– Я в принципе ничего другого и не ожидала, – с всезнающим, но не деловым, а грустным видом, сообщила Оля, поправив свои длинные густые волосы, что были заделаны в хвост.

– Ты сейчас о чем? – Маша начинала втягиваться в разговор. Ей вдруг стало интересно узнать, чего это ей может поведать Оля и, с чего она вообще к ней подошла. Они не были с ней подругами, и даже общались только на уровне «привет, пока», иногда спросив друг у друга, чего задавали по тому или иному предмету или же какая погода на улице.

– Я знаю, что Вика на прошлых выходных пригласила тебя к себе. Я нечаянно подслушала ваш разговор. Она неприятный человек. Иногда может выкинуть такие дикие вещи, что просто удивляешься, насколько извращенная фантазия у человека.

– Да, с фантазией у нее проблем нет, – вздохнула Маша, – а ты откуда ее так хорошо знаешь?

– Моя двоюродная сестра вместе с ней училась, так что у меня есть на нее некий компромат.

Сейчас Маше было все равно, у кого какой есть компромат на Вику. Ей сейчас вообще было не до Вики. Хотя, интересно было бы узнать, почему та сегодня не пришла на занятия.

– Оль, у меня сейчас есть кое-какие дела поважнее. Если я надумаю разобраться с Викой, то как-нибудь сама попытаюсь это сделать. Хорошо?

– Как знаешь… – разочарованно произнесла Оля, и крикнула уже вслед уходящей Маше, – если чего обращайся! Я тебе помогу!

Маша ничего ей не ответила.

К концу занятий откуда-то появилась Вика. Ее появление не вызвало ни у кого никаких эмоций. И только, когда Вика очутилась в классе, Маша вдруг заметила, что Макс сегодня не пришел. Да ну и ладно. Совершенно неважно.

Вика, будто прячась от кого-то, осторожно прокралась к ее с Машей парте и молча выложила Машины перчатки прямо на раскрытый учебник. Маша, так же молча забрала свою вещь и убрала в рюкзак. Оставшееся время девушки просидели в полном молчании. Со стороны их поведение виделось так: две незнакомые девчонки случайно оказались за одной партой и от стеснения не знают, как начать разговор.

Уроки закончились. Маша вышла из колледжа, все мысли в голове вертелись где-то на втором плане. Сейчас она сосредоточилась на том, чтобы не забыть зайти в магазин и купить сосисок, иначе на ужин им с Верой придется есть пустой рис, завернутый в блинчики. Вера обещала сварить рис и пожарить немного блинчиков, на десерт с чаем и вишневым Машиным вареньем. На Веру иногда находило такое хозяйственное настроение, и она бралась варить ужины и завтраки, усиленно убираться в их с Машей комнате, пришивать оторвавшиеся пуговицы и вязать крючком салфетки. Но это бывало не так часто и длилось не так уж и долго – максимум три дня.

– Маша? Мария? Это вы? – к Маше подлетела веснушчатая девушка с объемным вязанным крупной вязкой шарфом на шее и так же связанной шапке с куцем помпоном на голове. Из шапки у нее в разные стороны лезли волосы, светло-рыжие и пушистые.

– А вы кто? – с подозрением уставилась Маша на девушку.

– Я Людмила, можно просто Люда. Я пришла сказать… тебе, ведь на ты удобнее, сказать большое спасибо!

Маша внимательно смотрела на Людмилу и молча ждала продолжения.

– Помните, вы недавно вернули папку Сергееву Леше?

– Ну да, помню.

– Я его девушка. Понимаете, вы просто спасли меня…

Маша с Людой двинулись от колледжа по тропинке и эмоциональная, видимо от волнения Люда, пересказала Маше первую часть истории о серой папке.

Как уже чуть выше сказала Люда, она была девушкой Леши и как Маша успела заметить, правильно заметить, что так на самом деле и было, дорожила их отношениями.

Алексей долгое время трудился над своим проектом, посвящал ему почти все свое время и так вышло, что он практически перестал уделять время Люде. Люду это не могло не задеть. Конечно, она все понимала, что научная работа для Алексея значит очень многое. Ведь и для нее ее учеба в театральном, ее занятия творчеством и наконец недавно, еще да нового года, полученная, пусть и совсем небольшая, роль в спектакле были для Люды очень важны. Но и давняя дружба с Алексеем, что переросла в более романтические, лирические отношения никаким образом не уходила у Люды на второй и последующие роли. Всё – и творчество и Леша вертелись у Люди рядом, были для нее на первом плане.

А Леша, уйдя с головой в работу над проектом, совсем перестал замечать Люду.

Люда сколько могла, мирилась с невниманием к себе, уверяла себе, что не стоит мешать Леше, что для Леши его работа очень важна. А сама все больше и больше злилась и нервничала. Леша был весь полностью в работе и будто перестал замечать Люду. И в один момент у Люды сработала реакция привлечения внимания и полной обиды. Что и говорить, у простого человека терпение бы закончилось, а Люда была творческой личностью, она собиралась стать артисткой театра, и чувствительная психика итак пережила много эмоций, словно Люда была на сцене и с полной самоотдачей играла главную роль.

Люда решила следующее: она выкрадет у Леши его папку с расчетами и он, ударившись в ее поиски, непременно обратить внимание на Люду, которая тут же станет ему помогать. И практически так и вышло. Вот только Леша настолько был потрясен пропажей папки, что до Люди его внимание так и не дошло.

И теперь уже разозлившись не на шутку, пересказав всю свою трагедию сестре, Люда в полном отчаянии вышла из подъезда сестриного дома и в порыве негодования вытащила папку, которую таскала с собой, из сумки, и шлепнула ее на лавочку у подъезда. И смахнув рукой слезу, ушла.

Потом были муки совести, перед глазами то и дело всплывало печальное лицо Леши и Люда не выдержав, позвонила сестре, чтобы та, как можно скорее, забрала папку. Люда собиралась поскорее вернуть ее.

Но папки, как известно на лавочке не оказалось. И были те еще нервы. Все выходные Люда металась из угла в угол и не знала как ей поступить. А когда с трясущимися руками и нервно дергающимся глазом, решила пойти и признаться Леше, увидела на экране телефона его номер.

Ей в трубку прозвучало настоящее чудо – папка нашлась!

– Маша, я так тебе благодарна! Я конечно призналась Леше, хотя ругала себя за это, но он меня простил и сам попросил у меня прощения. Теперь он находит время и для меня и для своих работ. Маша, ты просто спасла нашу давнюю дружбу, наши новые с ним отношения!

– Невероятная история! – сказала Маша и призадумалась.

– Маша, приглашаю тебя в театр. Я играю в спектакле, правда совсем небольшую роль. Но ведь это только начало.

– Ну, я даже не знаю…

– Диктуй свой номер, я тебе позвоню и когда у тебя появиться время… Вообщем, я тебя жду.

Девушки обменялись номерами и расстались на веселой волне. И Маша, пройдя мимо магазина, в последний момент развернулась и направилась покупать сосиски. То папка, то театр, то Генка и какие уж тут сосиски!

Ужин получился вкусный и сытный. Разговор с Верой интересный и полезный, после которого у Маши возникло желание сесть за самостоятельные работы. Вера не стала ей мешать.

Маша вечером еще несколько раз пыталась позвонить Генке, но тот упорно не брал трубку. А когда Маша позвонила в последний на сегодня раз, Генкин номер оказался в не зоны доступа.

И медленно засыпая под теплым одеялом Маша незаметно для себя расплылась в довольной улыбке. Перед ее глазами, блаженно растягивая сонное ленивое воображение, очутился Евгений, то есть просто Женя. Конечно, рыжеволосая Люда, оставила у Маши после себя приятные воспоминания. Но в разговоре с Верой все свои эмоции Маша высказала и думать о Люде, Леше и их серой папке больше не хотелось. А вот о Жене… Маша видела себя в его черной уютной машине. Себя, такую всю сырую и чумазую. И его, такого красивого, уверенного, с этой прекрасной загадочной улыбкой. Вот он поворачивается к Маше, вот что-то говорит ей. Она же сидит, словно напуганный крольчонок. Или как он сказал, лягушонок. Да точно лягушонок. А он так внимательно на нее смотрит. Кажется, она ему интересна. Его темно-серые глаза сверкают в неярком освещении машины. Но они холодны, в них ничего нет, по ним ничего невозможно понять…

Прошла неделя. Маша уехала на выходные домой. Погода стояла просто сказочная для конца марта. То есть уже на календаре было второе апреля. На улице вовсю припекало яркое солнышко, радостно пели птицы, приветствуя весну и на припеках уже начинала проглядывать молодая свеженькая травка.

Маша большую часть дня проводила на улице, наслаждаясь сладким весенним воздухом. Пару раз она вместе с мамой сходила с пятилитровыми канистрами к источнику за водой. Считалось, что вода в нем более чистая, полезная и вкусная. И в принципе, отличить чай из воды с обычного колодца и с водой из источника было не сложно. Вода из родника была более мягкой и совершенно не имела никаких даже еле уловимых привкусов, что порою, особенно по весне, когда талые воды проникали абсолютно везде, во все колодцы (а к некоторых даже в подпола и погреба) делая воду в них не такой вкусной и аппетитной, особенно остро ощущалось.

К источнику все ходили только в теплый летний период, так как никакой дороги к нему не было. Обычная полевая тропинка через широкий овраг. Так что даже если кто-то доезжал до этого оврага на машине, дальше ему все равно приходилось идти пешком. Ни один внедорожник не решался пробраться через этот овраг, слишком уж крутые склоны там были, да еще и настоящее болото по весне образовывалось в его глубине. А по бокам произрастали посадки хвойного и тут же березового леса, через который и пролегала тропинка, что вела прямо к источнику.

Еще Маша, только уже с отцом, прогулялась до реки. Половодье начиналось. Огромные глыбы потемневшего льда были покрыты трещинами, чтобы потом разбиться на просто большие куски, что бурлящая вода понесет далеко-далеко вниз по извилистому руслу реки. Раздался треск, ледяной кусок отделился от общей массы, где-то над головой закричала птица и где-то по трассе с шумом проехала тяжелая машина.

Сразу же после выходных Маша решила отправиться к Гавриловым, чтобы наконец-то переговорить с Генкой. Дозвониться до него, ей так и не удалось. У Гавриловых от Марины она узнала, что Генка уже несколько дней не появляется дома. И где он, никто не знает. Дядя Коля с тетей Галей молчали. Маша весь вечер не решалась заговорить. И только на утро к ней пришло четкое осознание, что если именно сейчас она все не расскажет, то даст возможность случиться чему-то очень плохому. Будто наступившее утро, является своего рода точкой не возврата.


– Мне нужно с вами поговорить… о Генке, – с такими словами вошла Маша на кухню.

– Доброе утро, – протянул дядя Коля.

Тетя Галя присела на стул в ожидании услышать что-то очень нехорошее о своем сыне. У нее сработало предчувствие, которое так и навивало неприятные волны по всему телу.

– Мне неделю назад удалось с ним поговорить. Он устроился на работу, – от этих слов у тети Гали всколыхнулась слабая надежда, всколыхнулась и тут же исчезла, – он ремонтирует компьютеры в какой-то конторе. Так, по крайней мере он сказал. Но мне кажется он врет. Он либо не все рассказал, либо вообще совсем придумал про компы.

Маша замолчала. Продолжать дальше разговор никто не спешил. Повисло тяжелое молчание. Тетя Галя медленно опустилась на табурет. Маша внимательно следила за ней. Лицо тети было искривлено: брови сдвинуты в кучу, губы поджаты, взгляд опечаленных глаз направлен куда-то на пол.

– Господи, да как же так?.. – тихо произнесла тетя. Маша подняла глаза на дядю, смотреть на потерянную несчастную тетю у нее больше не хватило сил. Дядя Коля сидел с суровым задумчивым лицом, что было не свойственно для него. На какие-то секунды Маша даже подумала, что зря сообщила неприятную новость с самого утра. Может, нужно было немного подождать? И только спустя еще полминуты дядя наконец-то заговорил, нарушив оглушительное молчание.

– Избаловали мы его. Слишком много дозволяли, вот он теперь и беситься. Я им займусь. Лучше поздно, чем никогда.

Тетя Галя посмотрела на мужа. Она все еще пыталась до конца осмыслить, сказанную Машей новость. И то, что дядя Коля, уже продумал в голове план реабилитации сына к нормальной жизни, вселяло в нее надежду. Но в голове у нее как все смешалось, так и продолжало еще долгое время находиться в тревожной нервной сумятице. И что он мог придумать, если они даже не знают, где сейчас Генка. Об этом тетя Галя подумала с далеким запозданием. И позитива это ей не прибавило.

– Давайте завтракать что ли, – неуверенно предложила тетя и стала раскладывать кашу по тарелкам и выставлять уже готовые бутерброды на стол.

Вскоре после завтрака Маша собралась и отправилась на учебу. От того, что она все рассказала Генкиным родителям, ей не сделалось нисколечко не легче. Теперь она думала о том, что нарушила свое слово, тут же побежала все докладывать старшим. Она не привыкла никого сдавать, она никогда ни за кем не следила и ни на кого не ябедничала. И как-то неприятно, даже паршиво что ли сделалось у нее на душе. Она не понимала, что же конкретно чувствует, почему ей так тяжело? Ведь должно быть все наоборот. Она пыталась помочь своему двоюродному брата, с которым у нее всегда были хорошие отношения, словно бы он ей был родной. Помочь! И помощь ее заключалась в том, чтобы просто донести до его родителей причину его странного поведения, чтобы те в свою очередь смогли бы как-то попытаться помощь ему. Но видимо она сообразила слишком поздно, сразу, сразу же нужно было все рассказать!