Отряхнувшись от налипших снежинок, побрела вдоль скалы в сторону ворот. Обледеневшие кусты прогибались под моим напором, а снег набивался в туфли. Холода я не ощущала, скорее наоборот, очень много усилий уходило на то, чтобы пробиться сквозь заросли. Выйдя у основания холма, обнаружила ворота неподалёку. Я очутилась по ту их сторону, как раз снаружи, а чуть поодаль от запертых металлических створок неподвижно замер одинокий всадник. Он смотрел на замок на вершине холма и терпеливо ждал.

   — Алекс, — вместо крика вышел шёпот, который баронет попросту не услышал. — Александр, — позвала громче.

   Юноша заозирался и наконец увидел выбирающуюся из кустов меня. Он быстро направил лошадь вперёд. Подъехав, спрыгнул на землю и принялся отряхивать мою одежду и вытаскивать из-за пазухи снег.

   — Лина, наконец-то! Я боялся, ты не придёшь.

   — Мне было очень нелегко уйти.

   — Ты решила бежать в мужской одежде?

   — Я позаимствовала её у графа, так... удобней будет в седле.

   Алекс выпрямился и окинул меня внимательным взглядом.

   — Стянула у него одежду? Правильно сделала! И удобнее, и теплее. Давай теперь поторопимся, впереди долгий путь.

   Баронет подсадил меня на лошадь, запрыгнул следом и тронул поводья.

   — Сперва доедем до гостиницы, я приготовил для нас сменную одежду, нарядимся простолюдинами. История такая: я бедный подмастерье, а ты моя жена, и мы едем к родственникам в Шотландию.

   — Бедняки редко путешествуют верхом.

   — Ты права. Тогда прикинусь зажиточным торговцем. Что скажешь?

   Я согласно кивнула, закрыла глаза и прижалась покрепче к груди Александра. Баронет обнял за талию и пришпорил лошадь. Мы поскакали прочь от замка, и он становился все дальше, пока ворота не скрылись за поворотом дороги. В груди внезапно сдавило сильнее, сложно было вдохнуть, даже голова закружилась. Я постаралась выровнять дыхание, чтобы ненароком не упасть, вдруг лишившись сознания, а лошадь резво скакала вперёд к первой цели нашего путешествия.

   — Немного осталось, потерпи, — уговаривал Алекс, растирая мои плечи и руки. — Ты совсем замёрзла. Если закопаться в сено будет теплее.

   — Меня от испуга знобит. Боялась, разбойники нас настигнут.

   — Повезло, что вовремя приметили их за кустами и успели уйти в сторону.

   Я поёжилась, обняла себя за плечи, вспомнив, как мы мчались с Алексом через лес, уходя от грабителей. Очевидно, они вконец оголодали, раз караулили путников на дороге, невзирая на холод. Только нам с Александром не очень хотелось становиться их добычей.

   — Вот в этом минус нашей выдумки, Лина. Может, представляйся я бедняком, да тем же деревенским кузнецом, например, и хозяин постоялого двора не навёл бы на наш след эти ворюг.

   — Алекс, ты не похож на кузнеца. Взгляни на свои руки.

   Баронет опустил взгляд вниз, повернул ладони, рассматривая гладкую без мозолей кожу.

   — И говоришь ты слишком правильно.

   — Я стараюсь менять речь, иногда забываюсь, правда.

   Баронет устроился рядом, поглубже зарываясь в сено.

   — Ты дрожишь, — он протянул руку и привлёк меня к себе за плечо, укрыл поверх своим плащом.

   — Мы не замёрзнем здесь ночью?

   В стенах старого покосившегося сарая были громадные щели.

   — Зароемся в сено, я буду греть тебя. Отдохнём всего несколько часов и тронемся в путь пораньше, завтра уже пересечём границу с Шотландией.

   — Неподалёку отсюда есть гостиница.

   — После случая с разбойниками, не очень-то полагаюсь на честность хозяев.

   Я уложила голову на грудь баронета и глубоко вздохнула. Наше путешествие оказалось намного сложнее, чем я предполагала. Мы с Алексом напоминали двух детей, впервые преступивших порог отчего дома, открывшего за его дверями огромный полный опасностей мир. Баронету приходилось ещё тяжелее, поскольку он мирился со всеми неудобствами, стараясь обеспечить мне хотя бы минимум комфорта. Если мы останавливались на постоялом дворе, он всегда уступал кровать, а сам ложился спать на жёстком полу.

   — Я испугался за тебя, — Алекс опустил голову, прижался лицом к моим волосам, согревая макушку своим дыханием, — страшно было представить, что не смогу выстоять против них и защитить тебя.

   — Ты все правильно сделал.

   Баронет прижал сильнее, я почувствовала, как его губы касаются спутавшихся прядей. Дыхание его становилось все тяжелее, руки сжались крепче, привлекая меня теснее к его телу.

   В первый раз за все это время, мы находились так близко, и Алекс впервые прикасался ко мне не в обычном защитном жесте, а иначе, со страстью, с желанием. Его пальцы сжались на моих плечах, он развернул меня, навис сверху, глядя в глаза с таким ищущим ненасытным выражением, что на миг стало не по себе. Это был мой Алекс, которого я знала всю жизнь, и в то же время другой незнакомый мужчина.

   — Лина, — холодные пальцы гладили мои щёки, он склонился к моим губам и поцеловал. Страстно, лихорадочно, как оголодавший путник набрасывается на свежий хлеб. Я даже вдохнуть не могла, его губы были повсюду, слишком требовательные, слишком влажные и жадные. Меня погрузили с головой в трясину чужой страстной тоски, из которой захотелось немедленно вырваться.

   Прикосновения Джаральда пробуждали ответное желание, ласки Алекса подавляли, вызывали протест. Баронет стремился захватить всю меня своими поцелуями, граф всегда чутко реагировал на малейший отклик. Он умел ослабить напор, если чувствовал даже слабое сопротивление, и, напротив, действовал решительно, когда хотелось большего. Джаральд как будто сливался с твоим телом, ощущал его, как часть себя, интуитивно выбирая самые чувствительные места и те ласки, которые разжигали в сердце пламя. Алекс не слышал моих желаний, он пытался утолить свой голод. Не думала раньше, что разница между мужскими прикосновениями может быть столь велика.

   Я выставила ладони, упёрла их в грудь баронета, пытаясь оттолкнуть от себя, но он по-прежнему не замечал моего протеста. Я стала изворачиваться, а Александр крепче сжал плечи и теперь целовал уже шею, руки, нетерпеливо спуская ниже шерстяное крестьянское платье, растягивая крепкую шнуровку корсажа.

   — Алекс, — полузадушенным шёпотом прохрипела я, пытаясь подтянуть к животу колени, чтобы скинуть с себя настойчивого баронета. Он на секунду приподнял голову, а я размахнулась и ударила его по щеке. Взгляд юноши с трудом сфокусировался на моём лице, ноздри трепетали, когда баронет шумно и жадно заглатывал воздух.

   — Лина, я до безумия хочу тебя!

   — Не сейчас. Нет, Алекс! Мы ещё не женаты!

   — Какое это имеет значение? Завтра нас обвенчают.

   — Алекс, пожалуйста, я не готова.

   — Лина...

   — Пожалуйста, Алекс, не поступай так со мной.

   Вместо слёз в голосе прозвучала злость, злость на него, себя и овладевшего всеми помыслами графа.

   Александр очень медленно разжал руки, выпуская меня. На оголившихся участках кожи, на груди и плечах, виднелись синеватые следы от его губ и пальцев. Я изумлённо глядела на эти отметины того, что баронет практически полностью утратил разум.

   — Прости, — он пораженно смотрел мне в глаза, будто не верил тому, что с ним сейчас произошло, — прости меня, Лина. Я не хотел причинить тебе боль, не желал навредить. Я не думал, что ты будешь против, ведь ты уже...

   Он резко замолчал, потом тихо добавил:

   — Прости, я совсем ни о чём не думал, потерял голову.

   Александр выглядел таким несчастным сейчас, настоящий взъерошенный и обиженный мальчишка, растерявшийся от слишком сильного помутившего его разум желания. Такой родной и близкий друг, мучимый и раздираемый на части собственными неподконтрольными ему чувствами.

   — Лина, — он закусил губу, протянул ладонь и погладил меня по щеке, — я схожу с ума из-за тебя, я так долго ждал этого момента, когда смогу обнять и поцеловать... прости.

   Он оперся ладонями по обе стороны от моей головы, склонился и прислонился лбом к моему лбу. Закрыл глаза, а я тихонько провела пальцами по его волосам.

   — Я буду держать себя в руках, — прошептал баронет. Светлые ресницы приподнялись, открывая знакомые серо-зелёные глаза, в которые вернулось прежнее выражение. В них теперь светились нежность и забота. Исчез огонь безумного желания, так испугавший меня несколько минут назад, — моя милая Лина.

   Он приблизил свои губы к моим, совсем робко, просительно, оставив миллиметр между ними, замерев в ожидании. И я чуть выше подняла голову и поцеловала его легко и бережно, пытаясь успокоить. Стало так жаль моего благородного рыцаря, славного друга, который всегда пытался прийти на помощь, который не заслужил того, чтобы в жёны ему досталась женщина, подобная мне.

   Баронет откликнулся на этот поцелуй, но теперь был очень осторожен. Я вдруг ощутила себя взрослой и опытной женщиной, утешающей обиженного ребёнка. И в этот момент пришло осознание, что не могу выйти замуж за Александра. Пожелав прервать наш поцелуй, я хотела отстраниться, как вдруг баронет навалился на меня, погребя под своей тяжестью, слишком большой и неожиданно неподвижный. Ни двинуться, ни вдохнуть, пока его тело не перестало давить сверху, а само собой съехало в сторону и растянулось на полу.

   Я подняла взгляд вверх и пронзительно завизжала. Крик оборвался почти в тот же миг, потому что Джаральд быстро зажал ладонью мой рот.

   — Привет, родная. Баронет развлёк тебя в моё отсутствие, не успела заскучать?

   Я промычала что-то в ответ, пытаясь извернуться и отползти подальше, так сильно напугало выражение его лица. Граф не отпустил, прижал второй ладонью к стогу, рассматривая мои взъерошенные волосы с застрявшими в них соломинками, синяки на руках, распахнувшийся плащ и полураспущенную шнуровку на груди.

   — Решила перейти в разряд шлюх, родная? Платишь своим телом за оказанные услуги?

   Лучше бы он с размаху всадил мне нож в сердце. Я схватилась ладонями за его руку в попытке сбросить с себя, а когда не получилось, замолотила кулаками в его грудь, стараясь оттолкнуть.

   Джаральд перестал зажимать мой рот и немного отстранился, я тотчас воспользовалась этим, чтобы взглянуть на Алекса.

   — Ты убил его?

   — Оглушил.

   Он говорил спокойно, хладнокровно, но с таким выражением в глазах, которое напомнило мне мясника, невозмутимо разделывающего только что освежёванную тушу. На лицо было страшно смотреть, оно напоминало восковую маску, слишком неживое для обычного человека.

   — И как дорого стоит услуга по твоему спасению? Один раз довольно или расщедришься на всю ночь?

   Я нервно дёрнулась, вжимаясь спиной в колючее сено. Вспомнила вдруг, как граф пришёл тогда в мою комнату после навета Катрин, как зол он был, а сейчас... сейчас удивительно спокоен. И мне было страшнее и больнее, потому что тогда я видела и понимала его эмоции, а теперь не знала, что он задумал.

   — Разве не ты научил меня платить? — резко бросила ему в лицо, пытаясь разглядеть хотя бы отголоски эмоций, — и с тобой я расплатилась сполна!

   Видела, как сузились его глаза, как он потянулся вдруг к поясу, отцепил и бросил на пол ножны. С тревогой проследила, как он положил у своих ног револьвер.

   — Знаешь, как трахают шлюх?

   — Что?

   — Ты ведь не понимаешь разницы, хотя... — он медленно обвёл пальцем самый большой синяк, отчего я снова дёрнулась, — кажется, баронет успел кое-что показать.

   — Отпусти! — я отдёрнула руку, отползая повыше, а Джаральд поймал за запястья и резко стянул меня вниз.

   — На мой взгляд, так было бы слишком просто.

   Не успела понять, что он хотел этим сказать, как граф вдруг накинул мне на голову капюшон моего же плаща, закрывая глаза, и стянул завязки, чтобы не смогла его сбросить. Я вмиг ослепла, дыхание перехватило, руки беспорядочно заметались в воздухе в поисках опоры.

   Он толкнул меня на сено и сжал ладонью запястья. Я ощутила, первое лёгкое прикосновение губ к болезненному местечку на ключице, где, очевидно, тоже остался синяк. Он обвёл его языком по кругу, а я ахнула, не ожидая, что ощущения окажутся настолько сильными. Думала, граф сейчас набросится на меня, чтобы болью отомстить за все, а он был нежен. Я не видела ничего, могла только чувствовать, чувствовать острее, чем обычно, и даже вырываться перестала, ошарашенная его неожиданными действиями. И снова вместо крови яд побежал по жилам, медленно-медленно проникая в сознание.

   Я читала однажды книгу о курильщиках опиума, о том, как люди успевают за короткое время пристраститься к наркотику, слышала рассказы об опиумной норе в Ист-Энде, но никогда не понимала, как можно одурманивать свой мозг до состояния полной невменяемости. Тогда не понимала, а теперь ощутила себя настоящей морфинисткой, получившей дозу желанной отравы.