и прикид! — зашёлся он хохотом. — А зачем вам столько мотоциклов, вас же всего трое? Может, и меня с собой прихватите, а то я здесь умру от любопытства, представляя вашу сибирскую эпопею!

Силантий обнял его и пробормотал на ухо:

— А как же школа? Мы ведь надолго уезжаем…

Те слова, конечно же, были услышаны всеми, но отреагировала одна баба Маша, вернее, рокерша с её физиономией.

— Здрасьте! Школу, значит, нельзя бросать, а как же я хозяйство-то своё брошу? На кого?

Все повернулись к мадам привратнице. Та смущённо развела руками и закивала:

— Раз надо, значит надо, возражать не буду. Мне давно мечталось пожить в деревне, не зная хлопот. Колка дров и мытьё посуды, уход за курами для меня экзотический отдых, всё равно, что для кого-то Куршевель-Муршевель…

Бывшая зазеркальная мадам, теперь заправская крестьянка, по-владычному обошла автобус, оглядела со всех сторон. Потом цыкнула зубом и понесла уже совсем противоположное:

— Гм… А меня вот, за каким-то рожном, не берут… Для хозяйничанья можно и людей нанять, между прочим, я бы заплатила…

Она сказала это тихо, почти шёпотом, но Силантий расслышал, подбежал к ней.

— Не обижайтесь, душенька, я это не со злого умысла, не чтобы вас обидеть, просто там ваше присутствие будет не к месту, из-за одной отвратительной личности, очень хорошо вам знакомой…

Догадливый Максимка пришёл на выручку:

— Мадам, не обижайтесь, но, по-моему, там будет горячо, и на подмогу требуются люди, которых старый болотный правитель ещё не видел…

Мадам не унималась.

— Дык… И меня можно было бы в соплюшку превратить… А?

Силантий не дрогнул и на этот раз.

— Да, но… Эти две почтенные дамы могут оказаться нужными и в их сегодняшнем возрасте, а вам придётся постоянно в девочках ходить…

Максимка снова не выдержал.

— В скандальных девочках! Ваш характер известен всем, дочь родную в своё время выгнали…

Экс-привратница воздела руки к небу.

— Да сколько ж можно мне одно и то же вспоминать? Я — мать! Мне видней, что для дочери лучше, кабы не знала наверняка, что ей будет хорошо впоследствии, не обошлась бы с ней столь сурово. Я нарочно гнала её прочь, подальше от мерзейшего подземного болота, хотя и разрывалось материнское сердце…

— А-а-а… Понятно, — вздохнул Максимка, — нашли удобный повод?

Тут, как по заказу, из дома вышли заспанные Юра с Лялей. Они всю ночь выясняли отношения, а потом, знамо дело, отдыхали в своём стиле.

— Что такое? Что за агрегат? Снова тещёнькины шуточки? И кто это к нам идёт? Никак, колядовать?

Все глянули в ту сторону, куда смотрел Юра. На не очень-то далёком белом горизонте показались три ярко разодетые персоны — двое мужчин и женщина. Шли они невероятно быстро, будто летели, строго в направлении чёрного «жука», и уже через минуту стояли рядом с Силантием, энергично беседовали с ним. Слов почему-то не было слышно.

Одним из странных гостей оказался «электрик» Миша! Чудные шмотки на нём в этот раз, подумал Мася, как из предновогодней лавки, видно параллельно в детдомах и садиках подрабатывает, массовиком-затейником. Косит под простачка, а сам, вишь, начальник Силантия! Бабка трезвая была, когда такое говорила… Ну да, точно начальник, раз бывший старухин подчинённый теперь уже к его руке прикладывается. Больше ни к чьей руке не приложился, только к его… А ведь там ещё и женщина, одетая не хуже…

Максимка подошёл к мадам, потеребил рукав её вытертой шубы. Старуха по привычке в бомжовенькое рядилась.

— Кто это рядом с Силантием?

Бабка хотела цыкнуть, но сжалилась и пояснила.

— Мишу узнал?

— Да.

— А другие двое — Ольга и Георгий.

— Тех впервые вижу.

— Коли видишь — уже круто! Не всем такое право право дадено…

Максимка глянул туда, где спорили Ляля с Юрой. Князь что-то доказывал супруге, кивая в сторону гостей, а та только хохотала:

— Пить меньше надо, тогда и мерещиться не будет!

— Маринка с бабой Машей при всём этом не присутствовали, ибо снова спрятались в автобусе-мутанте, по команде Силантия…

Вскоре гости ушли, той же дорогой. Но почему-то за ними следов не осталось, а снег был пушистый, ещё не успевший заледенеть, за ночь его порядком навалило.

Настал момент, когда чёрный жук-самолёт, выдвинув дополнительную пару крыльев, в сумме их четыре стало, взмыл в утреннее небо, на миг в точку превратился, а затем и вовсе сделался невидимым. И нескольких секунд не прошло! Бывший автобус, расправив крылья аки пчела, помчался куда-то за Урал, неся на борту двух старых комсомолок и их временного вожака Силантия. Остальные вернулись в дом.

Глава 6. Мадам и её Петербург

Ударить ретро-мотоциклом или крутейшим байком по бездорожью любимой родины Максим всегда мечтал, потому и клянчил, чтобы его тоже взяли на борт жука. Ну, не взяли, так не взяли. Не очень-то и надо было. Многие вообще не знают про Сибирь, а папа Юра — тот в последнее время только мамой Лялей занят, остальные как бы умерли. Хотя, с утра не преминул полюбопытствовать:

— Стоп! А куда это наши матроны, переделанные в комсомолок, так поспешно рванули с малознакомым мужчиной? Не знаю, как насчёт бабы Маши, но на тёть-Марину явно не похоже.

— На экскурсию по СНГ! — радостно выкрикнул Мася.

— И надолго?

— Да как сказать, если уж Силантий за что-то взялся основательно, то дело это длинное… — сказала экс-привратница, взяв пятый кусок торта. — Пусть прокатятся подружки, а то кроме Питера и Ленобласти, поди, нигде и не были…

Отхлебнув из блюдца, она с улыбкой добавила:

— А я мальца побалую, покажу ему свой Петербург…

Максимка расцвёл, так как был уверен, что на прогулке той скучать не придётся.