— Я люблю все, что можно съесть, — с жаром проговорила я и принялась завтракать. Это было неописуемо вкусно! Я наслаждалась каждой новой ложкой и у меня даже голова шла кругом. Та стряпня, которой меня кормили в борделе, действительно, была мерзкой, и сейчас я это отчетливо поняла, когда сравнила с поданным супом.

Потянувшись за кусочком белого хлеба, я внезапно встретилась с цепким взглядом Лероя, от которого чуть не подавилась. Зачем он это делает? Я привыкла к тому, что если человеку что-то надо, он просто говорит об этом. Всех этих неоднозначных взглядов я совершенно не понимаю.

— Ты за столом сидишь, а не в свинарнике, — строго произнес Грейсон. — Тебя не учили, как нужно правильно есть? — в его голосе едва заметно улавливалось пренебрежение и раздражение.

Я глянула на себя и заметила, что вся моя пижама и участок стола, на котором стояла моя тарелка, были усеяны хлебными крошками. Мне так сильно хотелось, есть, что было совсем не до норм приличия, тем более что в борделе никто этому нас не учил.

— Я приберу, — торопливо проговорила Хэтти, протерев стол.

— Двести кусков отдал за дикого звереныша, — Лерой закатывает глаза и допивает свой кофе.

— Она не звереныш, — твердо заявил Калэб, хмуро глядя на своего брата. — Она принцесса. Мотылек, вот она кто.

— Твоя принцесса мне дорого обходится, — Грейсон сложил газету и бросил на стол. — Лучше благодари меня, что я за твои проделки с алкоголем, не лишил тебя подарка. Хэтти, — Лерой посмотрел на горничную. — Ты заперла мой бар на ключ?

— Да, как вы и велели.

— Хорошо. А ты, — мужчина вновь перевел свой колючий взгляд на меня. — Доедай быстро, я еще в больницу должен тебя отвести.

Я никуда не хотела ехать с этим человеком. Вчера его непоколебимый покой вселял в меня толику умиротворения, но теперь я отчетливо поняла, насколько мои ощущения оказались ложны. На фоне вычитки Лероя я вспыхнула и, наплевав на все заявила:

— Я никуда с тобой не поеду.

На кухне повисла гнетущая тишина. Хэтти замерла на одном месте, а Калэб даже перестал завтракать. Они ошарашенно уставились на меня, будто бы на самоубийцу. В темных глазах Грейсона-старшего полыхнул опасный блеск. Плотно сжатые челюсти и обжигающий яростью взгляд не сулили мне ничего хорошего. Не нужно было мне вообще открывать свой рот.

Лерой резко ухватил меня за один хвостик и, намотав его себе на кулак, больно дернул. Я поддалась вперед и ухватилась за предплечье Грейсона, чтобы не свалиться со стула.

— Это с Калэбом ты можешь говорить на равных, — прошипел мне в лицо Лерой. — Он идиот и ему все равно, а со мной этот номер не пройдет, поняла? Поняла, я спрашиваю? — он вновь больно дернул меня за волосы.

— Да, — сдавленно проговорила я, хотя так хотелось дать по этой наглой морде.

— Для тебя я Хозяин и не иначе. Я купил тебя и фактически ты принадлежишь мне, так что попридержи свой остренький язычок, иначе вырву его с корнем. Поверь, я могу, — Грейсон наконец-то отпустил меня. — Марш к себе собираться, у тебя есть десять минут, — скомандовал он.

Я встала из-за стола, так и не доев свой завтрак. Жаль, а так хотелось.

— Не слышу ответа, — прогромыхал Лерой, когда я поплелась к себе.

— Слушаюсь, — недовольно пробормотала я.

— Не понял.

— Слушаюсь, Хозяин, — исправилась я, а в мыслях вместо «Хозяин» проговорила «Урод».

6

Застегнув молнию на своих потертых черных джинсах, я быстро надела свой старый растянутый свитер грубой вязки мутно-зеленного цвета. Этот свитер я как-то выторговала у одной уборщицы за десять граммов кокаина, которым меня снабдила в свое время Амис. В стенах нашего борделя для одежды это была достаточно высокая плата. Но я ни разу не пожалела о том, что купила этот свитер. Несмотря на то, что ему уже сто лет в обед, а растянутые рукава и горловина выглядели так себе, я безумно люблю эту одежду. Свитер прикрывал мой тощую задницу и не раз спасал меня от переохлаждения. Не знаю, из какой материи он сделан, но в нем всегда очень тепло, а главное я чувствовала себя защищенной. Именно этого мне сейчас так катастрофически и не хватало. Но, хоть в рыцарские доспехи облачись, а от Лероя это все равно не спасет.

Я Блэйка так не боялась, хотя он частенько наказывал меня и мог даже хорошенько приложить. Но это бывали редкие случаи. А Грейсон… Он не поднял на меня руку и никакой физической силы не применил. Хватания за волосы не в счет, это для меня не проблема, а так, десткий сад. Тогда почему я до трясучки его боюсь? Потому что, он такой огромный в сравнении со мной? Или все дело в его взгляде? Да, пожалуй, именно в нем.

Стягиваю волосы в один высокий хвост и смотрю на себя в зеркало. Все такая же тощая и бледная, правда теперь за спиной другая локация, не старая ванная с надколотым грязно-белым кафелем, а вполне себе приличная, я бы сказала королевская спальня. Но что это меняло? В сущности ничего.

Я быстро спустилась во двор, чтобы лишний раз не испытывать терпение Лероя на прочность. Черт его знает, что ему еще может в голову стрельнуть. Какой бы ужасной моя жизнь иногда не была, а я ее еще ценила и не стремилась проститься с ней в ближайшее время.

У входа уже стоял черный внедорожник с тонированными окнами. Трудно этот агрегат было назвать обычным автомобилем. Настоящий танк, не иначе. Вдруг стекло опустилось, и я увидела Грейсона за рулем.

— Чего стала? Садись уже давай, — тон суров и не терпит возражений.

Семеню к внедорожнику, торопливо открываю дверцу, и повыше задрав ногу, плюхаюсь на мягкое сидение. В салоне пахнет терпким ароматом мужского одеколона. Не хотелось самой себе признаваться в том, что запах, которым надушился Лерой, мне очень нравился. Но черт подери, это была сущая правда.

— Пристегнись, — приказал Грейсон, сердито глянув на меня в зеркало заднего вида.

Я сделала, так как было велено, мысленно послав этого человека раз сто куда подальше. Нужно просто настроиться на то, что эта поездка рано или поздно закончится. Оттянув рукава свитера, я спрятала в них свои холодные ладони. В салоне было тепло, но это уже скорей привычка и желание, хоть как-то оградиться от давящей энергетики Лероя.

Мы ехали в полном молчании, даже радиоприемник был выключен. Гнетущая тишина заставляла меня чувствовать себя некомфортно, отчего я постоянно ерзала на белом кожаном сидении. Кое-как я сосредоточилась на виде за окном, и это помогло мне максимально мысленно отгородиться от присутствия Грейсона. Я глядела на пожелтевшие крона деревьев, с горечью принимая приход осени. Не люблю осень. Дождь, слякоть, сырость. Любое время года мне по сердцу, но только не осень. Она вводит в такое уныние, от которого просто невозможно избавиться. А сейчас мне был просто необходим заряд позитива, но где его взять?

Вдруг ватную тишину нарушил звук мобильного телефона. Лерой нащупал смартфон во внутреннем кармане своего пиджака и тут же резко ответил:

— Что? — несколько секунд молчания. — Да. Уже давно сделал. Деньги пришли. Детали позже будут, — Грейсон сбросил вызов и спрятал телефон обратно в пиджак.

Я в задумчивости посмотрела на массивный затылок этого человека. И почему он не поручил меня отвезти к доктору кому-нибудь помощнику или охраннику? Зачем сам взялся за это дело? Любит тотальный контроль? Или может быть здесь суть кроется совсем в другом? Я пыталась отыскать во всем этом безумии хоть проблеск истины, но все оказалось тщетно. Какое-то неприятное чувство зашевелилось внутри меня, но я быстро пресекла его, опасаясь, что оно может оказаться верным откликом на мои догадки.

Вскоре внедорожник остановился рядом с частной клиникой. Прямоугольное здание в пять этажей белого цвета с ухоженным двором и дорогими автомобилями посетителей, уже говорили о том, что здесь лечатся и консультируется далеко не простые люди со средней зарплатой.

— Выходи, — приказал Лерой.

Я вышла на улицу, и меня тут же обдал порыв холодного ветра. Немного поежившись, я спрятала подбородок под воротник своего свитера. Грейсон поставил свой "танк" на сигнализацию и схватил меня за руку. Да что же это за привычка такая тупая у него и его братца-недоумка?! Боится, что я могу убежать? Это уж вряд ли, судя по всему Лерой очень богатый человек, а где есть богатство, то там непременно есть место и влиянию. Даже если я и попытаюсь убежать, он быстро найдет меня, и не думаю, что такая выходка останется безнаказанной.

Грейсон крепко держал меня за руку и быстро направлялся в сторону входа. Я едва могла успеть за таким стремительным темпом, поэтому временами приходилось просто бежать. Вновь подул холодный ветер, мои руки больше напоминали ледышки, а вот крупная ладонь Лероя была очень горячей. Лишь сейчас я заметила на ее тыльной стороне россыпь татуировок. Как странно, почему я не увидела этого раньше? Впрочем, когда на тебя так пристально смотрят тебе не до того, чтобы изучать чужую внешность, а тем более татуировки.

Все, что я смогла разглядеть, так это татуировку льва на указательном пальце и римское число десять, что продублировано на фаланге среднего и указательного пальцев. Наверняка во всех этих изображениях был заложен определенный смысл, и мне от чего-то вдруг захотелось его разгадать. Да ну! Заняться мне больше нечем.

Оказавшись в больнице, Лерой уверенно пошагал в сторону лифтов и я вслед за ним. Я думала, что мы должны взять бланки, записаться или что там принято делать, чтобы попасть на прием? Но, похоже, встречу назначали заранее. Первым пунктом в моем скромном списке было посещение дантиста.

Мы вышли на третьем этаже и прошли в кабинет под номером сорок. Нас встретил улыбчивый мужчина лет пятидесяти пяти. Он мне понравился намного больше того доктора, который вчера рассматривал меня.

— Посмотри, что у нее там и как, — строго проговорил Лерой. — Проведи все необходимые процедуры, счет запиши на мое имя.

— Будет сделано в лучшем виде, — ответил доктор, судя по бейджу, его звали Джордж Милтон.

Грейсон измерял меня своим колючим взглядом, отпустил и покинул кабинет. Я растерла свою руку и осмотрелась по сторонам. Небольшой стерильный кабинет со стоматологическим креслом, письменным столом, маленькой раковиной, и невысоким металлическим столом, на котором аккуратно были выложены инструменты, названия которых я не знала.

— Присаживайтесь, — дружелюбно пригласил доктор.

Я села. Назвать меня частой гостьей у дантиста никак нельзя. Бывала несколько раз в городской поликлинике, когда Блэйк позволял. На зубы никогда не жаловалась. А чего собственно жаловаться? Сладкого не ела, а иногда вообще ничего не ела. Старалась поддерживать личную гигиену настолько, насколько это было возможно в условиях борделя.

Доктор Милтон провел осмотр, похвалил меня за здоровые зубы и поставил всего лишь одну пломбу. Я была горда собой, удивленная тем, что похвала так обрадовала меня. Все же, как приятно слышать добрые слова, а не постоянные упреки, отборную ругань и бесконечные угрозы.

После дантиста, Лерой вновь схватил меня за руку и повел в кабинет гинеколога. Хотелось надеяться, что гинекологом окажется женщина. Когда Блэйк всех девушек загонял на осмотр, чтобы убедиться в том, что никто не болен венерическими заболеваниями, нас проверял мужчина. Все как-то спокойно принимали этот факт, а мне, как девушке, которая мужчину-то голого никогда не видела в глаза, было дико стыдно.

Я облегченно вздохнула, когда увидела перед собой женщину средних лет с короткой стрижкой. Что же, все уже не так уж и плохо.

— Здравствуй дорогой, — она подошла к Лерою и поцеловала его в щеку.

Я скривилась. Он козел и мудак, но уж точно не дорогой, если не учитывать его золотых наручных часов и костюма.

— Проверишь ее? — Грейсон кивает в мою сторону.

— Конечно.

— Потом выпишешь мне рецепт каких-нибудь хороших противозачаточных. Если нужны будут еще какие-то таблетки, тоже пиши.

— Ты меня знаешь, — женщина улыбнулась.

Тема с противозачаточным средством мне совершенно не нравилась. Зачем они мне нужны? Чтобы я от Калэба не залетела? Смешно! Уверена, что он даже дрочкой никогда в жизни не занимался. Вновь неприятное, но уже знакомое чувство в груди дало о себе знать. О нет! Только не это!

Осмотр прошел стандартно, никаких признаков серьезных болезней у меня не обнаружено. И для меня это оказалась огромная удача, ведь в борделе все-таки трудно что-то не подцепить. Гинеколог выписала рецепт и передала его лично в руки Грейсону.

Я не собиралась оставлять все, так как есть. Хочет того Лерой или нет, но он просто обязан ответить на мои вопросы. Когда мы сели в машину, я молча сосчитала до десяти, и, повернувшись, спросила: