– Как вы думаете, можно будет поесть?

– Поедите вместе с мастой Дивоном в библиотеке. – Довольно невежливо толстуха толкнула Фелисити на низенькую скамейку и принялась расчесывать ее мокрые волосы, ворча, пыхтя и отдуваясь при этом. Наконец она закрутила еще влажные кудри и, подняв их на затылок, заколола шпильками на какой-то весьма странный манер.

– Я вам не какая-нибудь горничная, – пробурчала она, отступая на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

– Спасибо, все замечательно! – Девушка вскочила со скамейки и, подобрав юбки желтого шелкового платья, рванулась к двери. Ей и дела нет, что подумает о ее наряде и прическе капитан Блэкстоун! – Как пройти в эту библиотеку?

– Вниз и на…

Но, не дослушав противную экономку, Фелисити решила, что сама найдет библиотеку по запаху пищи. Однако это оказалось не так-то просто: комнат внизу было куда больше, чем предполагала Фелисити поначалу, и, тем не менее, после продолжительных поисков она нашла, наконец, искомое, причем совсем не по запаху пищи, а по клубам ароматного табака, валившего из полуоткрытой двери.

Дивон Блэкстоун стоял спиной к двери, опираясь локтем на каминную доску, в одной руке у него дымился чубук, в другой искрился стакан с темным вином. Взор мятежного капитана был устремлен на висевший над камином портрет. Фелисити вошла в комнату незамеченной.

Поначалу она честно решила объявить о своем приходе, но затем предпочла чуть замешкаться, заинтересованная изображенным на портрете человеком. Картина была написана маслом с большим талантом и, видимо, старым мастером. Но не это привлекло внимание Фелисити – ее поразил сам человек.

Мужчина на портрете был крупным, с длинными светлыми волосами, падавшими на плечи и почти закрывавшими золотую тяжелую серьгу в ухе. Черты его лица дышали отвагой, он был красив настоящей суровой мужской красотой, однако мало чем походил на язвительно-насмешливого капитана. Их роднило, пожалуй, лишь одно – пронзительный взгляд и способность полностью заполнять собой пространство: у изображенного на картине – холст, у капитана – комнату.

Девушка догадалась, что портрет изображает кого-то из предков Дивона, и, хотя она очень сомневалась в этом, все же продолжала искать сходство. В этот момент Дивон обернулся и позвал ее. Но, увы, не ее именем.

– Ну, Рыженькая, – приподняв стакан в приветствии, Улыбнулся капитан, – выглядишь ты грандиозно!

Услышав в словах Блэкстоуна прежний игриво-порочный тон, девушка поджала губы.

– Вы пьяны, – сухо заметила она, двигаясь к подносу с едой.

– Видишь, я же говорил тебе, что она умненькая шлюшка! – рассмеялся Дивон, обращаясь к портрету и подмигивая ему. – Я как раз толковал своему пра-пра-пра… Черт, никак не упомню, сколько там этих пра. Ладно, все равно, – он снова оглядел девушку, – я говорил этому пирату именно о тебе.

– Ваш прадедушка был пиратом? – Фелисити взглянула на портрет с еще большим интересом. В таком случае, нет ничего удивительно в том, что вчера капитан напомнил ей настоящего флибустьера.

– Увы, был. – Дивон одним глотком допил вино и потянулся к стоящему на камине графину. – Он плавал по испанским морям, грабил честной народ и похищал прекрасных девушек.

Одетый, как обычно, в белую рубашку с низко вырезанным воротом, позволяющим видеть курчавящиеся на груди волосы, и в туго облегающие брюки, капитан и сам выглядел так, словно был грозой и ужасом всех морей. А уж о похищении девушек не стоило и говорить – достаточно было вспомнить щедро даримые им страстные поцелуи. Фелисити покраснела, возможно, позавидовав похищенным девицам.

Слава Богу, накрытый маленький стол прогнал из ее головы постыдные мысли. Сев у раскрытого окна, откуда расстилался чарующий вид на освещенный вечерним солнцем истерзанный Ройял-Оук, девушка полностью отдалась еде, показавшейся ей божественной.

– А ты знаешь, он и жену свою похитил, – продолжал Дивон, наблюдая за тем, как девушка поглощает пищу. Ему доставляло почти удовольствие смотреть, как двигаются ее челюсти и вздымается под кружевами сливочного оттенка грудь.

– Нет, не знаю, – без интереса ответила Фелисити, занятая тем, что пыталась угадать сорт лежавшей на тарелочке рыбы.

– Ее звали Миранда, – капитан указал стаканом на другой портрет, висевший на противоположной стене. – Красивая, правда?

Девушка мельком взглянула на портрет и успела заметить лишь, что дама на нем, безусловно, хороша и одета по моде того же времени, что и пират; черные волосы, убранные кружевами, были высоко подняты, а глаза, как показалось Фелисити, лукаво смотрели на портрет напротив. Девушка тряхнула головой, чтобы выкинуть из головы подобную глупость, и вновь отдалась еде.

– Они появились здесь после того, как Джек… Господин Джек-пират, как они его звали… Словом, после того как он их простил, они с Мирандой поселились здесь. Построили еще дом, затопили поля и сделали из красивого места доходную рисовую плантацию. Короче, превратили Ройял-Оук в то, что он есть сейчас. – Тут капитан умолк и обвел глазами рваные занавеси и протертый ковер. – Нет, не в то, что сейчас, а… – Дивон вздохнул и отхлебнул еще глоток. – Привести Ройял-Оук в запустение выпало на долю моего поколения.

Фелисити почувствовала, что жалеет капитана, и удивилась – что, кроме презрения, может она испытывать к этому человеку? Однако вилка ее застыла на полпути ко рту – Девушка лихорадочно придумывала слова утешения. Блэкстоун, отвернувшись, ворочал кочергой в камине, но Фелисити могла поклясться, что в его насмешливых зеленых глазах блеснули слезы.

– Война не будет продолжаться вечно, – тронула Фелисити рукав белоснежной рубашки. Оставив трапезу, она подошла к нему сзади столь неслышно, что капитан даже вздрогнул от легкого прикосновения. Он обернулся – и к великому разочарованию девушки, в твердом прищуренном взгляде Дивона Блэкстоуна даже намека на слезы не было, наоборот, в нем светился какой-то нехороший похотливый огонь.

– Только не уверяйте меня, что вы тоже некий глупый страус, прячущий при опасности голову в песок.

– Что?

– И не говорите, будто убеждены, что эту войну выиграем мы и вышвырнем проклятых янки с наших священных земель.

– Действительно, не убеждена. – Фелисити тихо опустила ресницы. – Скорее всего, я думаю даже наоборот.

– Вот и славно! – Дивон потянулся, чтобы снова наполнить стакан. – Ибо этого не случится. О, я знаю, знаю, что вы сейчас скажете! Манассас? Манассас! Да один крепкий южанин стоит десятка противников – вот правда.

– Я вовсе не собиралась говорить ничего подобного… – Капитан снова оборвал девушку, по-видимому, неудовлетворенный только что высказанным доводом.

– Хорошо, пусть это неправда, но я знаю янки. Черт, в конце концов, я учился вместе с ними! Разве вам неизвестно, что я учился в Военно-морской академии?

Фелисити молча покачала головой, и высохшие волосы, за исключением удерживаемого шпильками узла на затылке, упали, мягкими волнами обрамляя лицо.

– Да разрази меня гром, я вышел вторым! Мне были суждены великие дела, да! – С явной злостью и насмешкой над самим собой капитан одним глотком выпил рубиновую жидкость. – Это было как раз перед началом войны.

– Вы служили во флоте Соединенных Штатов?

– Именно в нем, мисс Уэнтворт. Быстро делающий карьеру блестящий молодой офицер, черт побери!

– Но почему же тогда… вы не… не остались там?

– И не стал сражаться против своей родины? – Опьянение делало насмешку капитана неубедительной и даже забавной. – Надеюсь, вы шутите. Да вы не представляете, сколько поколений Блэкстоунов перевернется в своих могилах, посмей я предать нашу фамилию!

– Но если вы действительно не верите в дело, которое?..

– Стоп, Рыженькая, стоп. – Дивон, казалось, мгновенно пришел в себя. – Разве я говорил тебе что-нибудь подобное?! Нет, черт побери, я всегда готов защищать право государства, когда оно предпочитает само следить за своим благосостоянием! И я терпеть не могу тарифы, которые душат нашу экономику, этих толстопузых политиканов, твердящих нам, что…

– Но рабство? Неужели вы поддерживаете этот гнусный институт? – Фелисити уселась на своего конька.

– Нет, – голос капитана осел. – Я всегда говорил, что рабство – вещь отвратительная.

– И сражаетесь именно за него. За то, чтобы живые люди продолжали носить оковы!

– Оковы? – Дивон расхохотался. – Верно, вы просто начитались «Хижины дяди Тома»! Где это, тысяча чертей, видели вы эти оковы?

– Я не видела, но имею в виду… – Когда-то Иебедия дал ей экземпляр этого романа, но она так и не удосужилась прочесть его. Однако книга Бичер-Стоу была у нее на слуху, ибо сам Уэбстер частенько использовал отрывки из нее в своих пламенных проповедях.

– Ах да, я и забыл, что у вас есть особые причины восставать против рабства – у вас с вашей умирающей нянькой.

– Я никогда не восставала. – Но девушка знала, что говорит неправду: она восставала и пустословила на эту тему с немалой помпой на протяжении нескольких последних месяцев. Устыдившись самое себя, Фелисити снова села к столу и принялась за недоеденную рыбу. На какое-то время в комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь вечерними песнями лягушек и цикад, доносившимися через раскрытое окно.

– Да, кстати, как вам известно, я и не сражаюсь. Фелисити повернулась в его сторону чуть ли не вместе со стулом.

– Мне, может быть, попросить у вас прощения?

– Вы только что обвинили меня в том, что я сражаюсь за оковы. Но я всего лишь скромный прерыватель вражеских блокад, короче блокадолом, как говорят наши бравые ребята. Я, черт побери, ни разу не выстрелил в тех, кто эти блокады устраивает! Это делается совсем другим способом – я просто тихо проплываю куда нужно под покровом нашей темной южной ночи – вот и все! – Дивон отошел к окну и одной рукой приподнял тяжелую гардину. – А эта ночь будет отличной – луна в тучах, и плотный туман с реки. Идеальное время, чтобы проскочить через дьявольские сети. – Капитан испытующе посмотрел на девушку через плечо. – Знаете, порой мы проходим так близко от неприятеля, что я слышу, как они беспечно посвистывают на палубе. – Он хмыкнул. – И, ей-богу, при желании мы могли бы посвистеть дуэтом.

– Звучит весьма интригующе.

Капитан невесело засмеялся.

– Не принимайте близко к сердцу. – Он отпустил, наконец порванную гардину и уселся напротив Фелисити. – помните, я же был подающим надежды офицером флота и знал свое дело превосходно. Дьявольщина, все Блэкстоуны знали свое дело превосходно, что пираты, что каперы… Я, кажется, о последних я еще не успел вам рассказать?

– Нет, вы говорили мне только о пирате.

– Но это же самое замечательное из всего, что я мог бы вам рассказать, и раз уж вы застали меня перед портретом предка, я расскажу о нем, да и о них. – Капитан вздохнул. – Это все бабкин грех. Она считает, что история нашей семьи куда интересней волшебных сказок, и потому, когда я был маленьким и долго не мог заснуть… – В этом месте Дивон неожиданно прикусил губу и жестко закончил: – Впрочем, обо мне довольно. Давайте лучше поговорим о вас и… этих детях.

Фелисити нервно откусила кусочек кукурузного хлеба.

– Что же тут можно обсуждать?

– Ну, хотя бы то, что вас подвигло на такой риск, как путешествие в места столь отдаленные? Начните-ка с этого.

– Это я вам уже говорила: я приехала забрать детей кормилицы.

Глаза капитана неуловимо уходили от ее взора.

– Да, именно так вы и говорили, но я не верю вам ни на грош.

Фелисити нахмурилась.

– И даже теперь, когда их увидели…

– Теперь я могу всего лишь несколько засомневаться в моем первоначальном о вас мнении.

– В каком мнении?!

– В том, что вы просто шпионка.

– Шпионка! – Девушка от души расхохоталась. – Конечно, вы никогда не думали так всерьез!

– Почему же нет? Вы достаточно красивы, чтобы заставить мужчину расстаться с его секретами, – его рука протянулась через столик, чтобы поиграть с ее вьющимися по щеке кудрями. – А ваши волосы… Я был очарован ими с первого же взгляда, там, около гавани…

Наступившие сумерки наполнили комнату глубокими тенями и спеленали ее, будто кокон. Однако никто и не подумал зажечь лампу на столе или подсвечники на камине.

В такой обстановке самым разумным было бы уклониться от прикосновения пьяного капитана, но Фелисити почему-то сидела не двигаясь и, не отрываясь, смотрела на его бледное лицо, позабыв про еду. Губы ее внезапно пересохли.

Ладонь Дивона медленно скользила по ее лицу, и все тело девушки уже пронизывала какая-то острая непонятная тоска, похожая на сладость и на боль одновременно. Обхватив ладонью лицо Фелисити, капитан, перегнувшись через стол и опираясь свободной рукой на это шаткое сооружение, властно поднял его. Дыхание их смешалось в безумном запахе коньяка и желания.

И все еще не веря в то, что этот сладкий кошмар вновь пленил ее, Фелисити покорно закрыла глаза. Все существо ее рвалось лишь к этому высокому насмешливому мужчине.