Роберт долго не мог прийти в себя после того случая, такую жуть пережил. После этого он много раз проходил теми местами, но ни разу не попытался перелезть через сломанную ограду. Но, по правде говоря, он нет-нет да и посматривал, не видно ли ее. В известном смысле она была очень красивой, но и очень странной. А ее сестра? Они были так непохожи. Одна — сама кротость, настоящий светлячок, другая — надменная, настоящая хозяйка поместья, или старшая дочь хозяев, кем она и была, насколько он знает. В общем-то, если учесть, что про них говорят, то пыжиться ей вроде бы и не от чего, похоже, они едва сводят концы с концами.

Его внимание опять привлек тот человек, который говорил:

— Он пьет как Лошадь, по крайней мере, когда сидит дома. Но бывает, отсутствует по нескольку дней кряду. Говорят, у него есть комнаты в Ньюкасле, и, — он понизил голос, — насколько я могу догадываться, он бывает там не один. Единственно, кого мне жаль, так это мисс Агнес. Она весь дом на себе тащит. Она просто вздохнет, когда выйдет замуж и уедет оттуда. Ho, что случится тогда, одному господу богу известно. Что они будут тогда делать с младшей, не знаю, представить себе не могу. Хотя мне известно, что хозяин хочет запрятать ее в сумасшедший дом. Я знаю, на кухне говорят, они бывают прямо на ножах, мисс Агнес и хозяин. Ну, подождем — увидим. — Он допил эль и проговорил: — Ну, ладно, я пошел, Билли. Пока.

— Пока, Артур, пока. Будь здоров.

Билли Таггерт обтер стойку вокруг кружки Роберта и заметил:

— Неприятное дело, скажу тебе.

— Он работает в Форшо-Парке?

— Точно, в Форшо-Парке. Если и есть место, про которое можно сказать, что оно летит в тартарары, то это Форшо-Парк. Когда-то у них были лучшие в наших местах кони. При деде нынешнего хозяина денег не считали. Но учти, он их зарабатывал, он был деловым человеком. У него были хорошие акции в двух или трех шахтах неподалеку, не считая канатной фабрики и свечного завода и еще других предприятий. О, он умел зарабатывать деньги, ничего не проплывало мимо его рук. Но вся беда в том, что он, то есть отец нынешнего хозяина, совсем избаловал сына. Тот покатился по наклонной, как только окончил школу и чуть ли уже не раньше, если верно то, что про него говорят. Его спасла женитьба. Но тут вылетел в трубу его отец. Ясно, все дело было в том, что никто ничем толком не управлял и не управляет, и я не удивлюсь, если через год-другой их тут и следа не останется. Скажу тебе одно: его тут очень не любят, и вряд ли услышишь о нем доброе слово. Это просто поразительно, — Билли покачал головой, — как великие мира сего превращаются в прах. А мне их не жалко. Им полезно почувствовать на собственной шкуре, как живут и не живут другие. Налить еще?

— Нет, спасибо, Билли, на сегодня хватит. — Наклонившись к Билли Таггерту, Роберт шепотом проговорил: — Не хочу, чтобы пахло изо рта, его тут же хватит удар.

Откинув голову, бармен расхохотался и сказал:

— Хотел бы я на это посмотреть, ей-богу, я хотел бы посмотреть, как наш святой Джо лишится языка. Ну ладно, пока.

— Пока.

Когда он выходил из трактира, уже начинало смеркаться, и он решил возвращаться домой окольным путем, чтобы не проходить мимо дверей Нэнси.

Он только взглянул на придорожный указатель направления на Тенфилд, когда за кустами, росшими вдоль дороги, услышал хихиканье. Он замедлил шаг. Ему показалось, что он узнал Кэрри, она точно так смеялась. Но он тут же сказал себе, что чуть не каждая вторая девочка смеется как Кэрри и, кто бы ни прятался за кустами, это, конечно, не Кэрри, хотя ей этого страшно хотелось бы.

Он не дошел метров ста до ворот, ведших к дому плотника, когда увидел, что навстречу ему кто-то бежит, и почти сразу, еще до того, как она с ним поравнялась, узнал тетю. Задыхаясь от бега, Алиса Брэдли срывающимся голосом спросила:

— Ты не видел Кэрри?

— Кэрри? Нет.

— Боже мой! О боже мой! — В полной растерянности она крутила головой во все стороны.

Он схватил ее за руку и спросил:

— Что случилось? В чем дело?

— Кэрри!.. Она ушла после ужина и с тех пор не появлялась. Ты же знаешь, она хотела пойти погулять с Глэдис, я ее отпустила, так, чтобы мистер Брэдли не знал, а оказалось, что Глэдис ушла к тете в Гейтсхед еще в субботу и на весь уикенд. Она мне соврала. Моя… моя Кэрри соврала! И мистер Брэдли вне себя. Ты ее не видел?

— Нет. Нет, тетушка.

— О боже мой! Боже мой! Он сходит с ума. Если она не вернется, он совсем потеряет голову. — Она попыталась справиться с волнением, заговорила спокойнее и, глядя ему в лицо, произнесла: — В ней вся его жизнь. Кроме нее для него на целом свете не существует никого. Никого.

В ее голосе послышались слезы:

— Он думает о вас, тетушка. Он вас очень любит.

— Нет-нет. Ты ничего не знаешь, Роберт. Не знаешь. Не знаешь. — Она замотала головой. — Для него она свет в окошке, и ей бы только смеяться и радоваться счастью!..

Ей бы только смеяться. Ему припомнилось хихиканье за живой изгородью, но он тут же прогнал эту мысль: нет, нет! И тут же засверлило: да. Конечно да! Она для этого созрела, разве так? И далеко не сегодня. Боже мой!

— Послушайте, тетушка, оставайтесь здесь. Я вернусь через несколько минут, и не исключено, что вместе с Кэрри.

— Что? Ты знаешь, где она?

— Не уверен. Только запомните вот что, вы это знаете, и я это знаю: она больше не маленькая девочка. Она молодая девушка и быстро растет.

Она промолчала, но ее глаза сказали ему, что она все понимает, и понимает даже слишком хорошо. Он оставил ее стоять и побежал по дороге туда, откуда пришел. Но он еще не добежал до указателя, как заметил, что она идет ему навстречу. Когда они встретились, он резко схватил ее за плечи и сказал:

— Что это вы задумали, мисс?

— Ты чего? — Она попыталась стряхнуть его руки.

— Ты прекрасно знаешь что. Кто это был там с тобой за кустами?

— Я… я не за какими кустами не была. Я… просто гуляла.

— Не ври мне. Пять минут назад я здесь проходил и слышал, как ты смеялась. Ты просто маленькая потаскушка, вот кто ты, Кэрри Брэдли! Маленькая потаскушка. Ты огорчаешь свою маму, и одному богу известно, что тебя ждет, когда ты встретишься со своим папой.

Вся ее уверенность моментально испарилась, она проговорила:

— Он… разбушевался?

— А ты как думала! Ты же его знаешь, они ищут тебя с обеда.

— Я же им сказала, что пошла гулять с Глэдис.

— Они узнали, что ты не могла пойти гулять с Глэдис, потому что она уехала на весь уикенд.

Услышав его объяснение, Кэрри прикрыла рот ладошкой.

— Пошли. — Он почти силой потащил ее к дому, и, когда они подошли к ее матери, Алиса уже настолько извелась, что едва могла произнести:

— Девочка! Девочка! — Затем, немного отдышавшись, она спросила: — Где ты была?

— Просто… Ну, просто гуляла, мама.

— Как ты могла столько времени гулять? Скажи мне, где ты была? Ты слышишь меня?

— Просто гуляла. — Кэрри опускала голову, пока подбородком не уперлась в грудь.

Алиса, что так было не похоже на нее, почти истошно закричала:

— Не лги мне! Как ты могла гулять столько времени, целых шесть часов? А твой отец, он… Он убьет тебя, если подумает, что ты чем-нибудь занималась. Как бы он ни любил тебя, он… О господи! — Она теперь обратилась к Роберту: — Что мы будем делать? Что мы скажем?

— Она может сказать ему только правду — она пошла погулять и гуляла. — Роберт посмотрел на Кэрри. Та все еще стояла с опущенной головой, но сделала движение, как бы пыталась слабо возразить. — Пошли. — Он подхватил обеих под руки и повел к дому.

В дом они вошли через заднюю дверь, Алиса подталкивала дочь через кухню к двери, из которой ближе было попасть в ее комнату, и быстро говорила ей:

— Разденься и ложись, пока не пришел отец…

Но тут дверь в гостиную распахнулась, и там, как ангел мщения, высился Джон Брэдли. Он устремил на дочь испепеляющий взгляд. Несколько секунд он не мог произнести ни слова, потом глубоко вздохнул и произнес:

— Где ты была, девочка?

От одного его вида Кэрри оцепенела, она стояла не шевелясь, как заколдованная, и молчала. Он взревел:

— Ты меня слышишь, девочка? Я спрашиваю: где ты была?

Он сделал к ней шаг, и, когда выбросил вперед руку, схватил за лацканы пальто и почти приподнял над полом, она жалко взвизгнула:

— Гуляла, па… па, папа! Только гуляла!

— Все это время? Не лги мне, девочка. Ты была с кем-то, была? — Он вобрал в кулак еще больше материи ее пальто и, тряся изо всех сил, закричал: — Я ни разу в жизни тебя пальцем не тронул, но, клянусь перед Богом, я выбью из тебя правду.

— О, папа, па-а-а-а-па!

— Тебе не разжалобить меня, девочка, этим своим «О папа, папа!», — и мистер Брэдли перевел гневный взор на жену, говоря: — Где ты ее нашла?

— Она была на дороге. Э… Роберт… Роберт… — Алиса бросила на него возбужденный умоляющий взгляд, потом решилась и быстро пробормотала: — Она была с Робертом. Ничего плохого не приключилось, она же была с Робертом.

— Но послушайте, — запротестовал тот, но не слишком решительно. И он бы продолжил, если бы Алиса Брэдли не схватила и не сжала обеими руками его ладонь и не посмотрела на него такими умоляющими глазами, произнося вслух:

— Скажи… скажи мистеру Брэдли, что она была с тобой… и ты брал ее с собой в Ньюкасл. С ней ничего не случилось, потому что она была с тобой. Ведь так? Так ведь?

Он не успел отрыть рта, то ли возразить, то ли поддержать ее слова, как Джон Брэдли отпустил дочь и, набросившись теперь на Роберта, схватил его за плечи и прижал к стене. Но только на несколько секунд, потому что Роберт вдруг резко сбросил с себя руки Джона Брэдли и крикнул:

— Лучше не пытайтесь, дядя, вам же будет хуже.

Джон Брэдли тяжело дышал, он застыл, нагнувшись вперед, как бы готовый к прыжку, и так они стояли, глядя друг другу в глаза, пока Алиса не проговорила негромко:

— С ней ничего не случилось, мистер Брэдли. С ней ничего не случилось. И никогда не могло случиться, когда она с Робертом.

Джон Брэдли бросил на жену презрительный взгляд и все еще дрожащим от гнева голосом спросил:

— Ты знала?

Алиса чуть смутилась, но немедленно взяла себя в руки:

— Нет. Вернее, да. А что в этом особенного? Ей всегда нравился Роберт. Они… они же двоюродные сестра и брат, ты забыл?

— Не беспокойся, я это помню, женщина, и помню очень хорошо. — Он снова посмотрел на Роберта и теперь обратился к нему: — Почему ты не спросил у меня разрешения?

Роберт смотрел на тетю: в ее глазах было столько мольбы, ее губы дрожали, словно она умоляла не выдавать их, и он не выдержал. Сделав над собой усилие, Роберт сказал:

— Вас не было.

И это было правдой, так как он вспомнил теперь, что утром дядя ходил в Лэмсли поговорить со священником. Дядя часто ходил к священнику и любил рассказывать о его прекрасном большом доме. Будучи помощником церковного старосты, он старался знать все, что происходило в церкви. Роберт однажды встречался с приходским священником, и у него осталось о нем представление как о человеке разумном, полной противоположности его дяде.

Джон Брэдли повернулся к жене:

— В таком случае, может, он спрашивал у тебя разрешения?

Но Роберт не дал ей ответить:

— Нет, не спрашивал. Я ни у кого разрешения не спрашивал.

— Ну, что ж, тогда это первый и последний раз, когда ты берешь ее с собой, не спросив моего разрешения. Ты понял? — Лицо у него тряслось, будто он вот-вот разрыдается. — Я в тебе разочаровался, очень разочаровался. Я… доверял тебе. Но мне следовало бы знать, что яблоко недалеко от яблони падает. Ты сын своего отца. И собираешься сделать то же самое.

— Ничего я не собираюсь. И скажу вам вот что: я обещаю при всех, что у вас никогда не будет повода спрашивать у меня, не прогуливался ли я с Кэрри. Никогда. Слышите? — Произнеся эти слова, он протиснулся мимо дяди и с высоко поднятой головой вышел из кухни, прошел через холл, по лестнице и коридору в темную комнатку под крышей и, войдя в нее, громко хлопнул дверью. Нащупав в темноте прутья железной кровати, он нагнулся и оперся на них, повторяя: «Боже всемогущий! И что же теперь? Что еще теперь?» О, какого черта он перебрался сюда?

Он медленно выдохнул, распрямился, потом подошел к камину и взял с его полки лампу, зажег и принялся раздеваться, но не стал аккуратно складывать одежду, как делал всегда, а почти сорвал ее с себя и швырнул на пол. Он никогда не спал в нижнем белье.

Он лег, подложив руки под голову и подоткнув подушку повыше, и услышал, как в дальнем конце дома закрывали двери, а это значило, что все отправились спать. Он лежал не меняя положения. И вспоминал, как начался день, утро и как он строил красивые планы на этот праздник. Да, с самого начала и до самой ночи все было одним сплошным кошмаром. Но конец, что и говорить, был куда хуже начала. Ей-богу! Дядя несколько неуравновешенный человек, впрочем, это, пожалуй, слабо сказано. Эта одержимость религией, его собственническая любовь к дочери делали его опасным человеком. Совсем недавно, тогда, в кухне, от него можно было ждать чего угодно, он мог даже запросто убить.