Фиона Уокер - Море любви

– Мы сейчас говорим не обо мне, – оборвала его мать, смущенно посмотрев на большую бутылку джина, которая торчала из-за тостера.

– Так вот, в тот момент мне было все равно, что будет с моей жизнью. Если она вам нужна – возьмите ее, так я рассуждал. Я блудный сын, это моя профессия.

– Ты хороший сын, – с нажимом сказала леди Белль. – Ты преданный сын.

– В молодости мне было наплевать на чувство долга, фамильную честь и ответственность перед семьей. – Шпора обернулся к Эллен. – Я считал это пережитками прошлого. В этих драконовских школах тебе вечно твердят, кто ты такой и какую фамилию носишь, словно личность человека не имеет никакого значения по сравнению с его происхождением и родословной. Это миссия, видите ли, – даже в наше время. От имения ни черта не осталось, земли нету, управлять больше нечем, но быть Константином – высокое призвание.

– Ты же Беллинг, – пробормотала Эллен.

– Наш род – род Константинов! – гордо заявила хозяйка. – Константины владеют Оддлоудским поместьем уже триста лет.

Шпора устало посмотрел на мать.

– Прости меня, мама, но я никогда ничего этого не хотел – ни фамильной истории, ни этого дома, ни этого образа жизни. Я вернулся в этот дом, чтобы спасти его, потому что не знал, какой еще смысл можно придать моей жизни и… твоей смерти.

– Моей чему? – Она вытаращила глаза.

Сын отвел взгляд.

– Не стоит скрывать правду, мама. Я все знаю.

– Что именно?

Эллен подумала, что леди Белль прекрасная актриса. Вид у нее был совершенно обескураженный.

Шпора подошел к матери.

– У меня в руках случайно оказалось письмо. Я перечитывал его раз сто и выучил наизусть. «С большим прискорбием сообщаю Вам, что медицина бессильна в данном случае, учитывая, что процесс находится в последний стадии. Мы сделаем все возможное для облегчения страданий, но боюсь, летальный исход предрешен, и скрывать это от Вас было бы верхом непрофессионализма с моей стороны». Почему ты ничего не сказала нам с папой?

Леди Белль моргала, чтобы скрыть слезы, и пыталась удержать сдавленное рыдание.

– Это письмо от твоего врача? – спросил Шпора. – Конец был оторван.

Леди Белль прижала пальцы с перстнями к зубам и кивнула, ее полные слез глаза метались, не находя себе места. Она страдала из-за того, что ее секрет раскрыт. У Эллен сердце разрывалось от жалости к обоим – и к матери, и к сыну.

– Там почему-то советуют обратиться к Хилари Блэку. Это, кажется, известный ветеринар из Слринглоуда?

– В таком положении человек хватается за соломинку. На него была моя последняя надежда.

– Доктора ничего не могут сделать?

– Похоже, нет.

Леди Беллинг сделала шаг назад и, словно ища поддержки у своих лабрадоров, погладила их по теплой мягкой шерсти, а потом прижалась лицом к седой морде старшей собаки и что-то прошептала. Эллен послышалось что-то вроде «прости меня».

– «Уповаю на то, что оставшиеся месяцы принесут в ваши сердца радость и примирение, которые хоть немного облегчат неизбежную боль расставания». Так заканчивалось это письмо, – сказал Шпора. – Я постарался внести свою лепту, чтобы радость и примирение стали возможны. Ты очень хотела, чтобы я женился на Годспелл, и я дал свое согласие.

– Твое согласие так много значит для меня. – Мать прижалась губами к крутому лбу собаки, потом прокашлялась, и голос ее зазвучал почти обыкновенно: – Это мое предсмертное желание.

– И ты от него не откажешься, даже если оно сделает меня несчастным на всю жизнь? – мягко спросил сын.

Леди Белль сощурила глаза и, распрямившись, метнула серебристую молнию в Эллен.

– Я не допущу, чтобы эта… тварь вмешивалась в нашу жизнь.

– Она уже вмешалась! – рассмеялся Шпора. – Если бы не Эллен, я бы не согласился на этот брак. В тот роковой вечер, она была рядом – сидела за столиком неподалеку, и с нее капало, словно она только что вышла из моря. – Он покачал головой при этом воспоминании, словно заново удивляясь. – Я все время наблюдал за ней, пока вы с Эли талдычили про великие союзы и семейные узы. Эллен не замечала, что я смотрю на нее. Мне хотелось выпрыгнуть из собственной шкуры и очутиться рядом. А вас оставить делить мою шкуру, как вам будет угодно. Ведь больше ничего ни вам, ни Годспелл от меня не надо. Душа-то моя вам только помеха, правда?

Эллен припомнила тот мучительный ужин с Ллойдом. Она и не подозревала, что Шпора за ней наблюдает. Ей казалось, что он даже не узнал ее. Вспомнила его спор с матерью и то, как побледнела леди Белль, когда Шпора отказался подчиниться ее воле. Если бы Эллен знала тогда, о чем они спорят, то она устроила бы дебош и перевернула все столики в «Утиной протоке». И еще какое-то воспоминание, связанное с тем вечером, зашевелилось в потемках ее смятенного сознания, но девушка уже не смогла его ухватить.

– Ты не представляешь себе, мама, в тот вечер я готов был плюнуть на все и навсегда уехать подальше от вашего Оддлоуда, от вашей жизни, от ваших желаний. Я прочел это письмо, и земля ушла у меня из-под ног. Затем согласился на этот дикий брак, потому что был пьян, измучен и на моих глазах девушка, которую я люблю, кокетничала с другим.

– Не будь дураком! – прорычала леди Белль.

– Это правда. – Шпоря стоял перед Эллен и смотрел на нее в упор. – Я люблю тебя с той самой минуты, когда ты вместо туалета вломилась в наш шкаф с серебром. Я всю жизнь искал тебя, и, когда потерял надежду и уже решил, что тебя на самом деле не существует, как не существует Бога и Деда Мороза, ты – вот она, передо мной. Потом я долго не мог поверить, что ты тоже любишь меня.

– Я тоже люблю тебя с самой первой минуты, – призналась Эллен.

Они не обращали внимания на возмущенное рычание леди Белль. Как во сне, Шпора бессознательно обнял Эллен и прижал к себе. Он гладил ей волосы и смотрел ей в глаза.

– Расстаться с тобой – хуже, чем умереть. А рядом с тобой я согласен даже умереть, хоть сию секунду.

Эллен схватилась за его руку, чтобы не упасть.

– Не надо умирать. Я хочу жить с тобой долго-долго. Я только начала жить.

– Я не хочу и не буду потакать этому детскому бреду! – прогремела хозяйка. – Ты женишься на дочери Гейтса, Джаспер, и хватит об этом. Эта тварь уедет из города и никогда не вернется. А умирать, вы забыли, буду я.

– Нет. Я не могу этого сделать.

– Но ты обещал мне, Джаспер! Константины никогда не нарушают своих обещаний. Ты помнишь девиз нашего рода?

– «Нарушить клятву – потерять честь», – без выражения произнес Шпора, и руки его опустились.

– Только трус и слабак не держит своего слова! Только слабак не исполняет перед смертью матери, которая всегда ему верила, ее последнего желания. Только слабак ищет в жизни одних удовольствий и следует эгоистичным порывам, зная, что кости предков не обретут из-за него покоя. Если ты нарушишь свое обещание, Джаспер, ты разрушишь нашу семью. Ты докажешь, что остался таким же жалким слабаком, каким был всю жизнь!

– Я не слабак!

– Докажи это! – Она подошла к нему и прошипела в самое ухо: – Соверши хоть раз в жизни благородный поступок и дай твоей матери умереть спокойно.

– Не заставляй меня.

– Ты. Дал. Мне. Слово.

– Тогда я был готов умереть.

– А теперь я готовлюсь умереть!

Они смотрели друг на друга, такие похожие и непохожие: из одинаковых черт получились два разных лица.

– Я люблю Эллен, – сказал Шпора.

– Значит, меня ты не любишь?

– Ты моя мать. Конечно, я люблю тебя. Но Эллен я тоже люблю и не хочу ее потерять.

– Хорошо. – Рот леди Белль исказился ненавистью. – Если эта девица будет благоразумна, мы что-нибудь придумаем. Урегулируем вопрос. Это, конечно, не лучший выход, но времени у нас мало, а ты, я вижу, ослеплен, как лунатик, и ничего не соображаешь. Когда Эли придет, поговорим с ним о том, чтобы снять этой девице жилье на какое-то время. Где-нибудь подальше, в стороне от любопытных глаз. Его племянник поможет что-нибудь подыскать.

– Только вот «девица» не согласна. – Эллен задыхалась. – «Девица» не собирается оставаться здесь и смотреть, как заключается этот безобразный брак без любви.

– Да какая там любовь! – огрызнулась леди Белль. – Любовь там и не ночевала, и слава богу! Я никогда не любила отца Шпоры, и именно поэтому у нас с ним очень хороший брак.

– Мне не нужен хороший брак, – сказал сын и взял девушку за руку. – Мне нужна Эллен.

– Этот брак должен состояться, и он состоится. – Мать щелкнула каблуками. – Иначе я умру с разбитым сердцем. Видит бог, сколько грехов я тебе простила, но эту рану я унесу с собой в могилу! Если какая-то девка тебе дороже, чем я, тогда иди с ней – иди и больше не возвращайся никогда. А я умру. – Тут ее глаза загорелись, словно ей и голову пришла удачная мысль. – И моя смерть будет уже не первой на твоей совести, не так ли, Джаспер? Мы-то с тобой это знаем.

Эллен ожидала, что Шпора возмутится, но из него словно весь дух разом вышел: он сник и больше не подавал признаков жизни.

Почувствовав победу, леди Белль сжала пальцы в кулаки и вздохнула с облегчением.

– Вам следует уйти. – Она торжествующе обернулась к Эллен. – Вы должны навсегда оставить мой дом, моего сына и мой город.

Эллен с отчаянием посмотрела на Шпору, не понимая, что произошло. Его глаза потухли и не выражали ничего, кроме смертельной муки. Она с ужасом поняла, что он сдался.

– Я думаю, вы простите меня за прямоту, – злорадствовала на прощанье леди Белль. – Мне сейчас не до церемоний. Мой сын – безрассудный идиот, но я все-таки люблю его, и несколько дольше, чем вы. Вы поплачете-поплачете и скоро утешитесь. Молодые сердца легко заживают, особенно такие, которые… отдаются легко. Надеюсь, на этом ваше кратковременное знакомство с моим сыном закончено. Ступайте же, я провожу вас.

Один за другим Эллен отпускала пальцы Шпоры – словно разрывала контакты, подключавшие ее к аппарату, который поддерживал ее жизнь.

– Я запрещаю вам встречаться впредь! – заявила леди Белль, находясь в самом прекрасном расположении духа. – Категорически запрещаю.

– Да пошла ты к черту! – пробормотал Шпора. – Через неделю она уедет из Оддлоуда.

– Из твоей жизни, Джаспер, она уходит сию минуту. До ее отъезда вы больше не увидитесь.

И снова надежда Эллен на то, что Шпора взбунтуется, не оправдалась. Он кивнул головой.

– Вы что, не понимаете, что губите своего сына, заставляя его жениться ради мамы и денег? – закричала Эллен. – Вы же душу его забираете с собой в могилу. А этот проклятый дом все равно после вашей смерти заграбастает Эли и устроит здесь гостиницу или бизнес-центр.

Леди Белль пропустила мимо ушей слова о загубленной жизни сына, но упоминание о загубленном доме вызвало у нее скорбный стон. Это переполнило чашу гнева Эллен.

– Да черти в аду уже сковородку разогревают по вашу душу! А ты… – Она повернулась к Шпоре, но у нее язык не повернулся назвать его слабаком. Эллен поняла по выражению его лица, что не слабость он проявляет сейчас, а силу, на которую ни один известный ей человек не способен.

– Останься, Эллен, – сказал он, глядя в пол. – Останься, мы что-нибудь придумаем.

Но Эллен уже бежала по коридору.

– Оставайся в своей тюрьме, – бросила она ему через плечо.

– Погоди!

Изабель Беллинг набрала номер Эли Гейтса.

– Похоже, ланч отменяется, Эли. У нас возникли осложнения. Нужна твоя помощь.

– Осложнения?

– Да, эта девица. Путает нам все карты. Я услала Шпору подальше от нее, в Спринглоуд, помогать кузену. Я предупредила всех, кого надо, и тебе советую сделать то же самое. Мне кажется, нам следует действовать по резервному плану.

– Боже правый, все настолько серьезно?

– Ты себе даже не представляешь. Никогда в жизни не видела ничего подобного. – Леди Белль покачала головой. – Они называют это словом «любовь», но, по-моему, это неизученная разновидность лунатизма.

– В таком случае мы должны предупредить нотариуса и принять еще кое-какие меры.

– Но ты ведь не собираешься… – Она задохнулась.

– Нет, Изабель, я не такой кровожадный. Шестую заповедь нарушать не будем. Я все устрою.

Рано утром позвонила Поппи и, задыхаясь от возбуждения, сообщила:

– Эллен! Поступило невероятное предложение! Конечно, жаль бедных Брейкспиров, но ничего не поделаешь, рынок есть рынок. Он диктует свои правила…

После двух бессонных ночей девушка плохо соображала, она потерла виски, чтобы собраться с мыслями и от бесконечных «почему», на которые не было ответа, вернуться в «здесь и сейчас».

Миссис Джемисон опередила агента своим звонком и успела сообщить дочери, что поступило совершенно фантастическое предложение, которое они с Тео уже приняли, так что Брейкспиров придется оставить с носом. Столь успешную продажу Гусиного Дома Тео и Дженнифер приписывали исключительно уму и талантам Эллен. На ее упрек, что это неэтично по отношению к Брейкспирам, мать ответила, что никакой вины за собой не чувствует.