— Ура-а-а! Да, да, да! Мамочка, давай купим! Давай! — запрыгали они вокруг Ии, сидящей на ковре.

— У меня есть предложение получше, — поймав обоих, усадила рядом с собой. — Давайте купим новый дом. И там сделаем всё так, как хотим. В саду будем жечь костёр. В комнате повесим качели. Заведём собаку.

— Собаку? — не веря своим ушам, выдохнула Аринка.

— А как же папа? — спросила Вероничка, она всё же была постарше, понимала больше. Хотя то, что с папой у мамы всё как-то разладилось, понимали все.

— А папа останется здесь. Но будет приезжать к нам в гости. Так часто, как сможет, конечно.

— Мам, вы что разводитесь? — пытливо заглядывала в лицо маме Вероника.

Ия закрыла глаза и кивнула. Несколько раз. А потом снова посмотрела на девочек.

На одну, серьёзную, нахмурившуюся.

На другую, испуганную, расстроенную.

И слёзы, конечно, никто не заказывал, но они навернулись на глаза сами.

Ну вот, она это сказала. Назад пути нет.

Вытерла глаза.

— А нам к папе можно будет приезжать?

— Конечно, — обняла Веронику.

— А на море он с нами поедет? — прижалась к ней Аринка.

«Чёрт, я же обещала им перед школой на недельку в Хорватию, — обняла она дочь другой рукой. — Но так и не позвонила».

— Если захочет, — полезла в карман за телефоном, глянула на часы. — В Омише сейчас сколько? — спросила у молчаливо подпирающего стену Марко. — Не поздно, не рано?

— Кому ты собралась звонить?

— Не знаю. Стипо, — листая телефонную книгу, она встала и обернулась на девочек. — Пошлите, там бабушка пирог испекла. Давайте, давайте, вниз!

Марко остановил её, накрыл рукой телефон и достал свой.

— Давай я сам позвоню.

— Кому? Стипо?

Он кивнул. И проложил телефон к уху, когда пошли гудки.

— Алле? Тате?

«Тате?!» — вытаращила на него глаза Ия, когда и в трубку, и из трубки зазвучал непереводимый хорватский фольклор.

— Этот омишский пират твой отец?

Марко обнял её за шею, кивнул и прижался губами ко лбу.

«О, нет, нет, нет. Если ты думаешь, что я развожусь с Маратом, чтобы быть с тобой. То ты сильно, очень сильно ошибаешься», — вывернулась Ия из-под его руки.

Стремглав спустилась по лестнице. И замерла на последней ступеньке.

В прихожей стоял Марат.


Глава 64

Таким его Ия никогда не видела.

Он словно попал под грузовик и чудом выжил. А, может, не выжил, таким безжизненным, серым, убитым, мёртвым он казался.

— Ия, — он нерешительно шагнул к ней.

— Папа! Папа! — высыпали из кухни дети, но замерли на входе. Бабушка поторопилась загнать их обратно и плотно закрыть дверь.

Ия с Маратом остались одни.

Он словно резко стал меньше ростом. Бледный. Резко осунувшийся. Серьёзный.

Ия бы соврала, если бы сказала, что ничего не почувствовала. Хотела бы не чувствовать, быть выжженной бесплодной землёй, где не пробился ни росток жалости, ни стебелёк сочувствия, только бушевал огненный смерч справедливого возмездия и звучал адский смех отомстившей за себя женщины. Но, честное слово, ей было жаль.

Жаль, что до этого дошло. Жаль, что пришлось стать стервой. Жаль, что всё закончилось так.

Нет, Ие было не всё равно.

Ей было больно, горько, противно. От себя самой. От того какой он жалкий, растоптанный, размазанный. И вот теперь, без всех его букетов и преклонённых коленей, она видела раскаяние. Искреннее, неподдельное раскаяние. И отчаяние.

А ещё молчание, что звучало громче слов. Слов, что им двоим были больше не нужны.

В мире нет таких слов, чтобы описать отчаяние птицы, что падает с простреленной грудью, срубленного дерева, выброшенной на берег рыбы. Они ещё живы, но они уже мертвы.

Их безмолвный крик не режет уши. Их боль не плещется в глазах.

Так умирают чувства.

Никто не прочтёт панегирик на их похоронах. Никто не придёт оплакать.

— Документы на развод в кабинете на столе, — её голос звучал как чужой, но это был её голос. — У меня нет к тебе никаких имущественных претензий, Марат. Это твой дом. Твои машины. Твоя компания.

— А дети? — его голос тоже был тих, глух.

— Дети, конечно, останутся со мной. Но ты их можешь навещать и проводить с ними столько времени, сколько захочешь.

— Я знаю, что не заслужил даже того, чтобы ты меня выслушала, но я… — он шагнул вперёд, но Ия попятилась.

— Марат, не надо.

— И всё же… я хочу, чтобы ты знала. Я люблю тебя, — он сделал ещё шаг вперёд. И ещё шаг назад сделала Ия. — Все остальные для меня ничего не значат. Я всегда любил тебя. Только тебя. И наших девочек.

Она упёрлась спиной в стену. А он стоял так близко. Возвышался, прижав её к стене. Такой привычный, родной.

Едва пробившаяся щетина. Знакомый до боли запах.

— Ия, — выдохнул он, склонившись к её губам.

Сердце сжалось. Она испуганно закрыла глаза, дрогнув, перед тем как его оттолкнуть, забывшись всего на секунду.

И тут Марат с грохотом отлетел в сторону.

— Опрости, друже! Но эта женщина моя.

Марко поддёрнул рукава, обнажая цветной узор татуировок.

— Если хочешь мне возразить, — похлопал он по груди и развёл в сторону руки. — Давай, вот он я!

И чего угодно ожидала Ия, но только не того, что они сцепятся.

Но они сцепились, вывалились на улицу. И дрались не на жизнь, насмерть.

Марко был здоровым, но и Марат ему не уступал.

— Батюшки святы! — причитала прибежавшая на шум мама. — Ия, что делать-то?

— Ничего, мам, — села она на ступеньку, подперев голову.

Они рычали, орали, матерились на двух языках, обзывались, катались сцепившись по земле. Потом вставали. Пошатываясь, расходились в стороны. И снова налетали друг на друга.

Всё это происходило для Ии как во сне.

— Они же поубивают друг друга, — села рядом мама.

— Не поубивают, — покачала Ия головой.

На каждый удар, выкрик мама нервно вздрагивала и зажимала рот.

— Иечка, да что происходит-то?

— Что? — обняла её Ия. — Ничего. Люблю я его.

— Кого? Марата? — отклонилась мама, чтобы на неё посмотреть.

— Если бы, — усмехнулась Ия и встала. — Нет, вот того, по прозвищу Луд.

Она сбежала по ступенькам. И не останавливаясь, с разбега — они как раз снова разошлись — подпрыгнула, обхватила Марко за шею и впилась губами в его окровавленные губы.

Он подхватил её на руки. И ответил, жадно ответил на поцелуй.

— Джя̀вли тэ понэ̀сли, Луд! Чёрт бы тебя подрал, — шептала она.

— Во̀лим тэ! — ответил он. — Я так давно люблю тебя. Люблю. Во̀лим тэ!


Глава 65

Марко швырнул документы на развод Марату на стол, едва оба отмыли кровь.

— Подписывай!

— Да пошёл ты! — огрызнулся Марат.

— Хорошо, как скажешь, — подмигнул тот Аринке, и она, как ни старалась сдержаться, улыбнулась в ответ.

Мама Ии оказывала им на кухне посильную помощь, обрабатывая ссадины. Девчонки открывали лейкопластыри и подавали по очереди: то залепить нос папе, то заклеить бровь Марко.

— Вы что из-за мамы подрались, да? — с плохо скрываемым восторгом спросила Аринка.

Марат скупо кивнул и пожал плечами.

— Ты поиграл, да? — сама налепила ему на лоб пластырь, по-деловому, без страха, такая маленькая женщина, и понимающе кивнула. — Он здоровый, — она покосилась на Марко, который теперь кому-то звонил. — Ему проиграть не стыдно. Но он хороший, — успокаивала она отца.

Марат горько усмехнулся.

Ия стояла, прислонившись к стене и молча удивлялась, даже восхищалась как по-детски просто и легко всё решили дети. Без истерик и слёз, без капризов и психов.

Их дети. Их девочки — то, что у них на двоих с Маратом останется навсегда.

— У нас в школе тоже мальчики дрались, — разрывая упаковку ещё одного лейкопластыря, сказала Аринка. — Один упал и заплакал. Ему было больно и обидно. Но учительница помогла ему встать и сказала, что тому, кто сильнее, проиграть не стыдно.

— Кажется, нам пора сменить школу, — потрепала её по голове Ия и обратилась к Марату. — Ничего, если мы здесь недолго поживём? Пока я найду дом.

— Хорошо. Живите. Я сниму гостиницу, — он деловито развернул документы, словно и правда собрался их читать. Но потом молча открыл последние страницы, поставил по размашистой подписи. Отложил.

И вдруг закрыл глаза. Стиснул зубы.

— Пап, не плачь, — обняла его Вероника. — Мы будем к тебе приезжать.

— У Кати тоже папа с мамой отдельно живут, — погладила его по голове Аринка, — папа за ней в школу приезжает. Ты будешь за нами приезжать, правда?

— Обязательно, — кивнул он и вытер слёзы.

Ия тоже прослезилась. И какими бы не по годам мудрыми не были у них дети, Ия прогнала их наверх, к себе.

— Я тоже пойду, не буду вам мешать, — смахнула слёзы мама.

Но Марко её остановил.

— Марта Витальевна, вы, пожалуйста, останьтесь.

Пока они суетились, он звонил, а после того как Марат подписал бумаги, вышел и теперь прямо на подписанный «развод» положил гербовую бумагу.

— Это же, — по-стариковски на вытянутых руках подняла бумагу, украшенную водяными знаками, мама.

— Это и есть поручение вашего мужа, Марта Витальевна, — пояснил Марко.

— Что? — подслеповато прищурилась она. — Миллион долларов?

Ия покачала головой. У неё на эту цифру уже, похоже, развилась аллергия. Она невольно почесала руку. Марат хмыкнул.

— Это что?

— Простой вексель, составленный в кипрском банке на имя твоей бывшей жены её отцом, — ледяным тоном произнёс Марко. Упёрся руками с разбитыми костяшками в стол и навис над Маратом. — Какая ирония, правда? Ведь именно такая сумма была тебе так нужна. Именно за неё ты продал жену. Женщину, которой клялся хранить верность. Которую должен был беречь и защищать. Любой ценой. Если ты мужик.

— Да как ты смеешь, сука! — подскочил Марат. — Я не продавал…

— Сядь! — пригвоздил его взглядом Марко. И ведь тот заткнулся, послушался. — Ты неужели наивно думал, что я здесь просто так? Или думал мне правда нужна эта работа?

— А что тебе было нужно?

— Убедиться, что ты козёл. Как и подозревал Павел Михайлович. Потому он и не оставил деньги в компании, знал, ты запустишь в них лапу. Потому не передал их по завещанию дочери — понимал, что Ия отдаст их тебе сама.

— Ну а ты-то здесь причём?

— Я? — улыбнулся Марко и потрогал разбитую губу. — Ну как тебе сказать. При всём.


Глава 66

Марко опёрся спиной о кухонный стол, сложил на груди руки.

— Кто-то же должен был сделать всю эту работу. Аккуратно, незаметно, ювелирно. Чтобы ты и не понял, где именно тебя развели. Но при этом наглядно показать, как ты, четвероножно бодликаво травопасало, ради наживы легко откажешься от семьи, продашь жену и не погнушаешься пойти и на подлог, и на воровство. Это заняло у меня несколько больше времени, чем я думал, — он посмотрел на Ию, улыбнулся. — Но это стоило того.

— Ох, дети мои, — мама положила руку на сердце и встала. — Вы только, пожалуйста, больше не деритесь, а я пойду, лекарство приму, полежу. Для меня всё это слишком.

— Помочь тебе? — подскочила Ия.

— Нет, нет, — отмахнулась она. — Скажи мне только одно, Марко. Правильно ли я поняла, что компания моего мужа не была убыточной? Что вот все эти деньги, — она показала на вексель, — он ведь заработал?

— Конечно, мам, не была, — обняла её Ия, отвечая за Марко. — Его «старый «Москвич» оказался куда крепче, чем можно было ожидать. Папа был очень мудрым человеком, провидцем в своём деле и крепким, могучим дельцом. Он не прогадал, не ошибся, не проиграл. Ты можешь им гордиться.

— Я горжусь. Тобой. Ведь ты его дочь, — погладила она Ию по плечу и вдруг с удивлением уставилась в окно. — Иечка, там к вам гости.

— Я встречу, — Марко мягко остановил Ию и вышел сам.

— Ия, — опухшие глаза Марата сверлили её из-под красноты, что завтра грозила превратиться в чернильную синеву. — Я тебя не продавал. Не продавал!

— Правда? — усмехнулась она, глядя как тяжело ступая, вразвалочку к дому идёт уже знакомый ей пожилой араб. — Это ты ему скажи.

— Селим?! — снова подскочил Марат.

— И тебе не хворать, Марат Аркадьевич, — кивнул мужчина. Склонился к руке Ии. Потом очередь дошла до мамы. Целование рук её смутило, она порозовела, но ответила с присущим ей достоинством, без суеты.

Ию же куда больше занимала женщина, что вошла следом вместе с Марко. Даже то, как он придержал для неё дверь, уже говорило о том, что эта темноволосая пожилая женщина для него особенная. Не просто особенная — он был так похож на неё. Синевой глаз. Улыбкой. Осанкой. Этой прямой спиной, что характерна лишь для людей уверенных в себе, сильных, и, наверно, прекрасно осознающих свою привлекательность.