Эллен посмотрела на свои сабо.

– Я знаю, что они сюда не подходят, но нигде не могу найти парадные босоножки.

– О Эллен, простите, ради бога, это Гамлет их сжевал! Я верну вам деньги, но только, если можно, частями. Вы ведь все равно дадите мне сейчас что-нибудь надеть, правда?

Эллен улыбнулась:

– Вот, выбирай.

Дилли остановила свой выбор на коротеньких шортах и цыганской блузке, поверх которой надела корсет со шнуровкой.

– Я думаю, может, Рори напрасно не пригласил меня куда-нибудь в такое место… В такое волшебное место, куда, наверное, пойдете вы со Шпорой, а? «Плуг» – это очень обычно.

– Дилли, если волшебство происходит между вами двумя, то не имеет значения, куда вы пойдете, – сказала Эллен, обращаясь больше к себе, чем к ней. – Самое простое место покажется тебе волшебным. Вы просто будете смотреть друг другу в глаза, и весь мир исчезнет.

– Господи, Эллен! – рассмеялась девушка. – Как сентиментально! Слышали бы вы себя со стороны! Я считала себя законченным романтиком, но мне далеко до вас! А я-то думала, что вы роковая женщина, холодная и бессердечная!

– Между прочим, меня обвинили в том, что я совсем неромантична.

– Кто?

– Тот самый человек, в глазах которого для меня исчезает весь мир.


– Можете оставить меня здесь, дальше я сама дойду, – волновалась Дилли, когда они подъехали к «Плугу».

– Мне велели проводить тебя до места. – Эллен посмотрела на часы. Прибыли вовремя.

Дальний конец садика преобразился в сказочную пагоду. Проход к нему освещали гирлянды крошечных лампочек. Когда девушки появились, некоторые туристы достали фотоаппараты и приготовились снимать.

– Черт возьми! – расхохоталась Дилли. – Вот это да! Вы знали об этом?

Юная красавица шла по освещенной дорожке, совершенно счастливая, и махала рукой зрителям. Когда они вошли в беседку, Дилли даже вскрикнула от восторга.

Стол был задрапирован шелковыми шалями и заставлен разноцветными свечами. Их свет преломлялся в гранях стеклянных бусинок, свисавших с веток деревьев, плясал в воздухе, отражался в воде ручья. На скамейке сидел важный Джек Рассел – французский бульдог Рори, в белой манишке с галстуком. Возле него стояли его хозяин и Шпора. Первый прижимал подбородком скрипку, у второго на шее висела гитара.

Не успели Дилли и Эллен обменяться изумленными взглядами, как дуэт запел «Когда ты придешь ко мне в беседку», но тут же благодаря Джеку Расселу превратился в трио.

– Заткнись, Джеки, ты все портишь, – прошипел Рори краем рта. На нем был классический черный костюм с цветастой рубашкой, расстегнутой на груди, и остроносые ботинки. Белокурые свежевымытые локоны сияли чистотой. Из неряшливого конюха он превратился в полубога, рок-звезду.

Джеки продолжал подпевать. Дилли захлопала в ладоши, схватила пса на руки и стала кружиться под музыку.

Смеясь, Эллен посмотрела на Шпору. Тот немного ослабил фиолетовый галстук и закатал рукава. Его волосы упали на лицо, когда он энергично брал последние аккорды. Опять в его облике появилось что-то незнакомое. В этом человеке все время открывались новые стороны, о которых Эллен даже не подозревала.

Допев песню, Шпора закинул гитару за спину, поклонился и, не глядя на Эллен, взял ее за руку.

– Желаю вам, ребята, хорошо провести время. Мы заедем за вами попозже, – сказал он и по сверкающей дорожке повел свою даму к выходу, под одобрительные возгласы присутствующих.


– Получилась ужасная безвкусица. Я пытался отговорить Рори хотя бы от музыкального номера, но какое там! Этот парень стоит намертво, если что-то вбил себе в голову, – сказал Беллинг, когда они подошли к машине и остановились возле нее.

– По-моему, как раз наоборот. Дилли все очень понравилось.

– А тебе?

– Мне тоже. Напрасно я вчера возражала против эффектов.

– Все придумал Рори.

– А наряды? Тоже его идея?

– Нет, их выбирал я сам. Как видишь, у меня гораздо больше вкуса. – Наконец-то Шпора взглянул на нее и добавил бесстрастно: – Кстати, тебе очень идет это платье.

Комплимент получился довольно сдержанным. Эллен повела плечами, и полоска ткани соскользнула с соска.

– Наверное, эти полоски обычно приклеивают скотчем, – рассердилась Эллен.

– Нет, просто платье обычно не надевают задом наперед. У манекена эти полоски были на спине, – спокойно сказал Шпора.

– Правда? – она рассмеялась. – Давай я переодену!

– Не стоит. Так смотрится гораздо лучше. – Тут Шпора перевел глаза на ее ноги и заметил сабо.

– А почему ты не надела туфли, которые я принес?

– Они с меня сваливаются. Они на три номера больше.

– Странно. На твоей кроссовке – я храню ее – написано: «8». Я и купил восьмой размер.

– Кроссовки американские. Американский восьмой размер соответствует пятому английскому.

– Вечно эти американцы все преувеличивают. А поизящнее у тебя ничего не нашлось?

– Гамлет съел мои нарядные босоножки.

– Дай руку. Не эту – другую.

Она протянула левую руку, а он снял с мизинца кольцо с печаткой и надел ей на средний палец.

– Добро пожаловать в сказку, Эллен.

Она смущенно улыбнулась.

14

– Мистер и миссис Гарднер! Примите мои искренние поздравления по случаю Вашего бракосочетания! – расплылся в улыбке метрдотель. – День свадьбы прошел хорошо?

– Спасибо, прекрасно.

– Вместе с персоналом отеля «Истлоуд Парк» желаю вам столь же приятного вечера!

Прижимая к обнаженной груди букет ирисов, Эллен шла через огромный холл, слегка поддерживаемая Шпорой за спину.

– Мистер и миссис Гарднер? – прошептала она.

Дуновение авантюры щекотало ей виски, как морозный ветерок.

– Да, дорогая. Тебе нужно привыкать к новому имени.

Персонал знаменитого отеля был очарован обаянием молодоженов: сероглазого господина и его прелестной, несмотря на странную обувь, жены.

Официанты бросились ставить вазочки с японскими крекерами на стол орехового дерева с позолотой.

Никогда в жизни Эллен не бывала в подобных заведениях. Здание было построено в XVIII веке для вдовствующей герцогини, известной своей расточительностью и умершей еще до окончания строительства. «Истлоуд Парк» в течение многих лет считался одним из самых великолепных и элитарных отелей Англии. При отеле имелись ресторан, занимавший верхние строчки в мишленовском путеводителе; поле для гольфа, озера для рыбной ловли и охотничьи угодья. Здесь были даже номера с персональными бассейнами. Короче, отель славился неземной роскошью и столь же заоблачными ценами.

– Неплохое место для свадебного ужина, как ты считаешь?

– Пожалуй, – процедила Эллен сквозь зубы. Она тщетно пыталась сесть так, чтобы грудь не выскакивала из-под прикрытия, пусть даже столь пустячного.

Один официант наполнял бокалы из богемского хрусталя, другой протягивал им меню в бархатном переплете, цены там указаны не были. Шпора открыл карту вин и приподнял одну бровь: там цены были указаны.

Эллен облизнула губы и огляделась. В огромном зале столики казались удаленными друг от друга островами. За одним сидела группа арабов, за другим – чета японцев, еще подальше – несколько компаний американцев.

– Ты, кажется, собирался рассказать мне сказку? – напомнила Эллен.

– Слушай. Моя любимая сказка о русалочке. Маленькая Русалочка росла на дне морском, а игрушками ей служили жемчужины. Росла она, росла и выросла, стала достаточно взрослой, чтобы подняться на поверхность моря и петь возле скал песни вместе с подружками. Однажды она спасла принца, который тонул, и полюбила его. С тех пор она больше не пела песен. Замок принца стоял на скале над морем. Он каждый день выходил на обрыв и смотрел в морскую даль, а Русалочка смотрела на него и тосковала. И вот у морской колдуньи она выменяла свой серебряный голос на пару стройных ножек и заключила договор: если когда-нибудь решит вернуться в море, то превратится в пену морскую. Выйдя на берег, Русалочка обнаружила, что спасенный принц – пустой, ни на что не годный человек. И хотя он благодарен ей за спасение, но обручен с другой. У Русалочки не было голоса, чтобы рассказать принцу о своей любви. И вот наступил день свадьбы, и принц женился на принцессе, молодой и богатой. От горя у Русалочки разбилось сердце, она бросилась в море и превратилась в морскую пену.

Эллен рассматривала орнамент на потолке, который двоился и туманился у нее перед глазами.

– Принц любил принцессу, на которой женился?

– Нет, конечно. Это был политический брак. Думаю, они даже говорили на разных языках.

– Как же должна была поступить Русалочка?

– Я бы на ее месте не стал спасать тонущих принцев.

Эллен посмотрела в меню, пестрившее непонятными словами, в основном на французском языке.

– Что вам угодно, мадам Гарднер?

– Полагаюсь на твой выбор, дорогой. – Она закрыла меню и улыбнулась Шпоре.

– Сосиски и омлет, – сказал он и тоже закрыл меню. – Бутылку вот этого вина, девяносто пятого года, И минеральной воды без газа.

Получив заказ, официант безуспешно попытался сохранить невозмутимый вид, криво улыбнулся и удалился.

– Забыл тебе сказать – чтобы получить столик в ресторане, мне пришлось заказать номер в отеле.

У Эллен побежали по спине мурашки, причину которых на этот раз она затруднилась бы определить.

– И тоже по моей кредитной карте?

– Конечно.

Эллен чуть не запустила в него бокалом.

– Я убью тебя!

Официант выбрал момент и, сообщив, что шеф-повар принял заказ, поставил на стол какие-то изысканные закуски. Он получил от метрдотеля строгий наказ выполнять все прихоти очаровательных молодоженов.

– Ты и правда не умеешь дружить. Разве друзья так поступают, Шпора? Устраиваешь мистификацию, используешь мою кредитную карту, заказываешь вино, бутылка которого стоит столько же, сколько месяц проживания в нормальном отеле.

– Я хочу потратить все твои деньги, тогда тебе не на что будет уехать.

– Я уже оплатила билет и улетаю в субботу, через неделю.

Последовала долгая пауза.

– Так. А если у тебя не останется денег на такси?

– Продам джип за наличные.

– А если я подожгу его?

– Угоню у Жиля «астон мартин».

– Ничего у тебя не выйдет. На субботу его взял Эли Гейтс. Помнишь аукцион?

– Откуда ты знаешь?

– Случайно слышал.

Официант убрал грязные бокалы и наполнил новые заказанным Шпорой вином.

Эллен сделала глоток и от богатого, нежного букета потеряла дар речи: ей никогда не приходилось пить ничего подобного.

Шпора с удовольствием отметил ее реакцию.

– Как горько и как сладко! – не сразу сказала девушка.

– Надо пропить все твое имущество. Это тебя остановит?

– Из имущества у меня только рюкзак.

– А куда ты дела все свои вещи?

– У меня нет вещей. Я ничего не вожу с собой.

– Но собака не влезет в рюкзак.

– Может, возьмешь ее? Тебе ведь она нравится.

Шпора задумался, потом отрицательно покачал головой.

– Нет. Будет напоминать о тебе. Как-то с цирком «Феномен» мы были в Дании. В первый и в последний раз нам тогда разрешили выступить в «Тиволи Гардене». По проложенной туристами дорожке я вышел к памятнику Русалочке. Я просто влюбился в нее. Она выглядела точь-в-точь, как ты. Сама невинность, растоптанная современной жизнью. Вынырнула, бедная, на поверхность со дна морского после счастливого детства только для того, чтобы влюбиться в какого-то сукина сына. Видит бог, как я люблю тебя. Больше своей жизни, будь она неладна. Я только менял одну тюрьму на другую, пока не встретил тебя. Потом эти два дня свободы вместе с тобой. Теперь мне снова пора возвращаться в тюрьму, из которой я уже никогда не выйду – на этот раз заключение будет пожизненным.

Эллен смотрела на Шпору, слушала и ничего не понимала, только сердце тяжело стучало.

– Дай мне еще один день. Подари мне эту ночь. Я не могу уехать с тобой, но без этого подарка я умру.

Она потянулась к нему через стол, стул заскрипел по полу, бокал с вином опрокинулся, грудь выскочила наружу.

– Я люблю тебя, – он сжал ее руки. – Не знаю, куда подевался мой цинизм. Я верю в родство душ, в любовь с первого взгляда и даже в Иисуса Христа. Я верю, – с шепота Шпора перешел на крик. – Я верю в Спасителя нашего!

Официанты бросились к их столику и выстроились стенкой, чтобы изолировать буяна от остального зала, как защитники немецкой сборной пытаются изолировать Бэкхема.

Эллен рассмеялась. Заплакала она еще раньше. И вот, смеясь и плача одновременно, она не замечала ничего вокруг. Сосиски полетели на пол, когда Шпора устремился навстречу ей и сжал лицо любимой в ладонях.

– Сегодня я женился на самой прекрасной женщине в мире. Пусть наш брак будет коротким, но он будет самым настоящим. Именно этот брак.

Предусмотрительные японцы достали фотоаппараты: они были уверены, что перед ними английские знаменитости – судя по блестящей внешности и экстравагантному поведению.