Сергей Жарков - Москва навсегда. О нелюбви и не только

– Да, тридцатка.

Романов достал портмоне, вытащил из него шесть пятитысячных.

– Держите, – он передал деньги Марине. – Это Ваньке на Новый год и день рожденья, мы же с ним в один день родились!

Золотарев был благодарен Никите, а Марина поцеловала его от радости.

– Да ладно вы, у меня пока жены нет, деньги могу себе позволить тратить, как хочу!

– Вон он и с женой тратит деньги, как хочет! – снова забурчала радостная Марина, кивая на Золотарева.

Смеялся и радостный Романов:

– Все в порядке, только живите не ссорьтесь!

– Давай, Никита, за это дело выпьем водки, – сказал Золотарев, открывая бутылку «Зеленой марки».

Марина сполоснула рюмки после виски.

– Согласен, – поддержал Романов.

Даже не пьющая водку Марина подставила свой бокал, все выпили. Радужное настроение охватило Золотарева. «Все-таки еще живем», – подумал он. Внезапно зазвонил мобильный телефон.

– Алле, да.

– Алле, привет, Володя, это Крайнов! Поздравляю тебя с наступающим 2009-м годом! Желаю всего наилучшего, главное – крепкого сибирского здоровья!

– Спасибо, Андрей! Тебе и твоей супруге того же. Мы садимся за стол! Вы тоже за столом?

– Не совсем! Жена уговорила в Суздале Новый год встретить, вот еще гуляем, да. Как у тебя дела?

Золотарев помолчал, не зная, как начать. Не хотелось в Новой год говорить о проблемах, но решил сказать, как есть.

– С работой небольшие проблемы. Я тебе как-то говорил, что на стартап я переходил. Так вот прихлопнулся стартап, или, может, не прихлопнулся еще, но меня сократили. Вот пока ищу работу.

– Вот как? – послышался глухой голос Крайнова. – Что ж ты мне не звонил? Я помогу тебе, есть должность руководителя проектов в отраслевом агентстве. Дня три назад разговаривал. И с деньгами у них все в порядке, госфинансирование. Я им позвоню, а с тобой пятого созвонимся, как я в Москву вернусь.

– Договорились, Андрей! Спасибо!

Золотарев вернулся на кухню:

– Никита, наливай еще водки, у меня с работой образовалось!

Крайнов, семь лет отработав в РБСи, год назад и сам поменял работу; Андрея пригласил заместителем Сергей Литвинов, директор и владелец маркетингового агентства «Вече», с которым он когда-то познакомился на премии РуРотор. Агентство выросло и расширилось, проводило серьезные маркетинговые и социал-маркетинговые кампании в Москве и регионах. Литвинов открыл, как планировал в начале 2000-х, новостное электронное издание – РВПС.РУ – Региональный вестник политических событий; под увеличившиеся нагрузки, под развитие РВПС.РУ он и пригласил Крайнова.

– Попробуй, 7 лет на одном месте – это много, к тому же ты перестал расти и в зарплате, и в карьере. И РБСи уже не лидер! – Багровская знала, что сказать, чтобы убедить Андрея, по-прежнему разбиралась в житейских и карьерных вопросах лучше, чем сама для себя их решала, оставаясь на той же работе и той же должности, что и восемь лет назад, работая с американцами.

За год работы Крайнова новостное агентство стало публиковать более сотни новостей в сутки, изо всех регионов России, увеличилось число региональных журналистов, а в Москве был открыт корпункт. Если раньше в редакции работал один журналист – Леня Фролин, то теперь четверо. Шеф-редактором пригласили Петю Ильюшина, тридцати с небольшим заплывшего жиром ленивого и плутоватого бездельника, но талантливого, любящего новостную работу шеф-редактора.

Крайнов совмещал должность заместителя директора и заместителя главного редактора, терпел Ильюшина, видя в нем нужного в работе человека. Литвинов уже через несколько дней работы Крайнова в компании предстал в совершенно ином свете, чем казался ранее. Он был мастером перевоплощений. Для людей, не работающих с ним, известных бизнесменов и политиков, у которых брал интервью и с которыми встречался и заключал контракты, – он был директором и главредом нового информационного агентства, безупречно интеллигентным человеком, воспитанником московского семейства, выросшим в атмосфере гуманитарного знания, московских театров и библиотек. По отношению к собственным коллегам он был совсем другим – социопатом – жестким и авторитарным руководителем. Но Андрею с этим удавалось мириться: в какой-то момент он стал воспринимать свою новую работу как вызов. Тем более, что этот производственный very intensive, творившийся вокруг Литвинова, завлекал Крайнова, а вернее сказать, отвлекал, и было от чего.

Прошло восемь лет, как они были женаты с Юлей Багровской, и уже восемь лет у нее не получалось забеременеть. Три года назад они сдали все анализы, и Багровской поставили диагноз, что у нее плохо работают яичники.

Невысокого роста, плотная моложавая врач-гинеколог пристально смотрела снизу на Багровскую из-под очков большими умными, докторскими глазами, которые чуть-чуть всегда как бы заглядывают под кожу пациенту. И как бы подписывала ей приговор:

– Милочка! У вас поликистоз яичников. Пейте гормоны, если хотите иметь ребенка. Будете у меня наблюдаться, через год-два гормональный баланс выровняется!

После того, как за три года не помогли гормоны, последние два приема в декабре 2008 гинеколог поговорила с Багровской. В Суздале, куда они поехали встречать Новый год, Багровская сказала мужу, что гинеколог предлагает сделать им ЭКО.

– ЭКО? Я что-то слышал об этом… Это что-то искусственное, да?

– Нет, это когда твои сперматозоиды подселяют в мою яйцеклетку, без полового акта, в клинике. У нас высокие шансы. Но нам нужно уже сейчас начать готовиться, а не затягивать наше решение надолго. Я скоро 30 лет буду справлять, а возраст в ЭКО имеет значение!

Конечно, Андрею хотелось ребенка, родня и друзья уже перестали спрашивать, когда у них появится потомство. Практически все его близкие друзья имели детей, многие из них успели развестись и завести детей в новых браках, Савиновы родили четверых и на этом остановились. Только Столяров, который был холоден к детям, не задумывался о семье. А Крайнов хотел ребенка, а ребенка все не было… Крайнов стал чаще задумываться о своих отношениях с Багровской, любил ли он ее… Может быть, лучше развестись, пока брак не перешел за сорокалетний бездетный рубеж, когда люди смиряются и живут без детей, радуясь друг другу. Но когда три года назад Багровской поставили диагноз, что бездетность на её стороне, Крайнов не мог морально собраться с духом и поговорить с ней о разводе. «Ведь если бы у нее хотя бы был ребенок… а так, бросить ее одну…», – Андрей стал уходить от этих мыслей. А когда пришла новая работа с перфекционистом и социопатом, абсолютным трудоголиком Литвиновым, он полностью погрузился в работу, перестав задумываться о том, что происходит у них с Багровской. Они увлеклись путешествиями – Таиланд, Индия, Испания, любимая Багровской Болгария, Сербия, трудовые до полуночи будни, увлечения. Андрей увлекся картингом, выступал на любительских соревнованиях, он получал адреналин от скорости и собирался в следующий отпуск выбраться в Германию на Нюрбургринг… И вот теперь Багровская прямо и серьезно смотрела в глаза Крайнову:

– Это наш шанс, Андрей! Ты же хочешь ребенка!

– Но это же… Я не знаю, не их пробирки, Юля?!

– Не будь глупей, чем ты есть! Сперматозоиды твои, яйцеклетка моя! Это будет 100% наш ребенок!

Консультации у врачей, исследования на гормональный баланс и внутриматочная инсеминация длились три месяца. В начале апреля Багровской сделали экстракорпоральное оплодотворение четырех эмбрионов.

А в РВПС.РУ в начале апреля неожиданно разгорелся редакционный конфликт. Трое московских журналистов во главе с бывшим тульским омоновцем Лёней Фролиным не согласились с новыми гонорарами, объявили забастовку, создав «Комитет 23». Лицом конфликта со стороны работодателя – РВПС.РУ – был Крайнов. Конфликт обострился после того, как Фролина увезли по реанимации в кардиологию. В прессе появились заявления журналистов о том, что нарушаются их права, а в блоге Фролина – статья с фотографиями из реанимации – «Реанимация. Полшага от смерти». Это была статья профессионального журналиста, умеющего распоряжаться собой и своим писательским талантом. Андрей читал статью и понимал, что они как сторона конфликта проиграли. Бывший омоновец, прошедший командировку в Чечню, попал с сердечным приступом в реанимацию! Это приговор. Крайнов отправил линк статьи Литвинову. Взялся перечитывать статью: «Писать не могу, голова разрывается от препаратов, а на груди датчик с проводами… первое, о чем подумал: где же у них интернет? Ведь там мои ребята бастуют, надо же добивать этих новоявленных тупых оптимизаторов, пришедших в издание и ничего не знающих о том, что такое журналистика».

«Это Фролин про меня пишет, да» – подумал Крайнов. «Но в реанимации, под капельницами, не просто неудобно, но и запрещено что-либо писать…» «Пять дней забастовки, постоянные бессонные ночи, десятки выкуренных сигарет, идиотские письма чинуш из руководства… Удар в меня пришелся днем, когда мне стало нечем дышать, я подскочил к жене с вопросом, есть что-нибудь от сердца. Нет, откуда?! Она вызвала „скорую“… Сын, испугался сын. Они напугали моего сына, я его напугал… „Скорая“ приехала быстро… и вот я здесь…»

Все было не в пользу редакции. Фотоснимок, где полуголый Фролин лежал в реанимации под многочисленными проводами и датчиками, в плане пиара был особо хорош, в натуре показывал акулью сущность редакции РВПС.РУ, сожравшей бывшего омоновца, ездившего в командировку в Чечню и оставшегося живым, а здесь, на мирных московских просторах, под хищным наскоком руководства РВПС в лице Литвинова и Крайнова отдающего свою геройскую жизнь во благо всех обиженных журналистов России. «Похоже, мы проиграли…», – подумал Крайнов.

И только собрался звонить Литвинову, как тот опередил Андрея. В трубке раздался дребезжащий голос Литвинова:

– Ну что Андрей, есть какие-то мысли? Что будем делать? Положение не в нашу пользу.

«Конечно не в нашу, – подумал Крайнов. – Надо было всем им давать оклады и договариваться с ними, что же ты заартачился. Дал бы оклад и этой эмигрантской дуре, Лизе, и все было бы хорошо, да». И вслух сказал:

– Ну что делать. Похоже, надо идти на примирение и соглашаться на их условия.

– Вы понимаете, к чему это ведет?

– Понимаю, регкорры захотят этих же условий. А агентство нерентабельно.

– Совершенно верно, РВПС кормится за счет того, что зарабатывает маркетинг, а держать 40 региональных журналистов на окладе я не смогу, мне придется закрывать РВПС, чего я делать не хочу.

– Давайте я пойду к Фролину, встречусь с ним. Хотя он меня и поливает грязью, но ничего, о чем-нибудь с ним договорюсь.

– Вот это уже лучше мысль. Прикиньте, о чем будете с ним говорить. Обсудим вечером.

Крайнов приехал на метро к приемным часам 41-й городской больницы. Он долго искал кардиологическое отделение, блуждая по запутанным коридорам и этажам, наконец, выбрался к нужным палатам. Лёня Фролин сидел в больничной пижаме за обеденным столиком и резал перочинным ножиком копченую колбасу. Они посмотрели друг на друга оценивающе, Крайнов первым двинулся в сторону Фролина, протянул руку, тот привстал, пожал руку.

– Это тебе, – передал Крайнов фрукты Фролину.

– Спасибо.

Кроме них в палате лежали еще трое больных, на вид за 50. «Но это сердечники, – подумал Крайнов, – они все так старо выглядят». Фролин выглядел похудевшим. Он накинул на себя летнюю олимпийку:

– Пойдем на улицу, подышим воздухом.

Они вышли к лифту, спустились вниз, нашли свободную скамеечку.

Они были знакомы с тех пор, как Крайнов пришел в агентство, хорошо общались. Фролин производил впечатление рубахи-парня, своего в доску журналиста, побывавшего в Чечне, что у Крайнова всегда вызывало симпатию. Они помолчали. Первым заговорил Фролин.

– Ну вот, Андрей. Что там у вас, до чего-то договорились? Или еще нет?

– Лёня, условия те же, что мы предлагали вам. Мы подписываем с каждым из бастующих отдельный договор. Этот договор предполагает лучшие финансовые условия для двоих из вас. Для Лизы, так как она де факто работает не в Москве, условия другие.

– Ну, то есть хуже?

– Можно сказать, что и так. Но ты пойми, она уже не в Москве!

– У нее отличные связи! Она по телефону готовит такие новости, что ни на какой прессухе не сделаешь. Понимаешь?!

– Понимаю. Но ты и нас пойми. Она не в Москве. И по факту она сейчас в эмиграции, да. Условия другие. Не такие, как у вас, Лёня. Но давай о другом. Ты как себя чувствуешь-то? Ты пойми, мы реально за тебя беспокоимся.

– Да как, видишь, попал в реанимацию, день продержали, но потом перевели в больничное отделение. Хотят какие-то опыты поставить на мне для исследований сердца. Потому что молодой. Но там бумагу надо подписать. Что меня и напрягает. Наверное, не буду. Вообще, головокружение сильное. Говорить трудно. Как постарел на 15 лет.