Оба замолчали. Фрейзер погрузился в свои, видно, не очень веселые думы, а у Розы вдруг мелькнула шальная мысль. Взять Фрейзера за руку и отвести его прямиком к себе в спальню.

– Ты никогда и ничего не рассказывала мне! – неожиданно упрекнул ее Фрейзер, когда она рискнула взглянуть на него. – Я догадывался, что твой брак с Ричардом неудачен, что ты глубоко несчастна в этом супружестве, но я и подумать не мог, что все настолько ужасно… Через какие гадости он заставил тебя пройти!

Роза слегка повела плечами и опустила глаза в бокал с вином.

– Меньше всего мне сейчас хочется говорить об этом. Я кажусь себе такой глупой, такой слабой и жалкой…

– Только не жалкой! Ты сильная и смелая женщина. Ты упорная, у тебя завидная стойкость духа. Нет, ты просто великолепна!

Роза грустно улыбнулась.

– Это ты по доброте своей пытаешься меня утешить, Фрейзер! Но все перечисленные тобой качества совсем не нужны тем, кто пытается завести знакомство по Интернету. Там о таком наборе качеств даже не упоминается, не так ли?

– А ты уже планируешь начать знакомиться по Интернету? – спросил Фрейзер обеспокоенно.

– О чем ты? Глупости! Где я возьму Интернет в этом доме? Ты, правда, упоминал о каком-то мифическом компьютере, который якобы есть у отца, но его еще нужно отыскать. Так что никаких знакомств, ни по Интернету, ни без него! Да и вообще, постараюсь пока держаться подальше от мужчин. От них, в большинстве случаев, одни неприятности. Мои поцелуйчики с Тедом – лучшее тому подтверждение.

Фрейзер молча кивнул, но выражение его лица осталось непроницаемым.

– А ведь в сущности поцелуями все и ограничилось! – бокал вина придал Розе храбрости, и она рискнула вернуться к щекотливой теме. – И я, представь себе, совсем не жалею, что целовалась с Тедом. Хотя… хотя это и разрушило наши с тобой отношения. Тед был добр ко мне, он все понял правильно. Он мне дал почувствовать что-то такое, чего у меня никогда не было, и ничего не потребовал взамен. Мне жаль, что потом он увлекся мною по-настоящему. Я этого не хотела и не пыталась ничего для этого делать. Но еще больше я жалею о том, что мои глупые эксперименты стоили мне разрыва с тобой. А вот о том, что я целовалась с Тедом, совсем не жалею. Благодаря Теду я впервые поняла, какая же это замечательная штука – просто целоваться с мужчиной.

– Рад за тебя! – промолвил Фрейзер и добавил, медленно подбирая слова: – Жаль, что этим мужчиной оказался не я!

Неожиданно Роза подняла на него глаза.

– Все, Фрейзер! С меня хватит! – бросила она со злостью. – Больше твои штучки не пройдут!

– Какие штучки? – искренне изумился он.

– Такие! Пора тебе принять решение и вести себя серьезно! – в голосе Розы послышалась горечь. – А то получается так! Сейчас ты держишь меня за руку, а уже в следующую минуту начинаешь живописать мне все достоинства своей драгоценной Сесилии. Признаешься в вечной любви и тут же, с глубоким сожалением, сообщаешь о том, что твои чувства ко мне – это чудовищная ошибка, и только. Говоришь, что между нами возможна только дружба, а сам горюешь, что не оказался на месте Теда. Так нечестно, Фрейзер! – Роза стремительно вскочила с кресла и подошла к буфету, где стояла бутылка с вином. – Сейчас я точно знаю свое место. Ты сам указал мне его. И на этом месте я желаю оставаться и впредь. Отныне будет так: ты здесь внизу, на диване, я наверху, у себя в спальне. Так мы и станем сожительствовать с тобой, как друзья, пока длится наша совместная работа ради папы. Хотела бы предложить тебе большее, но извини! Не могу! Все ушло… И ты приложил к этому руку в первую очередь. Сейчас я хочу лишь одного. Чтобы все оставили меня в покое. Сердцу тоже нужен отдых.

Фрейзер молча откинулся на спинку дивана. Два пунцово-красных пятна проступили на его щеках.

– Роза! Я не хотел расстраивать тебя, – промямлил он виноватым голосом после короткой паузы.

– Спокойной ночи! – отрезала Роза и, несмотря на ранний час – едва минуло девять часов вечера, – подхватила свой бокал с вином и направилась к себе. – Увидимся утром!

Роза поднялась уже на последнюю ступеньку лестницы, когда Фрейзер снова окликнул ее.

– Роза! Ради всего святого, прости меня!

– Ради всего святого! – печально повторила она, чувствуя, как улетучивается ее злость на него. – Понимаю!

19

– Как настроение? – поинтересовалась у отца Роза две недели спустя. Джон уже потихоньку стал подниматься с постели, стараясь проводить большую часть дня вместе с ними. Правда, он сильно исхудал, еще больше поседел и осунулся, но все же бодрился из последних сил. – Сегодня вечером вернисаж. Волнуешься?

– Трясусь, как осиновый лист! – коротко констатировал Джон. – Не могу передать словами!

– Я тоже волнуюсь! – вмешалась в разговор Мэдди, нетерпеливо подпрыгивая то на одной ноге, то на другой. – Я, может быть, волнуюсь больше вас всех! Потому что Фрейзер пообещал мне какой-то сюрприз, который он приготовил специально для меня. И сейчас я страшно переживаю. Все думаю, какой такой сюрприз меня ждет. Может, он купил телевизор мне в спальню? Было бы очень даже неплохо! Или айпод!

– Не угадала! Ни то ни другое! – подал голос Фрейзер, спускаясь вниз по лестнице с полотенцем на шее. Волосы у него были еще влажными после душа. Несмотря на то что их отношения с Розой оставались по-прежнему немного натянутыми, Фрейзер сдержал свое слово и переехал к ним, в Грозовой дом. Сейчас он руководил бизнесом, преимущественно с помощью компьютера. В своих поползновениях на дом старого художника он зашел так далеко, что, к неудовольствию Джона, действительно купил себе новый диван-кровать и даже установил беспроводной Интернет, как уже не раз грозился сделать в былые времена.

– Он прослужил мне всего лишь пятнадцать лет, – сокрушался Джон, когда старый диван вынесли из дома и оттащили его на какое-то время в мастерскую. – Он, кстати, достался мне вместе с этим домом. Так сказать, по наследству. Диван принадлежал одной из прежних владелиц дома. Бедняжка якобы даже скончалась на этом диване за пятнадцать лет до того, как он перешел ко мне. И представьте себе, все эти годы никто не жаловался, что он весь в ямах и буграх и на нем невозможно спать.

– Может быть, потому эта тетя и умерла, что на нем стало невозможно спать, – рассудительно заметила Мэдди. – Ямки и бугры ее убили.

– Это – временная перестановка, – заверил Джона Фрейзер. – Как только мы решим все дела, я верну ваше драгоценное наследство, имеющее столь богатую историю, на прежнее место, а свой новый диван заберу с собой. Кстати, в ближайшее время мне нужно будет заняться поисками подходящего жилья. Судя по всему, Сесилия после нашего разрыва решила оставить квартиру за собой. Я не стал возражать. Квартиру мы арендовали, она не является моей собственностью. Единственное неудобство – это то, что я на данный момент оказался бездомным. Можно, конечно, поселиться в моем офисе непосредственно в самой галерее, но это не совсем удобно.

Фрейзер устал до предела. Помимо дистанционного управления своим бизнесом, он постоянно мотался в Эдинбург и обратно, самолично проследил за отправкой работ Джона, предназначенных для выставки, причем сделал все так, что Роза так и не увидела эти картины. Фрейзер по достоинству оценил ее решимость не нарушать слово, данное ею отцу. Она сможет познакомиться с этими работами только на выставке.

Роза старалась помочь Фрейзеру изо всех сил, но у нее явно не хватало опыта. И все же она что-то делала по организации маркетинга, составляла списки приглашенных гостей, даже общалась с представителями массмедиа. Но все равно, львиная доля хлопот, связанных с организацией выставки, легла на плечи Фрейзера. К концу дня на него жалко было смотреть, он валился с ног от усталости. И было что-то еще, что угнетало его гораздо больше, чем все организационные хлопоты.

Наверное, он тоскует по Сесилии, прикидывала Роза, что, впрочем, казалось ей вполне естественным. А еще, наверное, его раздражает, что его личная жизнь так тесно переплелась с жизнью их семьи. Вероятно, они ему изрядно надоели, и он сам не рад, что перебрался к ним, но все свои мысли Роза держала при себе. В конце концов, как только с выставкой будет покончено, Фрейзер будет волен делать все, что ему заблагорассудится. Наверняка он тут же съедет от них, вернется к себе в Эдинбург. И скатертью дорога! В глубине души Роза была только рада тому, что больше она не будет сталкиваться с ним нос к носу каждый день. Такая постоянная близость давалась ей весьма тяжело, особенно при мысли, что она потеряла его навсегда.

Фрейзеру удалось сделать из предстоящей выставки настоящее событие, можно сказать, сенсацию. Интерес публики был огромным. Правда, до поры до времени они ничего не говорили Джону, а тот был по-прежнему уверен, что люди повалят на выставку только ради того, чтобы поиздеваться над ним. А может быть, в глубине души он надеялся, что никто не придет. Ни одна живая душа! И слава богу, радовался он, но ни Роза, ни Фрейзер не торопились уверять его в обратном.

Но вот что Джону откровенно нравилось – так это проводить время в разговорах с Фрейзером, беседовать с ним о работах, которые до него еще никто не видел. Правда, он предпочитал вступать в объяснения лишь тогда, когда сам считал это нужным. В остальных случаях хранил упорное молчание. Сил, чтобы ездить в Эдинбург непосредственно перед открытием выставки, у него не было, а потому все необходимые материалы Фрейзер привозил ему на дом: планы, проспекты и даже макет внутреннего устройства галереи, воспроизводящий расположение залов с указанием точного метража каждого помещения. К макету прилагались тридцать пронумерованных кусочков картона, по одному на каждую картину для будущей экспозиции. И Роза слушала, как Фрейзер и Джон часами обсуждали, где и как лучше повесить ту или иную картину. Иногда эти обсуждения переходили в горячие споры и перепалки, но в итоге Фрейзер всегда был вынужден сдаться и уступить. Это его способность к компромиссам нравилась Розе особенно. Пожалуй, ее любовь к нему только возросла, хотя она и понимала всю тщетность своих чувств.

Фрейзер всегда оставлял за Джоном последнее слово, но, зная, как тот любит дискуссии и споры, он давал ему возможность выговориться и подискутировать всласть, повертеть проблему, как говорится, со всех сторон. Роза даже подозревала, что Джону были хорошо известны уловки его друга, но он при этом старательно делал вид, что спорит и ругается по-настоящему. Вот такая трогательная демонстрация дружбы двух хороших людей, которые, каждый по-своему, пытались выказать приязнь и заботу друг о друге, и оба делали это от всей души, намеренно отложив в сторону всякие разногласия.

Тильда тоже наезжала часто и проводила много времени вместе с ними, хотя вырываться в Грозовой дом ей удавалось не каждый день. Все же оставался ее бизнес, за которым тоже нужен был глаз да глаз. Дела в ее магазинчике шли не так уж чтобы очень. Во всяком случае, она не могла позволить себе финансово нанять продавщиц на полный рабочий день, а потому приходилось постоянно подменять кого-то и самой становиться за прилавок. Роза догадывалась, что если бы не ее работа, то Тильда проводила бы с отцом все свое свободное время. Она также видела, как тактично повела себя Тильда в сложившихся непростых условиях, давая и дочери возможность пообщаться с отцом столько, сколько ей хочется. Словом, пока обе женщины умело лавировали, уступая друг другу и не создавая излишнего напряжения в доме. Конечно, и без всяких слов было понятно, что Тильда все еще любит своего мужа, любит, несмотря ни на что. А ведь по его вине ей пришлось пройти через многое. Но Джон отвечал ей полной взаимностью. Когда они были вместе, их лица светились любовью, а обращались они друг с другом с такой нежностью, что это трогало до слез.

Тильда, проявляя отменную вежливость, всегда интересовалась у Розы, чем ей помочь, и та заранее придумывала для нее какую-нибудь работу. Главным образом, это была стирка, ведь в доме до сих пор не было стиральной машины. Иногда она просила Тильду побыть с Мэдди, пока сама будет разговаривать с отцом, и всегда Роза старалась сделать так, чтобы у отца и его жены было время побыть друг с другом наедине, чаще всего в комнате Джона.

Однажды она зашла к ним без стука уже под вечер, чтобы спросить, не принести ли им чаю, и застала обоих спящими. Голова Тильды покоилась на груди мужа, а он обнимал ее за плечи. Это был такой сугубо интимный момент супружеской нежности, что Роза поспешила ретироваться, тихонько прикрыв за собой дверь, чтобы не потревожить их. Но в глубине души она была рада, что увидела такую трогательную сцену.

По мере приближения даты открытия выставки Роза и вовсе предложила Тильде перебраться временно к ним и пожить всем вместе. Джон дал ей достаточно денег, и какую-то часть из них вполне можно было потратить на то, чтобы нанять на время управляющего магазином. Пусть тот руководит всем бизнесом до тех пор, пока того требуют обстоятельства. Пришло время, думала Роза, когда они с Тильдой не имеют права делить отца между собой, да и он не должен оказаться в ситуации, когда пришлось бы выбирать между близкими людьми, которых он так любит. И уж менее всего Роза желала, чтобы такая неловкая ситуация возникла по ее вине. Нет, она не станет чинить препятствий отцу ни в чем.