– Ренато! Ты сошел с ума!

– Я сошел с ума и был слеп, нужно так сказать! Притворщица! Развратница!

– Почему ты так говоришь? Почему так смотришь? – задыхаясь от ужаса, она пыталась защищаться: – Ренато, ты потерял рассудок?

– Ты помнишь это письмо? Отвечай!

– Я… я… я… – не находя выхода бормотала Айме.

– Оно твое. Ты не отрицаешь, не можешь отрицать. Оно твое, да, это ты писала его! Ты обманула меня!

– Нет, Ренато, нет!

– В этом письме ты жалуешься, умоляешь, просишь сострадания у другого мужчины, а теперь ты должна просить меня. Но не проси, потому что это бесполезно. Это будет бесполезно!

Айме попыталась сбежать, но грубые и решительные руки Ренато крепко держали и сжимали ее, поднимаясь к горлу. Осмелев от ужаса и безысходности, Айме удалось уклониться от рук и выплеснуть яд обвинения:

– Я не виновна. Клянусь! Это она, она! Я прошу сострадания, но не для себя. Прошу милосердия для нее. Я унижаюсь и умоляю, чтобы спасти ее. Монику!

– Что это ты говоришь?

– Моника – любовница Хуана Дьявола!

– Нет! Не может быть!

– Я поклялась любой ценой молчать. Поклялась не говорить. Ради матери. Ренато, ради нашей бедной матери, которая хотела спасти сестру. Я хотела спасти ее собственной ценой. Я прошу к ней милосердия, Ренато! Милосердия к ней и ко мне!

Придя в себя как от резкого толчка, словно поднимаясь из глубины бездны, словно луч света проступил из мглы, словно луч ослепительной надежды из глубины беспредельного отчаяния достиг его, Ренато отступил на шаг, ища правду в глазах Айме, которая плакала от испуга, и ее руки протянулись, прося жалости и сострадания, голос, ослабевший от ужаса и плача, неумело и отчаянно бормотал ложь:

– Это Моника, Моника. Моя бедная сумасшедшая сестра, я уже сказала. Она написала его для этого хищника Хуана, чтобы остановить. Не было возможным вырвать ее из лап этого бессердечного зверя. Отдать ее – то же, что отдать ее в лапы тигра. Ты не понимаешь, Ренато? Моника – любовница Хуана! Она отдалась ему в минутном помешательстве, не понимая, что делает, а он сделал ее рабой, жертвой. Ты не понимаешь?

– Как же мне понять?

– Она полюбила его в минуту помешательства, а теперь он ее хозяин. Он приказывает, таскает ее как тряпку, угрожает скандалом. Она боится его до смерти, страдает и плачет. Он мерзавец, Ренато, бандит! Но не провоцируй его, не вставай у него на пути. Позволь мне поговорить с ним.

– Не лги больше! – гневно взорвался Ренато.

– Ты не веришь тому, что я говорю? Клянусь тебе, Моника написала это письмо! Она потеряла рассудок от страха и попросила моей помощи. Ее загнали в угол, она на краю пропасти, и прямо сейчас…

– Прямо сейчас что?

– Они беседуют там, за церковью! Она пытается убедить его уехать, позволить ей вернуться в монастырь. Это единственное, чего она просит, о чем умоляет.

– Ты сказала за церковью?

– Ренато, дорогой, сжалься над Моникой, и прости меня. Прости, что не сказала тебе. Она никогда не простит мне, если узнает, что ты знаешь об этом. Она раскаивается и хочет покончить с собой, умереть.

– Из-за Хуана Дьявола? – вырвалось у Ренато, переполненного ядом и горечью.

– Не из-за него, а из-за ее греха, стыда. Я хочу ей помочь, чтобы тот оставил ее. Я пообещала купить его отъезд и молчание. Может быть, немного денег будет достаточно.

– Ты полагаешь, достаточно немного денег? – взорвался Ренато в буйном гневе. – Думаешь, Хуан настолько низкий и подлый, настолько продажный мужчина?

– Да, Ренато, да. Это правда, из-за него Моника помешалась. Она знает, что мама умерла бы, если бы случился скандал. Я обещала поговорить с этим зверем, сдержать, упросить его. – Вскоре она прервалась, увидев, как уходит Ренато, и испуганно спросила: – Куда ты?

– Я пойду туда, а ты пойдешь со мной!

Он потащил Айме за собой. Напрасно та боролась, сопротивлялась. Он шел, словно безумный, ослепший, ничего не различая в хаосе чувств, его разум и жизнь вертелись в сумасшедшем вихре. Напрягшись изо всех сил, Айме взмолилась:

– Нет, Ренато, нет! Пожалуйста, подожди, послушай!

– Перед Богом ты скажешь то, что должна сказать!

– Нет, нет! Ты сошел с ума! Не надо так со мной! – И отчаянно закричала: – Пожалуйста!

– Ренато, Айме, дочка, дочка! – напрасно взывал голос перепуганной Каталины, поскольку Ренато, как смерч несся через залы и сад, волоча Айме, а голос Каталины де Мольнар неустанно кричал: – Ренато, Айме!

Старая женщина предчувствовала и предвидела трагедию. Она побежала, но ей не хватило воздуха, в глазах помутилось, она упала на колени. Она увидела маленькую темную тень. Это был Колибри, но тот не остановился на ее отчаянный и рыдающий голос:

– Мальчик, мальчик! Быстро, на помощь!

– Что происходит? Кто зовет? – приближался старый нотариус, обеспокоенный криками о помощи, и изумленно воскликнул: – Донья Каталина!

– О, Ноэль, друг мой! Быстро! Нужно помешать этому! Позовите донью Софию! Нужно это предотвратить!

– Помешать чему?

– Он убьет мою дочь! Ай!

Она упала без чувств. Дрожащий Ноэль посмотрел по сторонам. Мрак и тишина стояли в ближайших окрестностях и в садах. Недалеко грянул гром, встряхивая пространство, и шквал ветра просвистел меж листьев в густой чаще. Он тоже предчувствовал, дрожа от подступавшего ужаса, но тщетно вознес глаза к небу, когда уже приблизился шторм. Как было бесполезно сдерживать бурю, как невозможно было схватить молнию, так невозможно было предотвратить все это. И от беспомощности он воскликнул, будто молясь:

– Боже мой! Боже мой!


4.


– Вы лжете! Вы пришли помешать мне, потому что выяснили и проследили, что мы сбежим.

– Я пришла, потому что Айме попросила! Пришла от ее имени, чтобы заставить вас понять ваше безумие и низость! Я пришла попросить вас…

– Бесполезно просить меня!

Свирепый Хуан стоял перед Моникой, гневом горели высокомерные глаза. Он шел к ней, словно хотел уничтожить, ударить ее своими мощными кулаками, но бледная, холодная и грустная фигура смело стояла, останавливая, внушая непреодолимое уважение, и в потрясающих глазах красным огнем сверкнула ненависть.

– Предупреждаю вас, если Айме не появится в течение пяти минут, я пойду ее искать, где бы она ни была, никто и ничто меня не остановит. Даже ее муж!

– Вы хотите забрать ее силой? Вы что, не понимаете, что она не хочет ехать? – протестовала Моника в гневном порыве. – Она умоляет! Ладно, не умоляет! – отчаялась Моника. – Она не хочет ехать с вами. Она пришла в себя от этой ничтожной глупости, которая теперь для нее ничего не значит. Айме сожалеет о своем безумии. Она плакала, попросила у меня, чтобы я остановила вас; она молилась, наверное, впервые в своей жизни, просила Бога, чтобы Он спас ее от вашей жестокости, дикости, грубой страсти, которую вы проявляете.

– Кто это сказал?

– Она сказала! Вы уже знаете, Хуан, она не хочет следовать за вами и просит, чтобы вы оставили ее в покое!

– Вы смеетесь надо мной?

– Нет никакой насмешки. Она раскаивается, сожалеет о своих грехах, желает исправить свою жизнь, стать преданной и верной человеку, который уважает свою жену.

– Ложь! Ложь! Пусть она придет! Пусть в лицо мне скажет, поклянется всем, что есть, скажет, что не хочет возвращаться и видеть меня, пусть потребует забыть ее имя, и только тогда…

– Замолчите! – прервала Моника властным жестом. – Кто-то идет, кто-то идет, да. Спрячемся! – Вдруг словно мир обрушился на нее, и она вскрикнула: – Ренато! – И еще испуганней: – Айме!

– Да, я! – подтвердил Ренато, приближаясь к ним. – Самая подходящая минута, Моника. Знаю, что ты притворялась, пренебрегла всем. Знаю, будешь упрекать сестру за то, что та рассказала мне, но она не могла молчать. Хочешь ты этого или нет, но я хозяин дома и глава семьи.

– Ренато! – в полном замешательстве пробормотала Моника.

– Мне важно лишь то, что ты думаешь, а не что Хуан может сказать. Вы в моем доме, а в моем доме идут по верному пути, играют по правилам, ведут себя с честью и с достоинством. Если ты позабыл, Хуан, я здесь, чтобы напомнить тебе об этом и потребовать у тебя полного отчета в поведении с Моникой.

– Что? – изумился Хуан, не понимая, что хочет сказать Ренато.

– Пойми наконец, Хуан, что этот вопрос решать будем мы с тобой, а не с женщинами, с которыми ты меряешься.

– Не представляешь, как мы это отпразднуем! – оскорбительно согласился Хуан. – Я желал встретиться с тобой лицом к лицу!

– Ну в таком случае я здесь! – жестко предложил Ренато. – Ты будешь иметь дело со мной и только со мной!

– Как пожелаешь! – бросил вызов Хуан, сделал шаг вперед и занес руку на пояс.

– Нет! Нет! Это нож! – предупредила Моника испуганным криком.

– У меня нет оружия! – заметил Ренато благородно и свирепо.

– Тем лучше! – согласился Хуан, швырнув нож на землю. – Лицом к лицу, как мужчина с мужчиной! Руками, зубами, ногтями, как пожелаешь! Я пришел, чтобы увезти ее с собой и заберу вопреки тебе!

– Ты увезешь ее, если только женишься на ней!

– Что? – растерялся Хуан. – Не женюсь на ней?

– Моника для меня как сестра. Если у тебя есть достоинство, то ты должен это исполнить!

– Моника? – ошеломленно запнулся Хуан.

– Моника, да, да! – прервала Айме решительно. – Не отрицайте этого, Хуан Дьявол, не пытайтесь лгать. Вы до предела сделали несчастной мою бедную сестру. Вы запугали, загнали ее в угол и страхом подчинили. Вы, вы…!

– Айме! – душераздирающе упрекнула Моника.

– Это правда! Правда! Прости, что рассказала Ренато, но я не могла молчать. Не могла! Прости меня, Моника, прости! Я должна была ему сказать. Это было нужно! Ты слышишь? Понимаешь? Ренато ужасно в это верить. Я должна была сказать ему правду. Это была ты… ты… ты!

Она подошла к ней, сжав руку, но Моника резко оттолкнула ее, похолодела, напряглась и ее охватила нервная дрожь. Хуан отступал, подавляя в горле изумление, Ренато шагнул к Айме, вцепившись в нее и устремил взор в лицо Моники, словно вглядываясь в бездну:

– Моника, Айме сказала, что Хуан твой любовник. Это правда или ложь?

– Это правда, Ренато, – пробормотала Моника осипшим голосом. И найдя силы и мужество, продолжала лгать, – этого человека я люблю, этому мужчине отдаю любовь и жизнь и не позволю тебе вмешиваться в это. Не позволю!

Ренато кинул молниеносный взгляд на Хуана. Он видел твердый мужественный лик, сжатые челюсти, и горящие неясным огнем глаза вонзились в него:

– Это мы уладим как мужчина с мужчиной, Хуан. Твоя жизнь против моей!

– Зачем? Ради кого? Ради этого? – взорвался Хуан от гнева и отвращения.

– За женщину, которая для меня как сестра! – проговорил Ренато решительно и угрожающе. – Выполни долг перед ней! Поведи себя как мужчина или я убью тебя, как пса!

– Нет, нет, Ренато! – вмешалась Моника с тревогой, отразившейся на бледном лице. – Это мое дело, только мое. Я не могу этого допустить.

– Замолчи! – властно оборвал Ренато. И обратившись к Хуану, воскликнул: – Только мне ты будешь отчитываться, Хуан!

– Я выполню долг. Ты принимаешь меня в мужья, Моника де Мольнар?

– Нет, нет! – отказывалась Моника с застрявшем в горле отчаянием.

– Что значит нет? А я говорю да! Ты выйдешь за Хуана Дьявола или не выйдешь отсюда живой!

Минута показалась долгой, как века, для этих трепещущих душ. Ренато отчаянно приказывал, просил, требовал. Он не поверил и половине слов Айме, едва верил, видя Монику и Хуана вместе, и в его груди стала подниматься огромная ужасная решимость, дикое желание убивать – чувство ранее не знакомое. Он хотел выяснить правду, которая в то же время пугала его, он дрожал также, как оцепеневшая Моника, которая словно только сейчас оценила глубину пропасти, внезапно раскрывшейся перед ней.

– Видишь, она не хочет выходить за меня замуж, – высказался Хуан с горьким сарказмом. – Я ничтожество для Мольнар. Как муж я никто. Я служу в качестве игрушки, развлечения, любовника на день, куклы, с которой можно развлекаться долгие месяцы, надеясь на свадьбу по своему рангу. Лишь этому я могу служить.

Он улыбнулся, улыбнулся, как мог улыбаться сатана. И смотрел не на Монику, а на Айме, которая стояла напряженно и неподвижно, ощущая, как сжимаются понемногу руки Ренато, как тот вперил в него взгляд. Словно монета взметнулась в воздухе, чтобы упасть какой-либо стороной, разыгрывая жизнь или смерть. Моника прервала безмолвное ожидание:

– Я согласна!

– Я думаю, Ренато… – начала было говорить Айме; но Ренато властно оборвал:

– А ты замолчи! Согласна, а? Конечно же согласна, Моника. Ты, Хуан, конечно же, выполняешь, – проговорил он с бесконечной горечью: – Есть ли причина делать свадьбу невозможной? Кто воспрепятствует закону? Зачем назначать свидание за церковью, Хуан, когда можно повести ее с Божьего благословения к алтарю, на радость всем, с одобрения общества? Почему бы не поженить их, Айме? Почему бы не осуществить твое желание, выполнить это по Божьим правилам, как хорошей сестре? Почему бы нам не стать посаженными на этой свадьбе? Для чего поступать как преступники, когда никто ничего не сделает, совершенно ничего, если все по закону? Ты, конечно же, согласна, Моника. Ты, конечно же, женишься, Хуан!