Майор глубоко вздохнул и попытался изобразить улыбку. У него была белая, как речной песок, нетронутая загаром кожа, белокурые волосы и льдистые голубые глаза. Столь благородная внешность презренного янки вызывала у Сары дикое раздражение.

— Хорошо, мисс. Прошу, позовите сержанта.

— Вы можете гарантировать безопасность женщинам, которые остались в доме?

— Гарантировать не могу, но сделаю все, чтобы никого из вас не тронули.

— Я пришлю к вам негритянку, — сказала Сара. — Сержант настаивал на том, чтобы в роли сиделки выступила я, но я не стану делать этого даже под страхом смерти.

Сара знала, что рискует, говоря ему дерзости, но не смогла сдержаться.

Майор мягко промолвил, опуская тяжелые веки:

— Не беспокойтесь, мисс, меня вполне устроит служанка.

Солдаты во дворе пили виски и горланили песни. Женщинам было приказано приготовить для них хороший ужин, однако стоило янки войти в дом, как Бесс закрылась в своей каморке и ни за что не желала выходить.

Во избежание неприятных последствий Сара велела Лиле и Касси заменить кухарку.

Разумеется, Касси и не думала прикасаться к кастрюлям. Госпожа могла делать что угодно — якшаться с полевыми работниками, собственноручно сеять хлопок, — ее горничная не собиралась отступать от своих принципов.

Она уселась за стол и принялась наблюдать за Лилой, которая суетилась в поисках нужных продуктов и подходящей по размерам посуды.

— Главное приготовить им полный котел, а чего — неважно. Съедят, — сказала Касси и заметила: — С начала войны белые опускаются все ниже и ниже; сдается, вскоре я не смогу разглядеть кое-кого из них под своими ногами!

Как ни была взволнована Лила, она замерла и уставилась на Касси.

— У тебя хватает совести говорить такие вещи!

— Скажи лучше, хватает смелости. Помнишь Алана? Прежде я считала его дураком. Если б он был внимательным в словах и осторожным в движениях, любой, более-менее здравомыслящий хозяин приблизил бы его к себе, и он бы жил припеваючи, не хуже свободного. А теперь думаю: наверное, он был прав, умел видеть дальше, чем мы.

— Я тебя не понимаю, — прошептала Лила.

Касси раздвинула губы в улыбке.

— Где тебе! Хотя ты тоже оказалась куда более прыткой, чем я думала! Я и не знала, что ты путалась с доктором Китингом под носом у мисс Сары!

— Я вовсе не… — начала было Лила, но тут в кухню вошел молодой сержант и добродушно произнес:

— Эй, девушки, налейте-ка кофе храброму воину армии Союза!

Он присел к столу и восхищенно уставился на Лилу, на каскады черных как смоль волос, на точеную шею и губы, напоминавшие яркий южный цветок.

Заметив его взгляд, Касси поневоле ощутила ревность и произнесла не без яда:

— Зря вы так смотрите на нее, сэр! У нее есть белый жених!

Сержант пожал плечами.

— В конце концов и белых, и черных создал один и тот же Бог! Мне тоже всегда нравились чистенькие домашние негритяночки!

Он игриво подмигнул Касси, а та брезгливо потянула носом и храбро заявила:

— Настоящие белые господа, прежде чем сесть за стол, хотя бы помоют руки!

Похоже, сержант смутился.

— Простите меня, мисс, — неловко произнес он, — за время похода мы совсем одичали и опустились. Обещаю привести себя в порядок. Хотя, признаться, я никогда не был господином: всего-навсего белый бедняк, решивший немного поправить свое положение на военной службе. Сержант Робин Трамбал к вашим услугам, мисс!

— Да уж, в этом вы преуспели! — заявила Касси, распаленная неожиданной покорностью сержанта и собственной дерзостью. Посмей она так разговаривать со своими хозяевами, немедленно заработала бы пощечину!

— Я невиновен в том, что нам было велено изымать у местных жителей съестные припасы и разрушать все, что способно послужить Конфедерации. И все-таки не могу сказать, что мы дошли до предела. Майор велел нам не трогать здешних женщин, мы и не тронем. Что касается всех этих камушков и золотых вещиц, — он вывернул карманы, и на стол, мелодично звякнув, упала пара бриллиантовых сережек, золотой наперсток, длинная серебряная цепочка, усыпанное мелким жемчугом кольцо, витой браслет в виде змейки с изумрудными глазами, — такого добра здесь полно в любом доме! И я не стал бы все это брать, если бы… мне б небольшое поле, горсть семян, пару мулов да добрую, заботливую жену! Не желаю я больше быть ни чернорабочим, ни батраком! Одна надежда, что после войны эти огромные земли поделят между такими, как мы!

Касси взяла кольцо с жемчугом, осторожно надела на палец и вытянула руку, чтобы полюбоваться, как оно смотрится. Черный кофе и капля сливок, ночное небо и яркая звезда!

— У вас больше нет хозяев, — продолжил Робин Трамбал, — и отныне все общее. Захотите надеть платье белой леди, и наденете, пожелаете жить в господском доме, и будете. Разве не об этом мечтали рабы и бедные люди? Ладно, если вы не дали мне кофе, то хотя бы спасибо за разговор. Кстати, у вас необычный и прелестный выговор, мисс!

— Зато ваш режет уши, как пила! — заметила Касси и расплылась в улыбке.

Когда он ушел, она сказала Лиле:

— Знаешь, почему я уверена в том, что доктор Китинг никогда не вернется и не женится на тебе? Помнишь, мисс Айрин велела тебе сесть за стол рядом с ней? Ты шарахнулась, как от огня, сжала руки, замотала головой. А я бы села и просидела на этом месте до конца своих дней!

Глава 8

В то время как армия Шермана держала курс на восток, двигаясь двумя большими колоннами по полосе шириной от двадцати до шестидесяти миль, уничтожая, разрушая, приводя в негодность имущество конфедератов, сжигая дома и вытаптывая поля, небольшой отряд майора Эванса задержался в Темре.

Состояние командира вызывало опасения, и солдаты не спешили трогаться в путь: отдыхали, ели, пили, походя уничтожая все, что попадалось под руку. Выпивая виски, швыряли стакан на пол; разжигая костры, ломали лестничные перила и отдирали плинтусы.

Библиотека мистера Уильяма, впрочем, осталась цела, и янки не трогали женщин, хотя Нэнси не переставала дрожать за Лилу, на красоту которой заглядывались солдаты.

Кое-кто из негров видел, как Касси прогуливалась в сумерках с сержантом Трамбалом, но никто из них не спешил довести эти сведения до ушей мисс Сары. Подарив горничной несколько украшений и без конца повторяя, что цвет кожи не имеет для него никакого значения, он совершенно заморочил ей голову. И все-таки Касси боялась, как бы хозяйка не узнала об ее увлечении.

Тем временем в один из вечеров Робин Трамбал пожаловал в комнату служанки.

Сейчас сержант выглядел иначе, чем при первой встрече: он помылся, побрился, почистил сапоги и мундир и превратился в привлекательного молодого человека.

Касси разыграла оскорбленную добродетель, хотя на самом деле была рада. Рада и польщена.

В крохотной комнатке было не повернуться. Сержант Трамбал присел на постель и попытался обнять негритянку, а после вытащил из кармана бутылку. Касси узнала напиток: это был портвейн из погреба мистера Уильяма.

— Мы с вами провели вместе немало времени, но до сих пор не выпили за знакомство.

Касси замешкалась. Белая леди непременно сказала бы, что находиться наедине с мужчиной, а тем более пить с ним вино крайне неприлично. Белая леди, такая, как мисс Сара. Но она, Касси, была черной рабыней, рабыней, которая должна помнить свое место.

Едва ли не с самого рождения Касси старалась подражать мисс Саре, хотя знала, что они разные, как день и ночь, вода и пламя. Много лет она защищала интересы молодой хозяйки, в глубине души не любя ее и порой посмеиваясь над ней. Еще в детстве у негритянки была привычка выглянуть из-за угла, тайком скорчить вслед своей маленькой хозяйке рожу и убежать. Однажды мать застала ее за этим занятием и как следует высекла. Касси затаила обиду, которая не прошла до сих пор.

Ее мать ушла вслед за мисс Белиндой, умерев от тоски, как умирает собака, потерявшая любимого хозяина: белая госпожа была для нее роднее единственной дочери!

Мисс Саре с самого начала была мила участь перезрелой девственницы, между тем Касси желала следовать своей природе. Молодая хозяйка Темры ничего не знала о своей чернокожей служанке, тогда как Касси видела Сару насквозь и не считала ее ни умнее, ни выше себя.

— Хорошо, выпьем.

Воодушевленный сержант разлил золотистое вино.

— Вы скоро уедете? — спросила Касси, принимая из его рук бокал.

— Майор еще не выздоровел. Тем не менее через несколько дней мы тронемся в путь: время не ждет. Возможно, оставим его в имении под охраной одного или двух солдат.

— От кого его нужно охранять?

— От партизан, да и мало ли еще кто может сюда забрести!

Они молча выпили, после чего Робин Трамбал потянулся к губам Касси.

— Я честная девушка, сэр, — кокетливо произнесла она, отстраняя его рукой, тогда как ее глаза затягивали, как омуты.

— Тем лучше! Я женюсь на тебе после войны, чтобы ты нарожала мне кучу черных, как головешки, ребятишек, а пока увезу с собой!

— Если я соглашусь.

— Постараюсь тебя уговорить! Чего ты хочешь?

Касси задумалась.

— Я мечтаю открыть в Чарльстоне лавку или магазин. Я очень люблю красивые вещи.

Сержант вскочил, пошарил в своих карманах, вытащил туго набитый мешочек и воскликнул:

— Вот! Это все, что мне удалось собрать в этих краях. Можешь взять, что захочешь.

— И все-таки у меня нет залога того, что вы на мне женитесь!

Робин Трамбал ударил себя в грудь.

— Тебе мало золота? Хорошо, я даю тебе слово военного, слово честного человека!

Касси смотрела на горсть украшений, которые можно было легко превратить в деньги. Ее суеверная мать сказала бы, что награбленное не может принести счастья, тогда как сержант утверждал, что все богатство южных плантаторов надлежит поделить между бывшими рабами и белыми бедняками.

Касси прекрасно понимала, что Робин Трамбал ни за что не поделится с ней трофеями, не получив взамен дорогой награды. Взвешивая на невидимых весах то, что у нее было, и то, что предлагал ей этот белый мужчина, негритянка все больше склонялась к выбору не в пользу своей хозяйки и не в пользу Темры.

Завязалась борьба, не вполне серьезная, но все же необходимая, как некий ритуал. Касси долго защищалась, стиснув зубы, а после, притворно ослабев, позволила раздеть себя и впустила сержанта в свое заждавшееся тело.

Они извивались на узкой постели, сильно, ритмично двигаясь и прерывисто дыша. Черная кожа Касси покрылась бриллиантовыми каплями пота, ее тело сладостно содрогалось, неподвластное ни разуму, ни воле.

— Вот что значит почувствовать себя настоящим мужчиной — с белой женщиной такого не испытаешь! От твоего тела исходит жар, как от песков пустыни, а твое нутро поглощает и жжет! — с восторгом произнес Робин, вцепившись пальцами в ее густые, черные, курчавые, как каракуль, волосы.

С тех пор между ними завязались близкие отношения. Белый сержант с вечера приходил в каморку негритянки и уходил лишь под утро, а иной раз уединялся с ней даже днем, под сенью деревьев, неподалеку от Темры.

Все открылось в тот день, когда Сара вошла в свою спальню и, бросив беглый взгляд на спящего раненого, тихо сказала Нэнси:

— Сколько времени ты будешь здесь сидеть? Пусть тебя кто-нибудь сменит, скажем, Лила.

— Моей дочери не место у постели белого мужчины, — твердо произнесла негритянка.

— Тогда пусть придет Касси. Кстати, где она? Я ее почти не вижу.

— У Касси есть другое, куда более веселое и приятное занятие, — неприязненно проговорила Нэнси.

— О чем ты?

— Она в открытую спуталась с янки — совсем потеряла стыд! Тот белый солдат, что командует другими, проводит в ее комнате каждую ночь.

Сара уставилась на негритянку. В ее груди мутной волной поднималась горечь. Она могла представить, что у нее отнимут Темру, что ей придется проститься с хлопковыми полями, сосновым лесом, домом и семейным кладбищем, но в Касси она была уверена до конца.

— Не может быть!

— Будет лучше, если вы сами спросите ее, мисс.

— Хорошо, я ее найду.

Через четверть часа ничего не подозревавшая горничная вошла в комнату госпожи.

— Это правда? — спросила Сара.

Касси сложила руки поверх безупречно накрахмаленного передника.

— Что, мисс?

— Что ты спуталась с сержантом, что он бывал в твоей комнате!

Негритянка молчала, не сводя взгляда с белой госпожи, и это молчание было столь выразительным, что Сара невольно содрогнулась. Она заметила то, чего не замечала годами: в подчеркнутой почтительности Касси было что-то, отдающее издевкой; уста произносили льстивые речи, между тем в глазах мелькали насмешливые искорки. Она не уважала и уж тем более не любила Сару.