— Ааах! — выгнулась под его умелыми губами, под пьянящей горячностью рта, темнота вокруг вдруг перестала казаться страшной, но мягкой, затягивающей во влекущую глубину. И рука его присоединилась к ласкающим губам, так неназойливо, почти незаметно стягивая вниз тёплые чулки, панталоны, задирая выше юбку.

   Его ладонь прижалась между моих бёдер, накрывая и ласково массируя самую чувствительную точку, нежно, даже бережно. Я снова ахнула и резко сжала ноги, когда вдруг ощутила, как граф осторожно и мягко ввёл внутрь указательный палец. Такое прикосновение оказалось полной неожиданностью, я даже не поняла сперва, зачем он это сделал, пока Джаральд не стал совершать странные движения — немного надавливал на внутреннюю стенку, а его палец словно легонько вибрировал во мне.

   Ощущения... если бы я только могла описать свои ощущения. Испарина выступила на спине, каждая мышца мелко дрожала, каждая связка натянулась до предела, диафрагма прилипла к спине, сужая грудную клетку до самых крошечных размеров, из-за чего я почти не дышала. Удивительные, непривычные ощущения мешались со все нарастающим возбуждением. А Джаральд вдруг откинул капюшон с моих глаз и выпустил ладони, чтобы ухватить за подбородок и следить за тем, как меняется выражение моего лица, когда я беспомощно выгибаюсь и хватаю ртом воздух. Он наблюдал с мрачным удовлетворением, как судороги пробегают по моему телу, раз за разом, пока сильнейший спазм скручивал и отпускал мои мышцы.

   Это ужасно, ужасно так зависеть от человека. Страшно сознавать насколько сильное влияние он на тебя имеет, как умело играет с твоим телом, настолько искусно, что все мысли и опасения просто испаряются из головы. То, что окружало тебя пропадает, остаётся лишь он, моя зависимость, наваждение, болезнь и кара. Только он и его прикосновения.

   И в тот момент, когда я находилась на самом пике, когда готова была сорваться со страшной высоты, граф перевернул меня на живот, поднял на колени и быстро вошёл сзади, грубо вторгаясь в узкую пульсирующую глубину. Его ладони накрыли освобождённую от плена одежды грудь, а я всхлипнула, забилась как птица в силке, вздрагивая от резких движений, не в силах ни стонами, ни жестами передать ощущений, которые получало сейчас моё тело.

   Удовольствие — какое вялое, бесцветное и слишком пресное слово, оно не в состоянии описать того, что Джаральд заставлял меня испытывать. Что он делал со мной, как это делал и зачем, стало глубоко безразлично.

   — Ах! — запрокинула голову, когда он схватил меня за волосы и заставил прогнуться ниже.

   — Нравится? — шепнул граф мне на ухо, но я была не в состоянии ответить.

   Его губы терзали тонкую кожу, а член орудовал внутри, проникая на всю глубину. Джаральд пил мои стоны, вдавливая сильнее в колючий стог соломы, и в этих резких движениях проскальзывала особенная только ему свойственная утончённая нежность и чувственность, способность не доводить до самой крайней болезненной черты, за которой наслаждение сменяется агонией. Не знаю, как у него так получалось: не больно, но почти на грани, сладко, но унизительно, чересчур сильно, но в таком чувственном ритме, что невозможно было совладать с собой.

   Последние быстрые толчки, и я снова взлетела в бескрайнюю высь, раскрывая руки-крылья над губительной бездной. Он с громким рычанием обхватил меня за бедра, насаживая на свой орган, пока не излился горячим семенем внутрь, в этот раз не предприняв даже попытки отстраниться. Он ощутил мою ответную дрожь, привлёк ближе и прошептал на ухо:

   — Ты только моя шлюха, Рози, запомни.

   Выпустил, позволяя упасть на живот, отстранился и неторопливо поднялся. Пока я старалась совладать с дыханием, он невозмутимо оправил одежду и поднял шпагу. Я медленно возвращалась в реальность убогого сарая с лежащим на полу бессознательным баронетом, а граф уже подошёл к Алексу и толкнул его носком сапога. Едва успела подтянуть лиф и оправить юбку, как Джаральд достал из внутреннего кармана небольшую бутылочку, приложил к губам, а потом склонился к баронету и прыснул тому в лицо. Я почувствовала крепкий запах алкоголя, а Александр пошевелился.

   — Вставайте, благородный рыцарь, пора постоять за честь дамы, — издевательски промолвил Джаральд.

   Алекс снова зашевелился, приподнялся, повёл головой в стороны, увидел меня. Я опустила взгляд, не в силах вынести отразившегося в его глазах изумлённого неверия. Как же стыдно, Господи!

   — Лина, — тихий голос прозвучал звоном надтреснутого хрусталя.

   Я слышала, как он встал на ноги, издевательское хмыканье Джаральда и полное ярости обвинение Алекса:

   — Ты, подонок!

   Хотелось закрыть руками лицо и уши, но до слуха донёсся иной звук — звук вынимаемых из ножен шпаг.

   — Дуэль, баронет?

   — Я заколю тебя на месте, ублюдок!

   Я вскинула голову и застала двух противников уже напротив друг друга. Джаральд и Алекс сбросили плащи и тёплые сюртуки, оставшись в белых рубашках. Они заняли боевую стойку, подняли вверх левые руки и застыли, как фигуры на старой картинке. Хотелось попросить их: «Пожалуйста, остановитесь», но убеждать разъярённых мужчин было бесполезно.

   Лицо Александра разгорелось от ярости ярким румянцем, граф издевательски ухмылялся и поигрывал кончиком шпаги, но в глазах промелькнуло опасное выражение. Шпаги скрестились, а я вздрогнула от пронзительного звона холодной стали, способной одним точным ударом забрать чужую жизнь.

   Они встали в пару в смертельном завораживающем танце. Клинки сверкали, скрещивались, разлетались в стороны. Противники наступали и отпрыгивали назад. Скользящие лезвия описывали дугу, круг, восьмёрку, кололи воздух, прошивали насквозь напитавшееся моим страхом безмолвие старого сарая.

   Выпад, шаг назад и снова вперёд, мягкий переход, и шпаги опять скрещиваются, а я напряжённо слежу за блестящими остриями. Одно из них, прочертив изломанную линию, касается чужого предплечья, и вот уже белая рубашка пропитывается кровью, а граф отпрыгивает, уклоняясь от ответного удара Алекса. Баронет перекидывает шпагу в другую руку, не обращая внимания на рану, и бой продолжается.

   Моё дыхание становится все чаще и тяжелей, я вижу, как в этом танце постепенно сдаёт позиции более молодой и несдержанный противник. Он нападал столь яростно, что уже начинает выдыхаться, ему все сложнее уследить за манёврами соперника, который только вошёл в азарт, предчувствуя, что добыча все ближе и ближе к его когтистым лапам. Пантера, действительно пантера, тёмная, гибкая, опасная. Я подобралась, выпрямилась, как натянутая струна, со страхом следя за баронетом. Вот он оступился, и лишь в последний миг успел уклониться от звонкого острия и отразить следующий удар.

   — Может пора отступить, пока даю шанс?

   Граф играючи коснулся клинка Александра.

   — Ублюдок! — баронет со злостью выплюнул эти слова, но в ответ прозвучал лишь смех.

   — Герой здесь ты, а мне досталась роль злодея.

   — Оставь Розалинду в покое, не смей больше прикасаться к ней!

   Смех графа оборвался, лицо исказила ярость.

   — Она принадлежит мне, — процедил он сквозь зубы, а глаза разгорались огнём.

   — Ты её не получишь! — Алекс сделал выпад, и граф едва успел уйти. Баронет почувствовал себя более уверенно, он нащупал слабую точку и теперь стал испытывать выдержку Джаральда, пытаясь довести того до исступления, заставить забыться.

   — Я заберу Розалинду, мы поженимся и ты никогда её не увидишь!

   Граф парировал очередной удар, перешёл в наступление, нападая ожесточённо, быстро, почти молниеносно меняя направления ударов:

   — Мальчишка! Ты уверен, что готов сдохнуть прямо сейчас?

   — Алекс! — я вскрикнула, разгадав обманный манёвр, пытаясь предупредить, и баронет уклонился за мгновение до того, как шпага проколола воздух. Взгляд Джаральда обжёг, на секунду переключил на меня внимание пантеры, и Алекс воспользовался этим, ранив противника в бедро.

   Граф был в бешенстве. Эта злость проскальзывала в его прежде сдержанных движениях. Он перешёл в жёсткое наступление, действуя чётко, стремительно, выкладываясь по полной. Поединок перестал быть забавой, насмешкой над слишком дерзким мальчишкой. Наказание и унижение больше не входили в планы графа. Его сжатые губы, побелевшие скулы и напряжённая рука, лучше всяких слов предупреждали о неминуемой очень суровой расплате. Я знала, что он сильнее, понимала, баронету не выстоять. Джаральд теснил Александра все дальше и дальше, и в какой-то миг нанёс удар. Клинок проколол правое плечо соперника насквозь, и Алекс застонал, упал на колени, его шпага покатилась по полу, и на долю секунды мне показалось, что Джаральд сейчас добьёт противника.

   — Нет! Остановись!

   Не помню как, но лежавший у ног револьвер вдруг очутился в моей ладони. Я наставила его дрожащей рукой на графа, не зная, как ещё остановить неминуемое убийство, и умоляюще произнесла:

   — Не забирай его жизнь.

   Он медленно повернулся, посмотрел мне в глаза, и сердце заледенело в груди. Никогда еще на моей памяти не приходилось видеть подобной ярости, никогда лицо человека не сковывала маска такого безудержного гнева вперемешку с чем-то ещё.

   — Защищаешь его? Угрожаешь мне, мотылёк?

   Его голос прозвучал зловеще в опустившейся тишине, но в нём мне послышалась скрытая боль.

   — Позволь нам уйти. Отпусти меня, Джаральд.

   — Нет! — Его крик оглушил на миг, а в следующую секунду он бросился ко мне так неожиданно быстро, что рука дрогнула, и в конюшне прозвучал громкий выстрел.

   Джаральд споткнулся, будто напоролся на невидимую стену и медленно осел на землю. Долю мгновения не могла понять, что происходит, пока не заметила голубоватый дымок над дулом пистолета, а ноздри пощекотал запах пороха. Это я? Я выстрелила в моего Джаральда?

   Перевела неверящий взгляд на распростёршееся на полу тело. Соломенный настил медленно окрашивался кровью.

   — Джаральд, — револьвер выпал из руки, меня отчаянно замутило. Кровь! Мне казалось она повсюду, вытекает лужей из-под его живота и растекается по всему полу подобно реке, касается носков туфель. Я попятилась, споткнулась и упала на стог сена. Живот скрутило, к горлу подкатила тошнота, я согнулась пополам, и меня вывернуло наизнанку. Тело трясло как в конвульсиях, а ужасный металлический запах раздражал обоняние. Сквозь свой кашель расслышала голос Алекса.

   — Лина! Лина!

   Я уткнулась лицом в сено, пытаясь сделать вдох.

   — Лина, поднимайся, поднимайся немедленно, нужно бежать.

   Повернула голову на непослушной шее, посмотрела на баронета. Он был уже на ногах, только пошатывался и зажимал ладонью кровоточащую рану.

   — Я убила его. Это я, Алекс, я его убила.

   — Лина, нужно уходить, пока никто не пришёл.

   Я схватилась руками за живот, преодолевая резь и боль, поднялась и шагнула вниз, ступая по кровавому полу, дошла до графа и опустилась на колени. Склонилась ниже, прижалась лицом к его волосам.

   — Лина, да что же ты медлишь? Тебя повесят!

   Я совсем не понимала, о чём он говорит, гладила каштановые кудри, шептала бессвязно. Я уже не жила, не жила с того момента, как осознала, что нажала на курок.

   А потом Алекс попросту оттолкнул меня в сторону, с такой силой, что я растянулась на полу, а подняв голову, увидела Джима. Он склонился над Джаральдом, схватил того за плечо.

   — Хозяин! Ваша светлость!

   Он стал переворачивать Джаральда на спину, а я прижала руки к глазам, не желая видеть это лицо мёртвым.

   — Хозяин!

   Чуть растопырила пальцы, оставляя маленькие щели, сквозь них можно было разглядеть неясные очертания, но без страшных деталей. Джим склонился к груди графа и резко отпрянул.

   — Ещё дышит. Ему нужен врач!

   Моё омертвевшее сердце стукнуло в груди. Я ползком добралась до Джаральда, путаясь в ставшей слишком неудобной и длинной юбке. Камердинер встал на колени и пытался взвалить графа себе на плечи.

   — Джим, Джим, я помогу, я возьму его за ноги. Тут гостиница недалеко.

   — Лина! Остановись! Тебя бросят за решётку, ты понимаешь? Пойдёшь с ним и погибнешь окончательно. Спаси себя!

   — Алекс, я хочу, чтобы спасли его! — умолкла на секунду, глядя в искажённое отчаянием лицо друга. — Едем с нами, тебе нужен доктор.

   — Я могу о себе позаботиться, а с этим ублюдком никуда не поеду и пальцем не пошевелю ради его спасения.

   Я промолчала, склонилась ниже и взяла Джаральда за ноги, а Джим поволок неподъемное тело к выходу, согнувшись под его тяжестью.

   — Господи, что же творится? Совсем на разбойников управы нет! — хозяйка гостиницы причитала во весь голос, пока её муж с камердинером укладывали графа на узкую кровать.

   — Мы за доктором уже послали, — говорил меж тем хозяин, обращаясь ко мне. Я застыла в углу комнаты, не отрывая взгляда от окровавленного тела. Буквально физически ощущала, как время медленно отсчитывает минуты и по капельке забирает у Джаральда драгоценные крупицы жизни. Смотрела и чувствовала, как меня будто распиливают на кусочки тупыми ножами. Он лежал неподвижно, бледный, словно восковое изваяние.