Сейчас есть даже такое движение, Чайлдфри называется. Не хочешь детей? Так не рожай! Раньше же детей не имели только те, кто не мог по состоянию здоровья. Остальные же в обязательном порядке были просто обязаны испытать «радость» материнства, а не то общественность осудит. Тётке, видимо на общественность было наплевать. На желание мужей подозреваю тоже, потому как в противном случае, у неё было бы как минимум четверо детей, а она умудрилась прожить, не родив ни одного. Что нисколько её не расстраивало. Когда же ей кто-то из знакомых напоминал о старости, она рассказывала старый анекдот. Где один еврей долго не женился. Вся же его родня постоянно твердила, что ему перед смертью будет некому подать стакан воды, если он не женится. Вот он женился, нарожал много детей и дожив до глубокой старости умирает. Лежит он на смертном одре, вокруг него собралась многочисленные дети. Обвёл он их всех взглядом и говорит: «А ведь пить-то совсем не хочется». Тётка, как ни странно, оказалась права, меньше всего перед своей смертью она думала о жажде.

Мама растила меня одна, так как отец погиб ещё до моего рождения. Он работал на стройке электриком, и при подключении чего-то там, его убило током. Жили мы в общежитии, но этот момент я помню плохо, потому как была очень маленькой. Да и маму я почти не помню, когда она умерла, мне было всего пять. Моя мать приходилась тётке младшей сестрой, и кроме неё родни у меня живой не было. Тётка, знавшая о произошедшем, к себе меня брать не спешила, и меня определили в детский дом.

В детский дом же, тётка приезжала не реже раза в пару месяцев. Наверное, её мучила совесть, но не настолько, чтобы забрать племянницу к себе. С собой тётка привозила гору сладостей и обновок. Побыв со мной минут десять, и посетовав на мою тяжёлую долю, она отчаливала назад в свою жизнь, в которой для меня места не нашлось.

Со временем, я стала ей благодарна. Нет, не за приезды и обновки (хотя и за них тоже, потому как мало кого из сирот навещают), а за то, что не забрала меня из детдома. Как бы не смешно это звучало, но именно детдом стал для меня настоящей семьёй, со своими законами и не писанным уставом.

Скончалась тётка аккурат в день моего выпускного, а точнее прямо на нём. Хватив лишнего, она пустилась в пляс, видимо вспомнив времена лихой молодости. Да так растанцевалась, что грохнулась посреди спорт зала, потом врачи сказали, что сердце не выдержало. Толи она предчувствовала свою скорую кончину, толи просто подстраховалась, но выяснилось следующие: за несколько месяцев до случившегося, тётка написала завещание на моё имя и оформив его по всем правилам, привезла копию директору детского дома. Видимо решила уберечь единственную племянницу от возможного обмана госчиновникам.

Отогнав непрошеные воспоминания, я сняв куртку, уже было хотела идти в душ. Но решила все же набрать Валентину, заразе этакому, с вопросом: «Что он там о себе возомнил? На встречу не пришел, телефон отключил. Оно мне надо было мотаться за его пожитками?» Абонент, как и следовало ожидать, оказался в не зоны доступа.

Я схватила сумку и оттащила её к бабе Марфе, которая живет этажом выше, и которой часто помогаю: то с покупками, то с уборкой, то так по мелочи, сладостей там всяких ей покупаю. Да и вообще люблю, как родную бабулю, которой, к слову, у меня никогда не было.

Как я и надеялась, Марфа Васильевна не стала задавать лишних вопросов, надо так надо. С чувством исполненного долга, я поплелась на кухню, чтобы что-нибудь в себя закинуть, а затем уже сытой, отправиться в душ.

Открыв холодильник, я уставилась на пустые полки. Пара яиц и кусок сыра, успевший покрыться плесенью, аппетита мне не прибавили. В морозилке правда были пельмени, но благодаря кое-как работающему холодильнику, похожи они были на непонятный комок, выглядел который совсем не аппетитно. Тяжело вздохнув, я ограничилась стаканом воды, и успокоив себя тем, что на ночь есть вредно, потопала принимать водные процедуры.

Выйдя из ванной разморенной и сонной, отправилась прямиком на свое мягкое ложе, где с удовольствием провалилась в объятия Морфея.

Проснулась я от того, что замерзла. Не сразу даже смогла понять, почему в комнате так холодно. Шторка в комнате надувалась парусом. Все еще находясь в полусне, я потянулась, чтобы включить ночник, а затем уже шлёпать до балконной двери и закрывать её.

– Не надо этого делать!

От неожиданности я взвизгнула.

– Не надо меня пугаться, я пришел поговорить. Пока по-хорошему, – голос раздался из угла комнаты, там у меня стояли кресло и журнальный столик.

– Что значит пока? – спросила я и попыталась рассмотреть сидящего в кресле мужчину. – И почему вы входите в чужую квартиру без приглашения, да еще и ночью? – начала злиться я.

– Потому, что не стоило от меня бегать, тогда и навещать тебя не пришлось бы, – сказал мужчина зло.

– Бегать? Когда бегать? – прикинулась дурочкой я, уже прекрасно понимая, кто мой нежданный гость. Но вот то, как он выяснил мой адрес, да ещё и так быстро, осталось для меня загадкой.

– Не строй из себя дуру! Судя по тому, как ты смогла от меня ускользнуть, ты далеко не глупа.

– Чтобы убегать от вас, нужно для начала иметь таких знакомых, как вы, а у меня их нет! – продолжала я прикидываться постоянным пациентом «Кащенко».

– Каких, таких? – искренне удивился ночной гость.

– Таких, которые чистят чужие квартиры, к тому же по ночам.

Мужчина громко расхохотался.

– Ты мультик про Винни Пуха смотрела? – поинтересовался он, отсмеявшись.

– Ну, смотрела и что? – не понимая, куда он клонит, ответила я.

– Так вот, там есть такая песенка: Кто ходит в гости по ночам, тот поступает мудро.

– Чушь! – ответила я, начиная злиться. – Там про утро поётся.

– Это сути не меняет! Где монеты? – раздражаясь, ответил он. Теперь настала моя очередь удивляться. Я какое-то время пыталась переварить услышанное.

«Ну конечно, ё-моё! В сумке видимо было что-то ценное. Не только ценное, но и тяжёлое. Вполне могли быть и монеты. Но тогда, судя по весу, их там не мало. Я ведь идиотка этакая, даже заглянуть туда не догадалась. Хотя этот ночной посетитель и соврёт не дорого возьмёт. Так всё-таки, что в сумке-то? Не важно, что в сумке. Я не я, и хата не моя. Главное придурковато улыбаться и удивляться всему, что он не скажет,» – подумала я.

– Ты чё там, уснула? – гаркнул мой не званный гость. – Где монеты?

– Ка-какие монеты? – от его крика я аж подпрыгнула.

– Те самые, которые ты забрала у старухи!

– Не было никаких монет, только сумка, – заикаясь, проблеяла я.

– Про сумку давай поподробнее. Где она? – потом, как будто что-то вспомнив продолжил. – Кстати, это не ты случаем старушку на тот свет спровадила? Когда я пришёл, бабулька уже остывала, – поморщившись, сказал мой собеседник, наверное, мысленно воспроизведя увиденное накануне.

Так, стоп! Почему остывала, и что он такое мог там увидеть? При мне, Клавдия Фёдоровна была очень даже жива и здорова, мы попили чаю с клюквенным вареньем. Потом, она отдала мне вещи Вальки, именно вещи. И я отбыла восвояси, точнее, на встречу с Валей, чтоб передать ему его пожитки. Ни о каких монетах речи не было. Уж это я бы запомнила. Видимо этот псих, только что всё это придумал. А сумка могла быть тяжёлой из-за каких-нибудь нужных другу мелочей. Валька, например собирал винтажные канцтовары. Недавно он показал мне дырокол, какого-то там лохматого года, который оказался нереально тяжёлым.

– Послушайте, мужчина, а вы случаем не разыскиваемый пациент «Кащенко»? Тут по телику передавали, что вроде как сбежал один их товарищ, и они просят всех, кто что-либо знает о его местоположении, срочно связаться с ними. Фото его я не рассматривала, не думала, что понадобиться. Но сейчас понимаю, что пригодилось бы. Да и телефон для связи не запомнила. Но это не беда, сейчас мы в интернете отыщем, – с этими словами я двинула в сторону стола, где стоял мой ноутбук.

– Стой, где стоишь и не делай глупостей, – гаркнул на меня мужик, но голос его дрогнул.

– Так может это вы? – обрадовалась я, простому ответу на терзавший меня вопрос. – А иначе чего тогда так нервничать?

– Слушай сюда, сучка недоделанная, – прорычал он, больно выкручивая мою руку. Я даже не успела заметить, как он оказался рядом со мной. – Сейчас я тебя сам в психушку упеку. Где сумка, мать твою!? Учти, если не скажешь, будет ещё больнее.

Я заскулила от боли. Мне показалось, что ещё немного и увижу пресловутые звёздочки.

– Валька забрал, – захныкала я, а про себя подумала: Моё дело сумку Валентину лично в руки передать, при этом не важно, что в ней – это дело принципа. А вот с хмырём этим он пусть потом сам разбирается.

– Врёшь, дрянь. Валентин уже никогда и ничего у тебя не сможет забрать. Зачем ему сумка? Ему теперь вообще ничего не надо. Он сейчас скорее всего на облачке сидит и ногами дрыгает, – прорычал мой мучитель.

Я похолодела. Господи, во что Валя ввязался? Что он такого мог натворить, за что нужно убивать? А то, что мой незваный гость имеет в виду именно смерть дорогого друга – это однозначно. Я пыталась переварить услышанное, но как-то не очень получалось. Это просто не укладывалось в моей голове. «Красный» вполне мог соврать. Валька завтра мне позвонит, и мы с ним будем смеяться над словами моего ночного гостя. Но внутренний голос нашёптывал: нет, смеха не получится. Валентина действительно уже нет, и никогда больше не будет. Его убили. Убил! Этот придурок его и лишил жизни, заодно и старушку кокнув, а передо мной тут комедию разыгрывает.

– Я же не сказала, что он лично сумку забирал. Ему я дозвониться не смогла. Пришёл парень, представился Сергеем. Сказал, что он от Валентина, за его вещами, я и отдала. Откуда мне было знать, что там монеты? Сумка на ощупь мягкая была, ничего в ней не гремело, а по чужим вещам, я лазать не приучена. И кстати, с Клавдией Фёдоровной мы пили чай с вареньем. Ни о какой её ближайшей кончине там и речи не шло. Зачем мне убивать Божьего одуванчика? – я уже выла не стесняясь. Боль была сумасшедшей, но душу грело то, что у меня очень бдительные соседи. Возможно, в эту самую минуту у подъезда тормозят стражи правопорядка. Так что со мной разделаться у него не получиться. Только бы ментов дождаться, а там я что-нибудь придумаю.

– Чёрт с тобой! Но запомни, если выяснится, что ты меня обманула, то можешь прямо сейчас, заказывать себе деревянный домик, размером метр на два, – выдал мой ночной гость. И в этих его словах сомневаться не приходилось, так как за пару минут до того, как он это произнёс, я сама так подумала. – Твою мать, ты своим воем умудрилась весь подъезд на уши поставить. Оревуар, мадам.

Исчез он, так же как и появился – бесшумно. Но на душе после его прощания остался какой-то странный осадок. Появилось стойкое ощущение того, что меня водят за нос. Было что-то в этом незнакомце такое, что наводило на мысли, что он не тот, за кого себя выдаёт. Что-то наподобие деревенского жителя, приехавшего в столицу и пытающегося сойти за своего. И это его выпендрёжное «Оревуар». Фигня какая-то.

Толи от холода, толи от страха, но зубы отстукивали похоронный марш.

«Тьфу ты. Чтоб ему провалиться,» – подумала я, и тут же услышала, как кто-то пытался выломать мою несчастную старушку дверь, которая держалась из последних сил.

– Иду! – прокричала я, ища что-нибудь из одежды. Так ничего по пути и не найдя, открыла дверь, в чём была.

Мужчины в форме, как по команде, сначала посмотрели на мою пижамку (весьма скромную, но очень маленькую по присутствию в ней ткани), потом на мои босые ноги. Один из них, отодвинув меня в сторону, прошёлся по квартире, но никого в ней не обнаружив, вернулся на исходную позицию.

– С кем вы десять минут назад скандалили у себя в квартире? – с задумчивым видом поинтересовался всё тот же мент, разглядывая меня.

– Во-первых, практически до самого вашего прихода, я спала. Во-вторых, что вы делаете на пороге моей квартиры в четвёртом часу утра? И наконец, в-третьих, кто дал вам право, самовольно заходить на мою жилплощадь и разгуливать по ней в своей грязной обуви? Или думаете, что я молчать на этот беспредел буду? Дудки, завтра же откатаю жалобу вашему начальству, – дабы поскорее отшить всю их уже порядком поднадоевшую братию, рявкнула я. На самом же деле мне просто хотелось остаться поскорее одной и привести собственные мысли в порядок. А как выпроводить ментов? Правильно, начать возмущаться. Лучшая защита – это нападение. Действует всегда безотказно.

Мужчины посмотрели на меня в недоумении. В это время открылась соседская дверь, и на лестничную площадку высунулась взлохмаченная голова местного партизана.

– У неё это было, зуб даю! Я вообще сначала подумал, что кожу с неё снимают, так она визжала, – прошамкал сосед, Моисей Альбертович Ротшильд.