– Сисси плохо. – На мгновение глаза его тревожно потемнели, но тут же в них снова засветились пренебрежение и насмешка, которых Фелисити твердо решилась не замечать.

– Увы, весьма сожалею. – Он отхлебнул из кружки. – Но я уже посылал мистера Лоури.

– Военный хирург здесь не годится.

– В таком случае, больше я помочь вам ничем не могу.

– Вы можете доставить ее в Нью-Йорк, – едва слышно проговорила Фелисити.

Дивон расхохотался каким-то лающим смехом.

– Боюсь, что вы ошиблись, мисс Уэнтворт, мой корабль не частная лавочка.

Не обращая внимания на его сарказм, Фелисити рискнула подойти еще на шаг.

– Я очень хорошо понимаю, о чем прошу вас.

– О, это, конечно, вдохновляет! Вы, видите ли, понимаете, что просите меня сунуть голову прямо в пасть к янки!

– Все будет хорошо.

– Да, рассуждать об этом, сидя в моей каюте, весьма просто! – Дивон поднял кружку в насмешливом приветствии. – Но запомните: я и близко не подойду к вашему благословенному городу Нью-Йорку. Из Нассау вы, конечно же, можете купить себе билет куда угодно. Я даже готов дать вам денег. – Дивон смотрел на девушку снизу вверх, всем своим видом выказывая полное равнодушие к ее бедам. – Ведь именно таков был ваш первоначальный план, если я не сомневаюсь?

– Да, но только вот Сисси едва ли доживет до встречи с матерью, если мы будем добираться до дома таким образом.

Капитан опустил глаза и вздохнул.

– Я сожалею, что обстоятельства сложились именно так, но жертвовать моим судном и командой ради одной девочки я не могу. Прошу меня извинить.

Фелисити знала, что он говорит правду, как бы дороги ему ни были дети и она сама, однако нахмурилась и дерзко дернула круглым плечом.

– Но почему же вас это удивляет? Вы, аболиционисты, мне уже давно хорошо известны. Я нагляделся на вас еще, будучи офицером флота Соединенных Штатов. Вы готовы свалить на южан и Юг в целом все грехи мира, а нас изображать какими-то бессердечными Симонами Легре, которые бьют, калечат и вообще занимаются черт знает чем, осмеивая все святые понятия.

– А я знаю о них совсем другое. – Фелисити говорила едва слышно, но все же ее слова заставили Дивона замолчать и смягчиться после только что произнесенной злой тирады.

– К сожалению, помочь вам я не могу ничем, – уже более дружелюбно добавил он и снова потянулся к кружке жестом, полным какого-то скрытого отчаяния.

Однако девушка не сдавалась.

– Вы будете вознаграждены по-королевски.

Возможно, Дивон поначалу просто не понял ее: он лениво оглядел ее грудь и талию, да так, что лицо Фелисити заполыхало краской стыда. Но взгляда она не отвела и ресниц не опустила.

– И какой же сорт вознаграждения вы имеете в виду, мисс?

Девушка вскинула голову.

– Денежный.

– Верно, вы забыли, что я продам хлопок.

– Но ведь не весь, который могли бы.

– А кому же я обязан тем, что пришлось выбросить за борт столь ценный груз?

Нет, она не отступит, ни за что не отступит!

– Мой отец богат… Очень богат.

– Так это он набил ваш саквояж золотом и отправил на Юг? Или это сделал Иебедия-как-его-там?

– Ни один из них не имеет к моей поездке ни малейшего отношения… они даже не знали о моих планах! – совершенно искренне добавила девушка.

– Ну, так они все равно им на руку, – пробормотал Дивон, опять поднося кружку к губам.

– Да прекратите ли вы когда-нибудь?! – Фелисити резко ударила ладонью по выщербленному столу. – И вообще, я не намерена обсуждать свои личные дела с пьяным идиотом!

Дивон, не спуская глаз с девушки, осушил кружку до дна, затем мгновенным движением бросил свое тело ей навстречу. Они оказались чуть ли не нос к носу.

– Во-первых, я трезв и не могу быть пьяным, поскольку нахожусь на борту этого судна. – Говоря это, Дивон все-таки не упомянул о том, что, выпив сейчас кувшин эля, он нарушил свое многолетнее правило не пить на борту. Нарушил же он его, как только узнал истинную причину появления этой рыжей на Юге. Он пил целый вечер, проклиная весь белый свет и любовь, на нем существующую. – А во-вторых, обсуждать вам со мной больше нечего.

– Мой отец много заплатит вам за мое удачное возвращение. Он достанет самые лучшие медикаменты, в которых так нуждается Чарлстон. Таких лекарств вы никогда не найдете ни в каком Нассау! – Руки девушки дрожали от напряжения; ей хотелось лишь одного – упасть в его объятия, но это было, увы, невозможно. Капитан угрюмо молчал, и она бросилась в новую атаку. – Я гарантирую полную безопасность и вам, и всей команде, и… «Бесстрашному».

– Ах, вы можете это гарантировать?! – Тон Дивона передать было невозможно.

Фелисити опустила ресницы.

– Мой отец может. – И поспешно добавила: – Он очень, очень богатый человек.

– Это вы так считаете.

– В его руках большая власть. Реальная власть.

По лицу девушки Дивон неожиданно прочел, что эта власть далеко не всегда была приятна его дочери. В глазах Фелисити было столько муки, что капитан почти забыл о том, сколько раз она уже лгала ему, – почти забыл. Он тряхнул головой, чтобы как можно скорее оборвать завязавшуюся между ними ниточку понимания. Несмотря на изможденность, растрепанные волосы и темные круги под синими глазами, Фелисити Уэнтворт все же оставалась для него самой прекрасной женщиной на свете.

– Ну, вот что, мисс Уэнтворт. – Дивон развалился на стуле. – Я не верю янки. Особенно богатым и влиятельным. Равно соблазнительным и рыжим. Они всегда лгут, и я имел возможность не однажды в этом убедиться.

Фелисити вздрогнула, и ему стало почти жалко ее.

– Я была вынуждена лгать вам. Что мне было делать? Объявить всему городу, что я из Нью-Йорка?

– И аболиционистка в придачу. Но это, однако, не помешало вам воспользоваться гостеприимством моей бабки…

– И вашим… – прошептала она. Дивон отвернулся.

– Я хотела признаться вам, особенно после…

– Во сколько оцениваете вы возможность добраться с детьми до Нью-Йорка в кратчайший срок? – Дивон совершенно не хотел обсуждать с нею этот вопрос, но услышать о своем признании в любви было для него просто невыносимым. Унизительно вспоминать о своих неразделенных чувствах. Кроме того, такой вопрос выбил девушку из колеи, и ему приятно было наблюдать, как она растерялась.

– Ну, я… Я не знаю. А что было бы приемлемым для вас?

– За то, что я буду рисковать своей жизнью, жизнью команды и… – он слегка усмехнулся, – не говоря уже о судне?

– Я же сказала вам…

– Да-да, я помню, – с неохотой отозвался Дивон. – Но что, если ваш отец не одобрит такой шаг?

– Он одобрит. – Фелисити в этом была уверена. – А если не одобрит он, то у меня достаточно своих средств. – Ее состояние по матери было тоже весьма значительным. – Сколько стоило снаряжение «Бесстрашного»?

– Мы с кузеном вложили в него около ста тысяч долларов.

Фелисити и глазом не моргнула.

– Мой отец заплатит вам столько же плюс рыночную стоимость хлопка… золотом.

Дивон громко свистнул.

– Да вы знаете толк в мотовстве, Рыжая! А что, если я потребую чего-либо другого, а не золота вашего панаши?

– Я… Я не понимаю, о чем вы говорите. – Фелисити почувствовала, как заныло у нее под ложечкой.

– Не понимаете? – Выражение его лица снова уличало Фелисити во лжи.

– Я понимаю только одно: вы не имеете никакого намерения доставить меня с детьми в Нью-Йорк, и потому лучше прекратить этот бессмысленный торг. – С этими словами девушка повернулась и направилась к выходу. Но не успела она взяться за ручку, как Дивон оказался рядом, заслонив от нее дверь своим плечом.

– В чем дело, Рыжуля? Неужели ты сдаешься так просто? А я думал, что аболиционисты готовы на все ради своего дела. По крайней мере, некоторые из них. – Плечи девушки задрожали, и капитан уже был готов прекратить эту комедию, обнять ее и пообещать все, что только она захочет. Но еще слишком свежа была рана, слишком чудовищен обман, и он сам почти верил в сказанную им только что фразу. – Ведь покинули же вы свой уютный безопасный дом для диких дебрей жаркого Юга?

– Прекратите! – Фелисити уткнулась пылающим лбом прямо в дверь, не осмеливаясь поглядеть Дивону в лицо. Его близость сводила ее с ума. – Вы сами такой же аболиционист, как и я. Не забывайте, что я видела ваши документы об освобождении рабов!

– Но, может быть, я подписывал эти письма скрепя сердце? Да, конечно, я ненавижу такое положение вещей, когда дети часами не разгибают спины на хлопковых плантациях, но в равной мере ненавижу и такое, когда этих детей используют на «свободных» потогонных заводах! А больше всего я ненавижу людей, которые болтают сами не зная, что и пытаются научить меня жить!

– Но ведь я так не делала…

Дивон стиснул зубы.

– Допустим, не делала. – Рука его провела уставшим жестом по деревянной обшивке дверей и коснулась кудрей на затылке Фелисити.

– Не надо, – умоляюще прошептала та.

– А может, именно этого я и потребую за вашу отправку в Нью-Йорк? – Волосы девушки были так пушисты, так наполнены мерцающим дивным светом, даже, несмотря на тусклый огонь убогой лампы.

– Вы не посмеете. – Его пальцы на ее тонкой шее заставляли девушку пылать и содрогаться.

– Не посмею? – Капитан нагнул голову и коснулся горячими губами ложбинки между плечом и шеей.

– Прошу вас… – Фелисити инстинктивно отшатнулась, ибо была перед ним слишком беззащитной.

– Прошу? – Зубы Дивона блеснули в привычной усмешке. – Прошу – что? Не трогать невинную девушку, дабы ее не соблазнить? Но ведь мы оба знаем, что поцелуй – единственное оставшееся у меня оружие.

– Нет, я не… – Конец фразы был задушен его жгучим продолжительным поцелуем. Губы капитана были жестоки и голодны, они требовали, насиловали, наполняли, а Фелисити упивалась вкусом его гнева; ощущая его не только в распаленных губах, но и в руках, терзающих ее локоны, и сильном каменеющем теле…

Она знала, что ему нужно, и, устав бороться со своим собственным телом, она решительно забросила тонкие руки ему на плечи, дрожа от желания и впивая горькую сладость его рта.

Раздался громкий мучительный стон, окончательно сломивший последнее сопротивление Фелисити. Пальцы ее заскользили по мягкому хлопку его рубашки.

А он был груб. Груб как никогда – но этого и хотела Фелисити.

Не отрываясь от ее рта, Дивон повернул девушку к столу и сильно прижал, небрежно смахнув перед этим кувшин и кружку прямо на пол.

Фелисити настолько потеряла голову в бушующем море страсти, что даже не ощутила спиной жесткую деревянную поверхность стола. Юбки ее были подняты, но она едва ощутила дуновение прохладного воздуха по ее разгоряченным ногам.

Через секунду рот капитана был уже прижат к сокровенному входу, а Фелисити, подгоняемая его бешеным языком, в исступлении колотила сжатыми кулачками по его широким плечам, разжимая их лишь для того, чтобы прижать любимую голову еще плотнее, жарче, больнее…

Когда Дивон вошел в нее, девушка была уже почти без сознания. Его первый толчок словно привел ее немного в себя, она ощутила удовлетворяющее состояние заполненности. Вскоре наступил и оргазм.

Его же собственная разрядка оказалась быстрой, мучительной и оставила Дивона совершенно изможденным. Он был полным и безраздельным хозяином ее тела и ее страстей – это было ясно с самого первого прикосновения, – но голая страсть его больше не устраивала.

Дивон зарылся лицом в ее волосы, вдыхая их сладкий аромат, позволяющий ему не покидать ее еще одно лишнее мгновение. Но время шло, и он вынужден был встать, поспешно оправив на ней юбки, а на себе – форменные брюки.

Фелисити все ждала, что он скажет ей что-нибудь… не важно что… Она сама всей душой стремилась высказать ему все, что лежало у нее на сердце, но слова не шли с языка. А больше всего она боялась, что он просто не поверит в ее любовь, ибо и сама еще порой сомневалась в этом… Но Дивон молчал, а его сжатые челюсти, хмурый взгляд, отрешенно блуждающий по потолку каюты, и небрежные жесты вовсе убивали всякую возможность диалога.

Фелисити по возможности быстро привела себя в порядок и, кинув прощальный взгляд на его стройную фигуру, выскользнула из кают-компании.

– Эй, дьявольщина, да что с тобой, детка? – навстречу ей неожиданно громыхнул бас мистера Мак-Фарланда, направлявшегося прямо в кают-кампанию. Фелисити подняла на него заплаканные глаза и бросилась бежать еще быстрее, стараясь не слышать, как шотландец ударом кулака распахнул обшитую деревом дверь.

– Что вы сделали с девчонкой, кэпт'н? – не долго думая, спросил он у Дивона, заходя в каюту и быстро закрывая за собой дверь.

Тот нехотя процедил:

– Мы просто не сошлись кое в чем.

– Я так и думал, – проворчал помощник, нагибаясь и поднимая с пола оловянный кувшин. – Видать, вы позволили вашему гневу малость взять над собой верх, а?

Да, он позволил, но, увы, не гневу… Дивон медленно повернулся к помощнику.