Миранда поверила ему от всей души, ведь ей так хотелось, чтобы это было правдой. Проходили годы, отец почти никогда не писал, она обвиняла в этом те ужасные условия, в которых он оказался. В конце концов, дедушка же сказал ей, что отец любит ее. Но теперь она стояла на совершенно чужой земле. Ее единственный друг здесь — испанец, вряд ли ему окажут лучший прием. Миранда вспомнила теперь, как далек был дедушка от реальной жизни, он был не способен разобраться в человеческих чувствах. Его это совсем не занимало. Он вечно корпел над каким-нибудь очередным научным опытом.

Но тут могучие руки обняли Миранду, отец крепко прижал ее к своей груди.

— Никогда не думал, что увижу тебя снова, — шепнул он ей на ухо. — Как ты похожа на свою мать.

Столь же неожиданно как и обняли, ее поставили на место, обратно на пыльную дорогу. Отец улыбался ей, она тоже улыбалась в ответ, на сердце стало так легко, как когда-то, когда дедушка был жив.

— Идем, нам надо добраться домой, сесть и поговорить. Тебе не следует находиться так долго на солнце.

Генри обнял ее за плечи и повел с пристани.

— Подожди минуточку. Мои вещи и… — Миранда повернулась к своей коляске.

— Амос о них позаботится.

— Но там что-нибудь разобьется!

— Не беспокойся. Я еще не такой дикарь, чтобы забыть, как вы, женщины, любите свои безделушки. Миранда даже остановилась от возмущения.

— Никакие это не безделушки. Я привезла с собой микроскоп, и, хотя он очень хрупкий, я уберегла его от волн и пиратов.

— Пиратов?!

— Да, пиратов! — Миранда просияла, увидев, как беспокоится за нее отец. Но она не хотела ненужных страхов. — Они отвратительные создания, но тебе не о чем волноваться. Они не тронули мой микроскоп.

Генри потряс немного головой, пытаясь упорядочить мысли. Он совершенно не понял, о чем она говорит, кроме того, что она рисковала жизнью, чтобы добраться до него.

— С тобой все в порядке? Пираты тебя не тронули?

— Нет… ну, один из них… уронил меня, если так можно выразиться, но мы прогнали его.

— Мы?

— О, как я могла забыть!

Миранда немедленно повернулась и побежала обратно, к дону Луису. Схватив его за руку, она потянула его к отцу.

— Я так была взбудоражена нашей встречей, что… — Миранда широко развела руками. — Вот человек, который помог мне избавиться от чудовищной опасности, спас меня от пирата. Отец, это — дон Луис де Мансера.

Миранда повернулась к испанцу и представила ему своего отца на его родном языке. Когда она оглянулась на отца, то увидела, что доброжелательная улыбка растаяла, а глаза, минуту назад излучавшие радость, были холодны как лед.

— Он — испанец!

Оглянувшись вокруг, девушка увидела, что тон отца и то, что он сказал, привлекло внимание окружающих, и они даже подошли поближе. Миранда тогда сделала шаг назад, к дону Луису, взяла его за рукав и сказала:

— Дон Луис — мой друг.

— Миранда, здесь, в Каролине, от испанцев нам одни неприятности. Я не понимаю…

— Уверяю тебя, что дон Луис не собирается причинять неприятности ни тебе, ни Каролине.

— Да, но…

— Он — мой друг, папа. Он был другом дедушки. И сопровождал меня сюда. Защитил меня от пирата.

Генри застыл на минуту, затем, пожав плечами, поклонился гостю.

— Ну хорошо, надеюсь, Джек об этом не узнает. Генри всегда быстро ориентировался в обстановке, он знал, когда он побеждает, а когда проигрывает. И он сразу понял, что ошибся, когда дочь спросила его:

—Что ты хочешь сказать? Кто такой Джек?

— Неважно, — Генри снова взял руки дочери в свои, — твоему другу в моем доме окажут наилучший прием.

— Спасибо, папа, — Миранда осторожно перевела приветствие своего отца дону Луису, умолчав обо всем том, что могло задеть гордость ее друга.

Дон Луис пробыл в Чарлз-Тауне недолго. Через неделю судно было разгружено и в свою очередь наполнено рисом. Дон Луис хотел как можно скорее попасть в Сан-Августин. Он хотел продолжить свои наблюдения над Юпитером, теперь уже в Новом Свете, и сравнить их с теми, которые он сделал в Мадриде.

К тому времени когда дон Луис уезжал, Миранда уже не могла и припомнить, почему она сомневалась в любви отца.

Генри все делал для своей дочери. Ее комната наверху его дома на Трэдд-стрит была великолепно обставлена. Он принес ей со своего склада легкие шелка и прекрасное белье, заказал дочери, хотя она и протестовала, новый гардероб, более подходящий для жаркого климата. Генри также щедро уделял ей свое время. Он и Миранда часами сидели на веранде, наслаждаясь прохладным бризом, и беседовали.

— Нам надо все наверстать, — говорил Генри, — ты должна мне все рассказать о твоей жизни в Англии.

И она рассказывала. Он слушал внимательно, хотя Миранда подозревала, что он не все понимает из ее речей. Но тем не менее она подробно говорила ему о тех опытах, которые они проводили вместе с дедушкой. Однажды Генри откинулся на стуле и, скрестив руки на животе, задал наконец вопрос, долго его терзавший.

— Ну а как же общество? Твой дедушка был графом. Он представил тебя ко двору?

— Нет, а зачем? Мы жили тихо и спокойно, в сельской местности, дедушка ездил иногда в Лондон на заседания Королевского общества, — Миранда улыбнулась, заметив недовольное выражение лица отца. — У нас бывали гости: Исаак Ньютон, Неемия Грю[5] , ботаник…

— А балы? Вечеринки?

— Да нет. С какой стати? — Миранда пожала плечами, похоже, отец был недоволен.

Генри вскочил со стула, отбросил его в сторону, прошелся по веранде и облокотился на один из белых столбиков, поддерживающих крышу.

— Я оставил тебя в Англии, потому что был уверен, что твой дедушка способен лучше воспитать тебя, чем я, — покачав головой, он взглянул на Миранду. — Разумеется, я знал о его увлечениях, но мне и в голову не приходило, что он сделает это и твоей жизнью.

— Но изучение наук — самое захватывающее занятие на земле, — глаза Миранды сияли, она рассеянно отбросила прядь волос со лба. — Еще столько всего впереди, хотя науке известно уже очень многое, больше, чем ты можешь себе представить, но поле деятельности так широко…

— А замужество?

— При чем тут замужество? — Руки Миранды бессильно упали на колени.

— Разве ты не хочешь замуж? Не хочешь детей?

— Ну да, я думаю, что да, — Миранда наклонила набок голову. — Я никогда об этом не думала.

— Никогда об этом не думала! — Генри качался на каблуках, мысленно проклиная старого дурака, который ее воспитал, и себя за то, что это допустил. Один взгляд в широко распахнутые глаза Миранды сказал ему, что она не находит ничего странного в том, что человек может не думать о замужестве.

Все эти годы, с тех пор как он уехал, Генри представлял себе дочь в Англии, веселящуюся на балах, окруженную толпой поклонников. А вместо этого она сидела скрючившись над микроскопом, обсуждая Бог знает что, черт знает с кем.

Его дорогая, так рано ушедшая жена пришла бы в ужас, если бы узнала. Единственный раз в жизни Генри был рад, что она не дожила до этого дня. Благодаря Богу Миранда добралась до него, пока еще не поздно. Генри мягко взял ее за руку.

— Не волнуйся, у такой хорошенькой, как ты, будет в Каролине целая толпа женихов.

Миранда не была уверена, что ей нужна толпа женихов, но она с удивлением услышала, что отец считает ее хорошенькой. Может быть, он просто снисходителен, как все родители? Совершенно точно, что ни один человек раньше не говорил ей, что у нее привлекательная наружность. Она, конечно, сама понимала, что у нее правильные черты лица, а кожа — чистая, что она не безобразна. Но и только. Дедушка всегда хвалил ее способности, умение логически мыслить, он никогда и никому не льстил. Но хорошенькая? Миранда решила, что надо будет выделить какое-то время вечером и поизучать самое себя в зеркале, в своей комнате.

Интересно, она показалась хорошенькой пирату? Миранда никак не могла объяснить себе, как ей пришла в голову эта мысль. Неожиданно, просто возникла, и все. Надо признаться, что в самые неподходящие минуты она вдруг его вспоминала. Миранда встряхнула головой, пытаясь избавиться от непрошеного образа.

— Что случилось? Ты чем-то расстроена? Девушка посмотрела на встревоженного отца и сказала:

— Ничего особенного.

Генри взял стул и поставил его поближе к дочери.

— Что-то не верится. Ты внезапно помрачнела. Тебя беспокоит мысль о замужестве?

— Нет, по крайней мере я так не думаю. Кстати, об этом тоже надо подумать, когда будет время.

— Тогда в чем дело?

— Я вспомнила о пирате, — честно призналась Миранда, потом спохватилась, что не надо было этого говорить. Что бы, интересно, сказал отец, если бы узнал, как часто этот варвар вторгается в ее мысли? Она поторопилась добавить:

— Как ты думаешь, что заставляет людей заниматься этим отвратительным промыслом?

— Алчность, я полагаю, — Генри отвернулся и посмотрел на гладь залива, искренне сожалея, что ему так хорошо известен ответ на этот вопрос. — Мне так жаль, что тебе довелось все это перенести.

Генри ничего против пиратов не имел, но его преследовал образ его дочери с занесенным над ее головой кинжалом. Он никак не мог догадаться, кем же был этот разбойник. Генри знал практически всех флибустьеров, бороздящих эти воды, но никто из них не подходил под описание, которое дала ему Миранда. Он жалел, что не расспросил подробнее капитана корабля Миранды, а также о том, что в Чарлз-Тауне сейчас не было Джека.

Да, Джек точно бы узнал, кто посмел тронуть Миранду, и по-свойски занялся бы этим ублюдком. Но Джека не было, и было неизвестно, когда он может вернуться. Генри со вздохом откинулся на стуле и подумал, что надо бы собрать как можно больше сведений о нем.

— Расскажи-ка мне снова об этом пирате.

— Я же говорила тебе, папа, что вряд ли смогу точно рассказать. Я была очень испугана. — Миранда набрала в грудь воздуха и повторила все, что запомнила.

— Он был высокого роста, нет, огромного роста со злыми глазами и гадкой усмешкой, от которой человека просто воротит. Он угрожал взять мой микроскоп. Один из них, по крайней мере, чуть не взял, — закончила она и сложила руки на коленях. Очевидно, это последнее было самым страшным в глазах Миранды обвинением.

— Ты говорила, что капитан пиратов сшиб тебя с ног?

— Некоторым образом.

— Возможно, он пытался убить тебя?

— Раздавить, — поправила Миранда.

— Но ты не можешь больше ничего вспомнить о его внешности?

Миранда закрыла глаза, и тотчас же перед ее мысленным взором появился пират. Он усмехался своей вызывающей улыбкой, золотые волосы обрамляли бронзовое лицо. Настоящий дикарь. И очень красивый. Уму непостижимо, почему она об этом подумала. Это было совершенно нелогично. Глаза девушки открылись.

— Нет, папа, больше я ничего не могу сказать. — Девушка встала и пошла к двери. — Мне надо почитать перед обедом. Не думай об этих пиратах. Я уверена, что мы никогда их больше не увидим.


— Как хорошо снова вернуться домой, Фин. Джек стоял на юте, следя за тем, как судно причаливает в гавани Чарлз-Тауна.

— Да уж, капитан, уж точно, иногда хорошо бывает, — Финеас ухмыльнулся, — встряхнуть дамочек.

— Только встряхнуть? — Джек хихикнул. — Надеюсь, будешь осторожен? Иди лучше сразу в портовую таверну к нашим знакомым. Я не хочу повторения того, что было на Барбадосе.

— Ну капитан, я не виноват! Бабенка с ума по мне сходила.

— Во всяком случае так думал ее муж. Фин сморщил лицо:

— Мы же нашли выход? Или нет?

— Мы едва ноги унесли.

— Именно, ты же не будешь сейчас меня ругать, капитан?

— Да нет, черт подери, — Джек посмотрел на своего рулевого, — но я не хочу неприятностей в Чарлз-Тауне. Здесь сейчас королевский сборщик податей, у меня и так вот здесь побаливает от этих мыслей, — Джек потер шею для вящей наглядности. — Я не хочу болтаться на виселице на площади.

— Бог мой, капитан, ты слишком умен для этого.

— Умен или нет, а я хочу, чтобы судно разгрузили как можно скорее. Незачем сборщику ходить и вынюхивать вокруг.

— Ты прав, капитан. Он может удивиться тому, где это мы наторговали столько испанского золота и шелка.

Улыбка Джека обнажила ряд безукоризненно ровных белых зубов.

— Пожалуй, — Джек оттолкнулся от поручней и пошел к трапу. — Пойду повидаю Чадвика и расскажу, что мы ему привезли.

— Передавай привет.

— Обязательно, ваша милость, — Джек отвесил рулевому шутливый поклон и подмигнул, — а ты передавай привет девочкам, скажи, скоро буду, стереги для меня тех, кто посвежее.

Спустившись на причал, Джек вдохнул полной грудью запахи земли и олеандра, перемешанные с соленым воздухом океана. Это напомнило ему то далекое, самое первое путешествие в Каролину. Он прибыл сюда, когда ему было всего десять лет, и, хотя путешествие из Шотландии было очень утомительным, Джек прекрасно помнил радостное возбуждение, которое его тогда охватило.