Сквозь сон ей виделась новая жизнь, в которой рядом с ней будет уже не Максим, а этот чудной парень с зелеными глазами и татуировками во всю спину. Шумные и пьяные студенческие вечеринки, как в американских молодежных комедиях, ночные клубы, алкоголь и секс, много секса и алкоголя – это было именно то, чего всегда хотелось Кате. И об этом должен был знать Максим, оставшийся в родном городе. Должен знать и жалеть, жалеть о том, что променял Катю на ее подругу. Жалеть, разглядывая в социальной сети сотни счастливых фотографий той, что больше никогда не будет его.

С кровати был виден коридор, по которому только что проскакал откормленный полосатый кот. Катя встала и прошла в общую ванную, где на веревочках висели только что постиранные женские шмотки: бледные лифчики, разноцветные линялые футболочки, маечки и полосатые трусы с черным пингвином.

Катя улыбалась. Ей нравилось здесь. И, возможно, нравился Вова.

Она быстро приняла душ. Когда уходила к себе, Вова уже спал.


На следующий день Катя завалила экзамен по английскому языку. Она была готова, она знала абсолютно все, о чем ее спрашивали, но вчерашний вечер и ночь давали о себе знать. Мысли разбегались, не слушались. Катя с трудом могла собрать их и соединить в правильные связные предложения. Она учила английский со второго класса и временами ловила себя на мысли, что даже думает на нем, что многие эмоции и чувства ей проще иногда выразить английскими словами, чем сказать по-русски.

Теперь же, сидя перед комиссией, Катя напоминала себе беспомощного ребенка, который второй раз в жизни слышит английскую речь. Она бледнела, краснела, вздыхала, снова бледнела, мечтая провалиться сквозь землю, если в ближайшие секунды ей не удастся взять себя в руки и рассказать билет.

Не удалось.

Катя курила, сидя на круглом бортике фонтана во внутреннем дворе факультета. Фонтан не работал, в дождевой воде плавали окурки, гнилые прошлогодние листья, монеты, чайные пакетики и гнутые ложки.

Нужно было придумать, что делать дальше. Возвращаться домой нельзя, в другой вуз Катя не хотела, а денег в копилке хватало на оплату обучения в первом семестре, и даже еще немного оставалось… Катя сочиняла СМС старшей сестре о том, что поступила и остается в Москве на месяц, а еще нужно было подумать о работе…

Катя успела нажать «отправить», когда к ее ногам подкатилась ручка – перьевая, дорогая с виду, она сияла спокойным серебристым блеском. Катя подняла ее и посмотрела по сторонам. Наверное, обронил кто-то из преподавателей. К ней шел высокий парень в деловом костюме, с белоснежной рубашкой и галстуком…


«Это было как в дешевых мелодрамах, – расскажет мне потом Катя. – Его темные волосы до плеч развевались на легком ветру, а карие глаза казались золотыми в лучах солнца. Я готова была бесконечно смотреть на это чувственное лицо. Тогда я в первый раз подумала, что это судьба, что это и есть он. Он – с большой буквы. Это все пронеслось у меня в голове за секунду, если не меньше. Я еще не знала его имени, а уже хотела от него детей – двух мальчиков, таких же темноволосых, кареглазых и не по-детски красивых…»


Катя протянула ему ручку, парень забрал ее и подмигнул, уходя обратно. Она видела его вблизи меньше пяти секунд, но успела разглядеть все: мелкие стежки черных ниток на лацканах его пиджака, тонкие складки на аккуратных губах, непослушные завитки волос на висках, родинку на левой щеке, едва заметный шрам над бровью, красивую линию скул… Эта линия казалась Кате самой красивой в нем.


«Ни один парень еще не нравился мне так, как этот. Я смотрела, как он уходит, и мечтала догнать его. Я думала, мне нравился Вова, с которым я переспала меньше суток назад.

Я поднялась к нему пьяная, когда было уже темно, протянула ему черный шелковый шарф, попросила завязать мне глаза. Чтобы не видеть его. Чтобы не мешал мне представлять на его месте парня, имени которого я даже не знала. У Вовы была та же фигура, широкие плечи, сильные руки. Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как в этот раз. Я плакала и кусала губы до крови… я должна была найти его. Хотя бы для того, чтобы узнать, как его зовут.

Вова разрешил мне пользоваться своим ноутбуком. Пока он спал, я допила банку пива, что он оставил на столе, и зашла в социальную сеть. Поиск.

Я попробовала искать среди тех, кто числится в студентах и абитуриентах нашего института, выбрала год и приблизительный возраст, мужской пол. Нашлось больше трех сотен профайлов. Я не думала, не верила, что мне повезет, но пятое фото сверху показалось мне знакомым. Зашла на страницу, нажала «увеличить».

Это был он. Мне хотелось курить. Я три раза выбегала курить на балкон в одной футболке и босиком, два раза принимала холодный душ и снова садилась за ноутбук. Я просмотрела все десять фотоальбомов на его странице, я выучила все его улыбки, все его взгляды и выражения лица.

Ему восемнадцать, он Скорпион и будет учиться на той же специальности, что и я. На этом я решила успокоиться и пойти спать к себе.

Уже светало, заснуть не получалось, я вертелась и думала, думала, думала. У меня в запасе было два месяца до встречи с ним, мы еще даже не познакомились, он не мог знать, кто я и где я живу, но я вздрагивала каждый раз, когда приходил скрипучий лифт и захлопывалась дверь на этаж…

Я была счастлива. Теперь я знала, что у совершенства есть имя.

Михаил Полетаев, восемнадцать лет, есть подруга.

Нет ничего случайного, все происходит в свое время. Он уронил ручку, отвечая на звонок мобильного. Ручка прикатилась к моим ногам и остановилась у правой босоножки, а через пять секунд моя жизнь изменилась навсегда – ко мне подошел он, чье имя теперь никто у меня не отнимет.

В шесть утра я вышла на балкон и прошептала:

– Москва, я люблю его!

Из Живого Журнала Оксаны Смотровой

На шестнадцать лет мне подарили деньги, и я купила себе свой первый, немного подержанный айфон. Мне нравилось фотографировать на него, а потом распечатывать эти нечеткие смазанные снимки и приклеивать поверх скучных обоев своей комнаты.

Каждый субботний вечер я скачивала фото и печатала их на старом принтере, в котором постоянно не хватало краски. Я уже залепила ими почти всю стену, у которой стоял мой диван. Печатала на обычной бумаге, крепила железными кнопками, с силой вдавливая их в стену.

Отпечатанные фото медленно выплывали из-под шумного принтера. Слегка влажные от свежей краски и волнистые, как только-только раскрашенный небрежной рукой ребенка акварельный рисунок.

Я аккуратно брала их за края и раскладывала друг за другом на диване. Ждала, пока высохнут, любовалась. В этом не было ни капли искусства или желания посвящать фотографии все свободное время. Фотографии с мобильного телефона, пусть и очень дорогого для меня, казались мне весьма сомнительным искусством.

Это были эмоции, готовые воспоминания для будущего. Лучшие моменты, любимые места в подмосковном городке, где я продолжаю учиться быть счастливой, быть лучше, быть лучшей, чтобы спустя пять или даже десять лет, не краснеть за свои воспоминания, которые сейчас лежат передо мной в формате А4, на которых еще не обсохла краска, которые я уже люблю.


Спустя пять часов я разглаживала рукой последнюю фотографию, снятую в понедельник, когда мы с Кристиной ходили на школьный футбольный матч.

На снимке были наши мальчики в футбольной форме, в ярких гетрах, бутсах и очень много болельщиков. Почти вся школа, но в кадр попали только самые активные старшеклассники.

Я знала всех в лицо и по имени.

А если не помнила по имени, то все равно знала – они здоровались, значит, мы знакомы.

Но одного из них я не помнила. Такое чувство, что первый раз вижу. Этот парень залез в кадр сразу на двух снимках – залез аккуратно и четко, будто так и надо. Так, что я даже не заметила его, делая кадр.

На первом фото он затесался в самый угол. В профиль, темная куртка, красный шарф, спокойный взгляд, будто задумался о чем-то крайне важном. Он получился крупнее всех.

На втором снимке он позирует с моими одноклассниками, широко улыбается, смеется, а они что-то говорят ему. Широкая, искренняя улыбка. Интересное и необычное лицо.

* * *

– Я люблю тебя.

– Что?

– Ты слышала, – сказал он. – Ладно, забей, не обращай внимания.


Целуя меня на прощание, Санчес дал мне компакт-диск. Он записал мне несколько игр. Кроме них на диске было несколько флэш-мультов, которые Санчес нарисовал сам, парочка непонятных видеозаписей и сотня фотографий российских панк-групп.

Первым мне попался рисованный клип на старую песню «Сектора газа». Некачественный скрипучий звук, грубый голос, незамысловатый сюжет:

«…ты идешь, ты моя тепе-е-рь. Я приятную дрожь ощущаю с головы до но-о-г. Ты со мною забудь обо всем, эта ночь нам покажется сном. Нас окутает дым сигаре-е-ет…»

По экрану парил пухлощекий Купидон с малиновым ирокезом. В руках он держал лук, который использовал по прямому назначению, активно пуская в ход стрелы с наконечниками в форме красных сердечек.

В рисованном клипе было еще несколько героев.

Он, небритый и помятый парень, с потрепанной розой.

Она, лахудра в розовом платье с драным подолом и сигаретой в руке.

Сначала пара неумело вальсирует на фоне реалистичного осеннего пейзажа, а потом они пьют пиво, сидя на пионерском расстоянии друг от друга.

За всем этим следит Купидон-панк.

Это именно он позаботился о том, чтобы у влюбленных был ящик пива и один презерватив, который плавно упал в руку рисованному парню откуда-то сверху.

Судя по клипу, Санчесу совсем немного нужно было для счастья.


Остальные клипы я решила не смотреть. Было достаточно одного, чтобы понять все стремления и желания Санчеса.

Я открыла папку с фотографиями и проглядела несколько первых. Обычная школьная бытовуха. Снимки в школьной раздевалке, фото с дискотек и праздников, поездок на экскурсии и тому подобные мероприятия.

На всех фотках был он, Санчес. На последнем фото довольный Санчес показывал в камеру «козу» и обнимал парня – того самого, который вклинился в несколько моих снимков с футбольного матча.

Надо обязательно спросить, кто это, тем более на выходных у нас опять свидание. Я думала о его неожиданном быстром признании. Наверное, он хотел услышать в ответ то же самое, но я сказала, что он мне нравится. Вернее, написала в смс, когда ехала домой. Не каждый день встречаешь парня с внешностью панка и обаянием плюшевого мишки.

* * *

Стоило только занести руку, чтобы нажать на пятый этаж, как в подъезде раздался мужской голос:

– Задержите лифт! – прокричал он.

Нам еще в начальной школе на уроках ОБЖ говорили, что нельзя заходить в лифт с незнакомыми людьми, то есть мужчинами. Проигнорив просьбу, я нажала на цифру пять, и двери медленно поползли навстречу друг другу. В этот момент между ними вклинился высокий парень с заросшим ирокезом цвета марганцовки. Он ловко раздвинул двери широкими плечами и, довольный, уставился на меня.

– Этаж какой? – спросил он грубым, но приятным голосом.

– Пятый, – ответила я.

– Мне тоже, – признался парень, снова нажимая на кнопку.

Двери снова медленно сблизились, закрылись, и лифт двинулся наверх. Не прошло и трех секунд, как он резко дернулся, толчками проехал еще несколько метров и остановился.

– Мы что, застряли?

– Мы влипли, – хмыкнул парень в темноте и закопошился. – Ты живешь тут, что ли? Я тебя ни разу не видел.

– Я тут не живу.

– А к кому идешь тогда? – продолжал допрос парень. Он перестал копошиться, открыл мобильник, и лифт осветился бледно-голубым сиянием небольшого экрана. – Я на пятом почти всех знаю. У меня тут сестра живет двоюродная.

– А у меня подруга, – сказала я. – Правда, мы с ней поругались немного.

– Ну, конечно, вы, девки, без этого не можете! Из-за парня небось?

– А тебе не все равно?

– Что, правда глаза режет?

– Да пошел ты!

– Я бы пошел, да некуда. Как только, так сразу. – Парень вызвал диспетчера. Нам пообещали, что скоро все уладят.

Это был тот самый парень, что несколько раз попал мне в кадр, и которого я заметила на фотографиях Санчеса на диске.

Парень был странным. У меня было чувство, будто он хотел казаться грубее и хуже, чем он есть на самом деле. Тот, другой, которого он скрывал, иногда проскальзывал во взгляде, внимательно смотрел, а потом снова исчезал. Тот, другой, вызывал симпатию. Мне почему-то захотелось, чтобы он надел обычный свитер вместо балахона с «Королем и шутом».

Он кому-то звонил, а я сидела на полу в углу, мечтая поскорее выбраться наружу, увидеть свет и подышать свежим воздухом.

– Привет, – сказал парень в трубку. – Чего еще? Да ну тебя, я тут, короче, в лифте застрял. Не прикалываюсь. Не один. С кем? С девчонкой какой-то… – неохотно рассказывал он. – Заткнись. Тебя как зовут? – вдруг обратился он ко мне.